отказаться от войны с Бенитом, жить с молодым сенатором в дружбе и мире. Помпоний Секунд не желал внимать звонившим, швырял трубку. Тогда звонили другие (или все те же?) и угрожали недвусмысленно. И опять Секунд не желал слушать, опять прерывал разговор.
Помпоний побывал у Юлии Кумской. Ему нравился ее дом — не шикарный, но обставленный с необыкновенным вкусом, где каждая вещь подбиралась, как кусочек смальты для мозаики, ложилась в свое гнездо, и создавалась картина. Ничего особенного, ничего слишком уж дорогого, кричащего. Бюст на подставке, шелк песочного оттенка, зеленоватый ковер на полу, занавеси плотные, двухцветные. Кофейная чашечка с золотым ободком. Придя в этот мир, не хотелось уходить, особенно когда за окном проливной дождь. Здесь от каждой вещи исходило тепло. Будто не кошка лежала на вышитой подушке, а гений. А может, в самом деле это гений? У любого человека есть какой-нибудь талант. У некоторых — создавать такие дома.
— А может, Бенит и не так плох? — проговорила Юлия задумчиво, откладывая письмо. — Я рада, сиятельный, что ты так озабочен судьбою Рима. Но, кто знает, может, Бенит — новый Юлий Цезарь?
— У нас уже был император, мнящий себя Юлием Цезарем. — Помпоний всегда недолюбливал Руфина и этого не скрывал. — И сколько людей стали несчастными!
— Правителя не должны интересовать отдельные судьбы. Ему надо думать о процветании государства в целом. А кто там гибнет и как — не все ли равно.
Помпонию показалось, что он ослышался. Прежде Юлия никогда так не говорила. Они смотрели друг другу в глаза. Юлия улыбалась чуточку растерянно. Она явно пожалела о внезапной своей откровенности.
— Бенит вчера говорил то же самое, — не без сарказма заметил сенатор. — Не его ли слова ты повторяешь?
— Да, прежде я не принимала Бенита всерьез. Но я переменила свое мнение. И в лучшую сторону. А впрочем, обо всем этом не стоит думать. Я играю. И этим живу.
И не подписала письмо.
Норма Галликан возилась со своим малышом в таблине клиники. Малыш сидел на детском стульчике и весело гукал, раскидывая по полу таблицы с данными о пересадках костного мозга. Норма в черной тунике, в черных брюках в обтяжку, коротко остриженная и неимоверно похудевшая, выглядела то ли девочкой, то ли старушкой — не поймешь.
— Бенит? Мерзавец! — вынесла Норма Галликан приговор и тут же подмахнула письмо. — Триона так и не нашли? — спросила она зачем-то у Помпония. — Мне удалась последняя пересадка. Не хочешь взглянуть на счастливчика? Не хочешь — как хочешь! Тогда иди отсюда и не мешай. У меня уйма дел. Не до твоих мелочей.
От Нормы Помпоний отправился к Луцию Галлу, но того не оказалось дома. Так сказал слуга, на мгновение приоткрывший дверь и тут же ее захлопнувший. Было уже поздно. Сенатор поехал домой. Машина затормозила у дверей. И тогда от колонны портика отделился человек, закутанный в блестящий плащ, и подбежал к машине.
— Мне надо с тобой поговорить, сиятельный, — заявил незнакомец, клацая зубами. Он промок насквозь.
— Кто ты?
— Понтий. Я — человек. И я одновременно — исполнитель желаний. То есть я исполнял желания. А теперь меня отправили строить этот дурацкого Геркулеса. А я не для этого подался в исполнители.
Помпоний распахнул дверцу, и Понтий плюхнулся на сиденье. В машине было тепло. Понтий блаженно вздохнул. Струи дождя били по стеклам. Хорошо сидеть в машине и ехать, и ехать неведомо куда. И в конце пути откроется удивительный край, где зелень, и солнце, и храмы. «Элизии, что ли?» — сам себя одернул Понтий.
— Знаешь, что за существа служат у Бенита исполнителями желаний? Нет? Почти все бывшие гении.
— В этом еще нет ничего криминального.
— А если я скажу, что это они разгромили редакцию «Либерального вестника»? И именно они сожгли базилику.
— У тебя есть доказательства?
— Я видел это сам.
— Мне нужны доказательства, — сухо сказал Помпоний Секунд. Парень ему не нравился. Похож на мелкого доносчика. Из тех, что шакалами вились вокруг крупной дичи во времена Тиберия или Нерона и доносили, чтобы захапать долю наследства несчастной жертвы. Чего добивается этот тип? Денег? Славы? Мести?
— У меня есть фото, — Понтий протянул сенатору конверт. — Только с условием: ты возьмешь меня к себе на службу.
Ага, вот и награда. Не доля имущества, но тоже кое-что существенное.
— Кем хочешь работать?
— Кем угодно. Но чтобы денег побольше.
— Хочешь быть моим клиентом? Парень отшатнулся.
— Ну нет! Клиентом — это уж дудки. Клиентом — ни за что! Ищи другого дурака.
— Секретарем будешь работать?
— Это пожалуйста.
— Дашь показания в суде?
— Дам, — отвечал Понтий почти без запинки. — Не хочу никому прислуживать. Ни гениям, ни людям. — Запечатанный конверт лег на колени сенатору. — Когда Бенита скинут, вели убрать эту дурацкую статую с берега Тибра.
— Ступни Элия, что ли? — спросил сенатор.
— Именно, — сквозь зубы процедил Понтий. Дело сделано, надо выходить под дождь. Понтий поежился.
— Будь осторожен, — зачем-то напутствовал его сенатор.
— И ты тоже, сиятельный. Спечешься — и мне конец.
Глава 19
Апрельские игры 1976 года (продолжение)
«Дожди не прекращаются. Италии угрожает наводнение. Виды на урожай неутешительные».
«Сегодня — день Юпитера, виноградной лозы…»
Сенатор Помпоний Секунд вышел из дома, пытаясь зонтом прикрыться от хлещущих струй. Тога сразу сделалась мокрой. Машина сенатора стояла чуть поодаль. Вернее — ему показалось, что это его машина. Подойдя ближе, он различил сквозь стену дождя, что машина окрашена не в пурпур, а в черный цвет. Ему стало не по себе. Он хотел вернуться в дом и позвонить в гараж, но тут чьи-то крепкие пальцы ухватили его за локти и толкнули к машине. Секунд попытался сопротивляться. Подметки сандалий заскользили по мостовой. Порыв ветра вырвал из рук зонтик и взметнул вверх — к верхушкам исхлестанных дождем кипарисов.
— На по… — раскрыл было рот Помпоний, но вопль захлебнулся.
Мокрые от дождя руки втолкнули его в машину. Запах пыли и влажной шерсти, пота и вина ударил
