Пистолеты вашей работы и надежно заговорены. Раньше осечек не было,
Айзенбард примет в ладони вытянутые рукоятки. Ощупает накладки из резной кости, черного дерева и серебра. Под его пальцами запоют наговоры и Верные Слова. Да, и правда гномья работа. Об этом надежней всего говорит рунная вязь на длинных стволах. Такое оружие должно стрелять без помех.
Но этой ночью враждебное влияние делало все наговоры такого рода бесполезными. Проклятие усилилось, растеклось за отведенные ему пределы, как морская вода в час прилива.
С неприятным чувством под ложечкой Айзенбард поймет, что не все идет согласно плану.
Антон не знал, кому пришло в голову сделать вход в игру именно таким. В виде помещения старой католической церкви. С рядами деревянных скамеек и высоким потолком, с которого на толстых цепях свисали подставки для свечей. С множеством фресок и огромными витражными окнами.
Окна были прямоугольные, с закругленным верхом. Запечатленные в их разноцветных стеклах сюжеты крутились вокруг двух тем. Поднятия Архипелага из предначальных глубин и бесконечной войны жителей Островов с Меерфольком, воплощением злых сил Моря.
Последние, как правило, изображались в виде гигантских волн, сметающих все живое. Но сегодня Антон с удивлением обнаружил на одном из витражей самих обитателей пучины, выходящих на берег из яростно кипящих вод.
В этой картине преобладали осколки зеленого и бирюзового цвета. Падающий сквозь них солнечный свет производил впечатление, что за окном – сумрачная водная толща. Это неплохо сочеталось с чудовищным обликом огромных воинов Морского Народа, разламывающих остров своими трезубцами. Искаженные лица крошечных людей, на которых рушились крепостные стены, напомнили Антону картину «Последний день Помпеи».
Хакер поежился, спеша шагнуть прочь. Подальше от топкой лужицы зеленого света, разлитой на полу перед витражом.
За левым плечом Антона, где, по заверению индейских магов, человека поджидает его собственная смерть, раздалось деликатное покашливание.
Справедливо рассудив, что смерть не будет пытаться привлечь его внимание таким вежливым образом, хакер обернулся. Испытывая чувство глубокой досады, причины которого пока не понимал.
– Никому не нравится этот витраж, – сказал низенький, скособоченный старик в монашеской рясе.
Ряса, когда-то черная, выцвела со временем до неопределенно серого цвета. Ее перепоясывала веревка с разлохмаченными концами. Откинутый за спину капюшон открывал морщинистую шею с некрасивой россыпью родинок. Над ней – торчащий подбородок с глубокой клиновидной впадиной. И устремленное к длинному, немного крючковатому носу лицо.
Сплющенное с боков, оно казалось птичьим. Не только из-за носа. Слишком далеко разнесенные глаза цвета крепкого чая смотрели на собеседника по одному. Их хозяину приходилось поворачивать голову. То влево, то вправо. Если бы у воронов от старости выпадали на голове все перья, получалось бы очень похоже.
– Никто не любит вспоминать о собственной ничтожности, – старик посмотрел на Антона левым, потом правым глазом. – О том, что всему приходит конец.
У ног старика, обутых в плетеные сандалии, стояли два жестяных ведерка. В одном из них Антон заметил связку кисточек. Старик поставил свою ношу на пол, перед тем как привлечь внимание Антона. Хакер мешал ему пройти.
– И в итоге? – спросил старик, продолжая разглядывать Антона в своей птичьей манере. Сам же ответил: – В итоге «вж-ж-жик», и все. Нет больше трухлявого мешка, набитого смешными амбициями, тщетными устремлениями и пустыми риториками. Распоролся. А внутри оказалось что? Как обычно. Прах. Вы не могли бы отойти, молодой человек?
Антон не сразу понял, что теперь старик обращается непосредственно к нему. Сообразив, он поспешно шагнул в сторону, бормоча извинения. Старик с кряхтением нагнулся, подхватил свои ведра. И вразвалку проследовал мимо Антона, качая головой.
Оказалось, что причиной его малого роста и кривой осанки был горб. Такой несуразно огромный, что казалось – он вот-вот перетянет и опрокинет старика на спину. И тогда он будет лежать, шевеля конечностями и выкрикивая проклятия.
Эту неаппетитную картину вытеснили из головы Антона слова старика. Под «трухлявым мешком» он имел в виду человека. Homo. Да, неудивительно, учитывая, в каком состоянии находится его собственная телесная оболочка.
Но почему «вжик»? Почему, скажем, не «бах» или «бац»? Или не тупое американское «упс», намекающее на роковую случайность и Фатум вообще? Почему именно это вербализированное гудение вспарываемого чем-то острым воздуха? Назойливое. Неприятное. Неотвратимое.
Глядя вслед старику, Антон испытал сразу два крайне неприятных ощущения.
Одно, чисто физического свойства, скомкало его кишки рвотным спазмом. Антон заметил, как шевелится задрапированный складками рясы горб.
Так могла бы шевелиться личинка хищного насекомого. Собираясь прорвать сожранное изнутри тело носителя. Расправляя еще мокрые слюдяные крылья и готовясь к первому свободному полету. Да, сложенные, дрожащие в нетерпении крылья – вот на что это было похоже.
Второе ощущение было другим. Оно коренилось глубже, чем дергающийся от гадливости желудок. Чувство сильнейшей досады, впервые испытанное две минуты назад. Теперь Антон знал его природу.
Горбун видел его. Видел. А это означало, что Антон больше не был «призраком».
Не быть «призраком» – это принимать на веру сверкающую фальшивку Виртуальной Реальности. Утратить способность объективного восприятия. Позволить картинам несуществующего возобладать над своим разумом и волей.
Стать такой же частью Мультиверсума, как любая интерактивная программа, наделенная функцией выбора альтернатив. Тем, что на сегодняшний день считается пределом развития искусственного разума.
Вера в незыблемость, в реальность виртуальных законов ставит человека, творца этих законов, на одну доску с теми, кто является их прямым порождением.
Антон на своей шкуре почувствовал, что такое падать с Небес.
Они вошли в зал, предназначенный для офицеров, после того, как двое последних стражников спаслись бегством. Один выбил собой окно, грузно вывалившись на улицу. Другой воспользовался дверью, повисшей теперь на одной петле.
Пираты был спокойны – беглецам не уйти далеко. Во всех прилегающих кварталах засели их люди. Время дать панике распространиться наступит позже. Айзенбард, Мэри и Четыре Руки еще не закончили развлекаться в таверне.
– После вас, мадам, – галантно предложил Четыре Руки, уступая дорогу Мэри Кровь.
Хмурый Айзенбард топал впереди, сгибая и разгибая свою удивительную саблю. Его внимательные глаза обшарили небольшое и гораздо более опрятное, чем главный зал, помещение.
Здесь на столах даже были льняные скатерти.
Четверо «береговиков», коротавших за этими столами ночь, выглядели куда представительнее своих незадачливых подчиненных, перебитых в соседней комнате. Отменно сидящие мундиры, блеск полированных кирас, дорогие рукояти мечей – сразу видно, большие шишки.
Увлекшись игрой в кости и распитием вин из «офицерского» погреба, они даже не обеспокоились шумом драки. Обычное дело.
Однако выстрелы и особо громкие предсмертные вопли разбудили в них интерес.
Старший среди играющих, капитан Берес, послал своего ординарца, того самого меткого полуэльфа, узнать, в чем дело. «И пусть принесут еще вина!» – крикнул он ему вслед.
Капитану Бересу хватило одного взгляда на вошедших. Поднявшись, он смешал кости и потянул из прислоненных к стене ножен двуручный офицерский палаш.
– С вином придется обождать, господа, – сказал он звучным голосом. – У нас особые гости.
