избегать. Но терпеть ее нытье, прятать от нее неживописные трупы охранников, выдумывать на ходу байки… Нет уж, увольте.
Это «увольте» было образчиком черного юмора в исполнении агента Сорокина. Уволиться из СФК, особенно сейчас, можно было только со штампом «посмертно».
– Докладывай, – сказал голос Пардуса.
Полковник всегда жертвовал мишурой уставных приветствий ради быстроты и эффективности работы. Сорокин поспешил отрапортовать, начав с успешной зачистки дома и закончив прибытием гостей.
– Антон Зверев, – повторил Волох. – Так-так. Ты не уточнил, что препятствует поступить с ним согласно особому предписанию.
– У меня сложилось впечатление, что объект «малах» ему покровительствует, – осторожно заметил Михаил. – Из осторожности я ограничился тем, что поместил Зверева и остальных под охрану. Объекту «малах» предоставлена свобода передвижения.
«И он пользуется этим, чтобы сидеть на крыше, как на насесте. Из всех психов, встреченных мной в последнее время, он самый-самый».
– Такой выбор действий я одобряю, – сказал Аркадий Волох после паузы. – Можно… Нет, ограничимся тем, что сделано. В течение десяти минут прибудет вертолет с командой медиков, их надо принять и разместить. А я пока подберу оперативную группу, которая займется гостями.
– Команда медиков? – удивленно переспросил Сорокин. Он обнаружил, что информирован гораздо слабее, чем полагал.
– Ну да, – в голосе Волоха послышалась ирония. – Или ты собираешься сам извлечь трехмесячный эмбрион из матки Дарьи Завады?
И вслед за этим он исчез, оставив зуд в барабанных перепонках и выражение безмерного удивления на лице федерального агента Сорокина.
Антон вспоминает.
Чтобы отвлечься от мыслей о Марте, он увлекается топологией этого странного дома. Его трехмерная модель живо встает у хакера перед глазами. От нее он приходит к воспоминаниям об игрушечном наборе «Хрустальный мир», который подарил на шестилетие собственному сыну.
«Хрустальный мир». Нечто среднее между конструктором и головоломкой. Тысячи моделей, записанных в молекулярную память элементов из «жидкого» морфопластика. Плюс неограниченные возможности для собственной фантазии. За неделю увлеченной возни Влад слепил Башню. Неземное сооружение, вызывающее ощущение тревоги своими вывернутыми формами.
«У меня нет и никогда не было сына, – между делом подумал Антон. – Это опять память того эколога».
«Хрустальный мир» быстро наскучил своему владельцу, но Башня стояла на специально отведенной полке, даже когда он навсегда покинул свою комнату. Пока, во время очередного припадка, Наташа не выкинула ее в утилизатор. Это случилось за две недели до роковой семейной поездки.
Отключить домашнюю систему ПВО нормальным путем не удалось. Она вульгарно требовала пароля, известного только одному из покойных операторов. Пришлось напустить к ней в базис тайских вирусов. За пять минут работы они привели ее в полную негодность, нарушив тончайшую логику баллистических расчетов и сожрав подпрограммы селективного сопровождения целей.
Не успел Сорокин выслушать доклад об этом, как ему сообщили, что на посадку заходит грузовой вертолет без опознавательных знаков. В ходе радиообмена пилотом были названы все необходимые коды.
Из кабины вылезли три деловитых мужика в одинаковых плащах из микропоры. Двое из них тащили объемистые кейсы.
Третий, щеголявший ежиком, крашенным в стальной цвет, протянул Михаилу левую руку. Правая, упрятанная в прозрачный футляр, оказалась швейцарским хирургическим протезом – сложнейшей на вид конструкцией из никелированных щупов, лезвий и зажимов. Поймав взгляд Михаила, направленный на это биокибернетическое чудо, медтех улыбнулся и сказал:
– Я эту дрянь ношу не все время. Нацепил заранее, чтобы не возиться. Клиент настаивал на срочности, – под футляром неприятно, с тихим гудением зашевелилось. – Где наша пациентка? – он подмигнул.
– Следуйте за мной, – скрывая отвращение к этому веселому потрошителю, сказал Михаил Сорокин. Честный убийца, он всегда отключал на время работы свои эмоции. – Мы подготовили отдельную комнату.
– Нам понадобится стол, – говорит главный медтех; он просит называть его Свен, – и стакан холодного тоника.
«Чистый тоник, без виски, мартини или другого дерьма. Ясно?»
– Большой плоский стол. Да, такой подойдет. Здесь есть поблизости умывальник с горячей водой? Мне придется ополаскивать Дядюшку Щекотальника, – он поднимает свою киберконечность и разражается икающим хохотом.
– Умывальник там, – Сорокин указывает в сторону ванной комнаты. Его голос звучит ровно. Он думает, что Старший Жнец был вовсе не таким уж засранцем.
– Замечательно.
Ассистент Свена помогает ему снять плащ, Второй достает из кейса и раздвигает штатив- треножник. На нем будет крепиться один из четырех портативных прожекторов.
– Я думаю, пациентке уже можно давать наркоз.
Третий ассистент заряжает ампулу в пневматический инъектор.
– Его проводят, – Сорокин кивает одному из своих людей. – Когда… пациентка уснет, ее надо перенести сюда?
– Да, разумеется, – Свен вынимает из кейса расфасованные куски прозрачного желе – стерильные биомаски. – Скажите, чтобы захватили простыней. Здесь будет чертовски грязно, когда мы закончим. – И снова этот отвратительный смех.
Антон выходит из комнаты.
Следом за ним, озираясь, идет Женя Климентов. В правой руке у него пепельница из зеленого кристалла. Ее граненый бок и плоское донышко испачканы красным. В комнате остаются пожилой японец и охранник-федерал, лежащий поперек кресла. С его безвольно свисающей головы капает кровь.
А произошло это так.
Японец обратился к охраннику. Помогая себе жестами, объяснил, что хочет в туалет. Нормальная такая просьба.
Но что-то федералу не понравилось. Он встал, подошел к японцу. И, нагнувшись так, что расстояние между их глазами сократилось до десяти сантиметров, сказал:
– Ты, желтый, нормально можешь разговаривать? Японец смолк. В звуках чужого языка ему послышалась угроза. Не понимая смысла, он точно уловил интонацию. Охраннику хотелось применить силу. Без всякого повода. От скуки.
– Что смотришь? – бросил он поспешно отвернувшемуся Климентову. И снова японцу: – Ну? По- человечески говорить будешь, падла?
Японец промямлил что-то. Охранник растянул губы в неприятной пародии на улыбку. Тряхнул ладонью, собирая ее в кулак.
И тут майор Климентов ударил его в голову пепельницей!
Его правая рука, вцепившись в семисотграммовый кусок стекла, описала широкую дугу. Всех хваленых рефлексов федерала хватило, чтобы повернуть голову, избежав прямого удара в висок.
Это сохранило ему жизнь. Возможно. Повреждения, нанесенные его черепу, оставались слишком серьезными. Крякнув, он повалился на кресло и замер.
Евгений Климентов не задумывался, почему он это сделал. Никто у него и не спрашивал.
Антон обыскал тело. Под серым однобортным пиджаком нашлась облегченная кираса с гелевой
