8
Зубатый отрешенно посидел несколько минут, затем вспомнил, что надо бы осмотреть комнату Саши, схватил с вешалки пальто, кепку и остановился на пороге.
Если сейчас уйти, то завтра вряд ли удастся вернуться, а послезавтра — инаугурация, и этот кабинет уже будет занят. Так что и отсюда уходить нужно навсегда.
Он вернулся к столу, выломал из большой рамки и сунул в карман фотографии Саши и Маши, подергал ящики — мелочь всякая, ненужный мусор, который выбросить не жалко. Потом прошел вдоль длинных шкафов с сувенирами, из доброй сотни блестящих безделушек выбрал холщовое полотенце с тканым узором — память о пивной ярмарке, и успокоенный, плотно притворил за собой дверь.
— До свидания, — обронил секретарше.
Во дворе дома, возле парадного, стояла еще одна машина, с московскими номерами, так что приткнуть свою оказалось некуда. Войдя в переднюю, он услышал из распахнутых дверей столовой воркующий баритончик Ал. Михайлова и тихий, виолончельный распев бесприданницы. И эти непривычные уху голоса как-то сразу сделали обстановку неузнаваемой, возникло чувство, будто Зубатый пришел в чужой дом и теперь по-воровски подглядывает за чужой, существующей без него жизнью, а своя тем временем отделилась от общего течения и ушла, как дорога, в бесприютное, осеннее поле.
Крадучись, он поднялся на второй этаж, на цыпочках пробрался в кабинет и там долго стоял, прислушиваясь и вспоминая, зачем пришел. И вспомнил, когда снизу донеслись голоса — кажется, обнаружили его присутствие и теперь искали. Зубатый достал ключи от комнаты Саши и так же осторожно пробрался к двери. И лишь когда открыл замок, увидел, что полоска бумаги с печатями аккуратно разрезана — кто-то открывал, кто-то уже побывал в комнате, причем тайно, с отмычкой, поскольку ключи все время находились в сейфе. Предупрежденная прокуратура сюда не сунется, жена хоть и просила открыть комнату, но сама бы никогда не решилась, поскольку относилась к опечатанной двери с каким-то опасливым благоговением да и не смогла бы подобрать ключи. Значит, сюда забралась бесприданница. Возможно, для того и появилась в доме, чтобы убрать из Сашиной комнаты компромат…
Ощущая редкостное состояние гнева и беспомощности, Зубатый переступил порог и закрыл за собой дверь на замок, поскольку в коридоре уже послышались шаги и громкий возглас Кати:
— Странно, нет нигде!..
Он не знал, что нужно искать — наркотики, фотографии, письма или еще какие-то свидетельства образа жизни сына; он просто двинулся вдоль стен, всматриваясь во все вещи и предметы аскетически обставленной комнаты. Зубатый не помнил, когда был здесь в последний раз, возможно, полгода или даже год назад, и потому не мог знать, что было и что могло исчезнуть. В школьное время Саша увлекался бодибилдингом (этот период совпал с охотничьим азартом), качался каждый день, соблюдал белковую диету, и с тех пор у него остались тренажеры, штанга, гантели, но почему-то пропали снимки Шварценеггера и прочих знаменитых качков, развешанные в ту пору по стенам. Вероятно, снял, когда изменились увлечения, да и фирменное никелированное и черненое железо превратилось в груду тусклого и пыльного металлолома, сваленного в углу, как некие материальные остатки далекого прошлого.
Да, период мужских устремлений сына был еще виден, но почему-то никак не отметился другой, актерский — ни фотографий знаменитостей, ни каких-либо чисто театральных предметов и вещиц, например, афиш и программок, если не считать засохший и почерневший букет роз. Кто его преподнес? За что?..
В коридоре опять простучали шаги, но мимо двери. Зубатый прокрался к столу, сел и подвигал ящики: еще собранные в детстве камешки, стреляные гильзы, тут же сломанная электронная игрушка, Несколько зажигалок и множество авторучек, фломастеров, пустых и давно засохших — одним словом, ничего, никаких записей, дневников и тем более, писем. Или кто-то, вошедший сюда раньше, все забрал?.. Компьютер в комнате был, однако тоже напоминал материальные останки и стоял на полу за диваном, покрытый пылью времен: увлечение этой игрушкой у Саши прошло очень быстро, еще в школе, и после этого он к нему вряд ли прикасался. И вообще, он всегда быстро чем-то увлекался, просил купить те же тренажеры, собак или ружье, но как-то очень уж быстро терял интерес и остывал.
Зубатый еще раз обошел комнату, посмотрел на корешки книг за стеклом шкафа — приключения и фантастика, давно, пожалуй, с седьмого класса не читанные. Учебники и книги по театральному искусству, которые должно быть, он иногда открывал, почему-то валялись на полу, наверняка брошенные незадолго до гибели. Две открытых книжки лежали справа от кресла, друг на дружке: верхняя, «Жизнь растений», развернулась веером и было не понять, в каком месте Саша читал, второй книжкой оказался Геродот, и открыта она была на странице, где древний историк описывал гиперборейцев, которые жили очень долго и когда уставали от жизни, поднимались на скалы и бросались в море…
Он вздрогнул и замер — Саша искал способ расквитаться с жизнью? Потому забрался на чердак девятиэтажки?
Нет, не может быть! Книги брошены давно, все покрылось пылью. Если и читал, то уж никак не перед смертью…
Он сел в кресло и стал смотреть в сводчатое окно, выходящее на реку: Саша сидел вот так же и смотрел на воду, зимой и летом; и на ту сторону смотрел, где стоят похожие дома, как на Серебряной. И о чем-то ведь думал, возможно, и решение уйти из жизни было принято здесь…
— Я слишком поздно родился, чтобы жить с вами, люди…
Но почему?! Закончилось увлечение жизнью? Много что попробовал, испытал на себе, в том числе и наркотики, после чего потерял интерес к существованию. Поздно родился! Мир и образ жизни в этом мире не устраивали его, и не потому ли он ринулся в театральную студию, в актерскую, придуманную, наигранную и иллюзорную жизнь?
Однако и она оказалась нестерпимой, ибо существовать в ней можно лишь имея характер и повадки Ал. Михайлова…
И все-таки, кто входил сюда и что вынес? Следов обыска незаметно, впрочем, если здесь побывала бесприданница, то наверняка знала, что и где лежит, взяла компрометирующие ее бумажки или предметы и вышла. Кажется, рылись в платяном шкафу, дверца приоткрыта, торчит рукав пиджака…
Хотя у Саши всегда был беспорядок, сам убирал редко, а мать или домработницу не впускал, запирая комнату на ключ. Постельное белье выдавал раз в неделю и получал новое, как в общежитии…
Зачем он это делал? Что скрывал? Может, какие-то тайные детали своего существования?.. Зубатый открыл шкаф — мебель во всем доме была антикварной, отреставрированной, однако сохранившей запах старины — по крайней мере, так казалось. Вместе с рубашками, свитерами и брюками висел костюм магистра — черная мантия и четырехугольный колпак с кисточкой. Вещь для сына странная, неожиданная, но если вспомнить, что учился в студии, то все объясняется: принес из театральной костюмерной, к примеру, для репетиций и забыл сдать… Но что он репетировал?
Под одеждой, внизу, оказалась картонная коробка, замотанная скотчем, и довольно тяжелая — пожалуй, единственный закрытый предмет, и потому Зубатый достал складной нож и разрезал упаковку…
То, что было там, в руки брать не хотелось, но одновременно и не открывало никакой тайны. Побуревший от времени, наверняка выкопанный из могилы череп, лопаточная, скорее всего, кость и муляж скованных наручниками, отрубленных гипсовых рук со струйками нарисованной крови. Тут же лежал явно бутафорский кинжал с красными пятнами на лезвии и настоящая фашистская бляха полевой жандармерии.
То, что Саша одно время увлекался сатанизмом, Зубатый узнал лишь после его смерти от начальника УФСБ, который в общем-то и успокоил, что это лишь веяние моды, дурь золотой молодежи и ничего серьезного. По-видимому, так оно и было: коробка с атрибутами, впрочем, как и черная мантия, находились в шкафу невостребованными и напоминали сваленный в угол металлический хлам тренажера — символа физической силы.
