– Яка боярышня? – опешила старуха.
– Молодая да гарная дивчина, что к Космачу пришла.
– Ни, нема дивчины, – глазом не моргнув, запела она. – Та ж и не видали. Ляхи погани, шо собак пострелялы, казали, жинку шукаем. Как така жинка?
– Ты мне сказки не рассказывай, Агриппина Давыдовна! – рассердился Кондрат Иванович. – Кобель в вашем дворе на цепи, а говоришь, боярышни нет. Он от хозяйки не отстанет.
– Та ж приблудился кобель!
– Будет врать-то! Ты кого обмануть хочешь, старая? Ну-ка веди в хату, показывай!
– Кажу нема некого!
– А я вот сам посмотрю, ма или нема! – Хотел обойти, но старуха встала грудью.
– У мени в хате не прибрано! Не можно, Кондрат! Надысь постирала та трусы на бичовку развисила. Колы трусы побачить хочешь – ходи!
– Ладно, позови мне деда!
– Ой, та ж вин уторую годину лежит! Ни есть, ни пить не просит.
Комендант понял, что натиском тут ничего не добьешься, и пошел на попятную.
– Агриппина Давыдовна, я знаю, боярышня у вас. Мы с ней договорились, чтоб к вам пошла. Поговорить с ней надо!
– Ой, Кондрат, не знаю, як и подмогнуть тебе. Немае, уйшла, мабуть, у лис ли чи шо… А твою хату спалылы, ироды?
– Не могла она уйти, понимаешь? У них обычай такой: если обещала ждать в одном месте, будет ждать, хоть весь мир к чертовой матери. Умрет, а не уйдет.
Старуха горестно покачала головой, подтянула концы черного платочка.
– Який добрий обычай… Та вже ж доля наша, чоловика ждешь, ждешь… Ты у суде быв, Кондрат?
– Значит, так, Агриппина Давыдовна. – Комендант уже злился. – Передай боярышне: Юрия Николаевича, должно быть, арестовали в Москве, точно установить пока нельзя. Пусть она сидит и не высовывается. Я тут кое-какие меры буду принимать…
– А шо, Кондрат, вина настояща боярышня? – Старуха будто и не слышала просьбы.
– Как же! Родовитая.
– Я же ж думаю, та шо ее шукают?
– Передай что сказал. Пусть потерпит, подниму общественность, суд и прокуратуру, выручу я Юрия Николаевича. Утешь ее, чтоб сильно не переживала.
– Та ж передам, колы увижу, – горестно согласилась старуха, проявляя стойкость. – Мабудь, прибьется. Кобель же ж прибился…
Комендант не стал больше спорить: скрытность Почтарей сейчас была во благо. Ушел в избу к Космачу, печь затопил, картошку варить приставил и принялся наводить порядок – со своей точки зрения, поскольку у хозяина даже в самые лучшие дни был беспорядок полнейший. И когда вымыл пол, взял жеребца под уздцы и повел поить, а заодно посмотреть, не наследил ли кто за ночь.
Лыжниц было много, но все старые, оставленные оцеплением, и свежих вроде бы не видать. Вернувшись, привязал коня во дворе, вытащил скребки, щетки и принялся чистить. Вроде спокойно и в лесу за рекой, и в деревне, а если оставили человека, то он, скорее всего, сидит где-нибудь с оптикой и лишь ночью проявит себя…
И чтобы уж все дела закончить на улице, а потом затаиться и ждать гостей, пошел к столбу, щелкнул пускателем, а свет не горит, пригляделся – лампочка разбита. Или вчерашняя банда напакостила, или после уже кто-то кокнул, приготовился к ночной вылазке…
Запасные лампы были, но сгорели в доме, и достать их можно только в городе. Раздосадованный Комендант направился было в избу, но увидел: по улице человек идет, размашисто, торопливо, оступается в глубокие колеи. Напротив Почтарей стал, потоптался, верно, свет в окне увидел, однако не зашел – значит, не за горилкой. Кондрат Иванович двинулся к нему навстречу и тут узнал – один из журналистов, тот, что ружьем от Фиделя заинтересовался.
– Вижу, что-то забыл? – громко спросил Комендант. – Может, новые вопросы появились?
Парень подошел вплотную, глянул растерянно и жалко.
– У нас случилась… неприятность. У нас машину угнали!
– Это как понимать? – совсем уж глупо спросил Комендант.
– В прямом смысле! Приходим от вас, машины нет. – Парень совсем не держал удара, чуть не плакал. – И женщины в харчевне ничего не видели. А «фольксваген» стоял на сигнализации и напротив их окон! Незаметно угнать невозможно! Вообще никто и ничего не видел… Просто заколдованное место! Или проклятое… Назад шли, упал и разбил фотокамеру «Никон»…
– Скорее заколдованное, – уточнил Кондрат Иванович. – Милиция приезжала?
– Они сообщение приняли и все! Говорят, идите в дежурную часть райотдела, пишите заявление…
– Какая от меня помощь нужна? Говори, не стесняйся.
– Наша газета… В общем, решено провести собственное расследование.
– У него все еще губы тряслись. – У нас сложилось впечатление… Налет силовиков на вашу деревню и угон машины связаны.
– Вполне возможно.
– Вы тоже так считаете?
– Не исключаю.
– Силовики пытаются нам воспрепятствовать. Кому-то невыгодно, чтоб все это попало в прессу. А таким человеком может быть только один… Тот, что из Москвы.
– Правильно, молодец.
– Но вы сказали, он скрывал, кто, откуда…
– Не представился, но зовут его Малышев Евгений Анатольевич.
Журналист быстренько записал и слегка вдохновился.
– А кто он, известно?
– Да кое-что известно, – ухмыльнулся Комендант. – Хотя и регалии его тщательно скрывали.
– Так кто же он?
– Я уверен, твоего редактора, газету и тебя съедят с потрохами. Как только назовете контору, в которой он служит, и привяжете ее к погрому.
– Мы назовем!
– Потому что машину угнали? Из чувства мести?
– Ну почему же… из мести?
– Когда профессионализм подменяется индивидуализмом, ничего другого в душе человека не рождается.
Журналист попробовал осмыслить услышанное, но спешил, и думать было некогда.
– Я вас прошу… – Видимо, хотел назвать по имени-отчеству, но в тот миг забыл. – Кто этот Малышев?
– Пиши! Советник председателя правительства.
Парень ничего писать не стал, но будто немного присел, словно птица, готовая вспорхнуть.
– Чем он занимается? Этот советник?
– Тебе разжуй и в рот положи! Сам выяснишь, не знаю.
– А информация достоверная? Он же вам не представлялся и документов не предъявлял. Каким образом?..
– Эх, брат… – вздохнул Комендант. – Зашли бы ко мне чаю попить, я б вам растолковал, как следует собирать информацию. Мне не надо предъявлять документов, я их сквозь карманы вижу.
– Нет, я серьезно… Вы понимаете, это очень важно… Меня спросят! Кто вам сказал, что этот человек – Малышев и работает в правительстве?
– Да понимаешь, в чем дело. – Кондрат Иванович заложил руки за спину и пошел в сторону пепелища. – Стариков отовсюду повыгоняли, за убеждения, за службу тоталитарному режиму… ну и потому,
