небольшой флакон. Но, несмотря на малые размеры, она с трудом удерживала его в руках.
— Трион велел отвезти туда вот это. В бутылке — радиоактивная жидкость. Я должна вылить ее в священные часы в храме Кроноса. Знаете, что это означает? — Оба «репортера» разом замотали головой. — Время начнет метаморфировать и потечет вспять. Что вы думаете по этому поводу?
Лапит промолчал, а Квинт осмелился предположить:
— Богам не стоит близко приближаться к людям — это слишком опасно.
Их загадочная собеседница кивнула:
— Чистая правда. Но я не повезу эту бутылку в святилище. Я исчезну. Надеюсь, вы опубликуете мое заявление прежде, чем люди Триона меня найдут. Кстати, об этой бутыли и поручении Триона не стоит сообщать. Ни богам, ни людям. К счастью, боги здесь не появляются. Слишком высокий фон.
Что подразумевалось под словом «фон», ни Квинт, ни Лапит не знали.
Женщина поднялась, махнула рукой, будто небрежно мазнула по невидимому листу, вычерчивая вопросительный знак, и направилась к выходу. Мужчины, сидящие за столиками, провожали ее взглядом. Квинт развернул бумажку и пробежал глазами первую строчку. Прочел… и тут же вновь свернул записку.
— А ведь ты не репортер, Лапит, — сказал он, глядя на дверь, в которую только что вышла их странная знакомая.
— Как и ты, — отозвался старик. Лапиту не хотелось читать таинственную записку. У него было нехорошее предчувствие.
— Кому ты служишь, Лапит?
— Богам…
Квинт скривил рот, давая понять, что оценил шутку.
— А я — первому префекту претория. И что же нам делать?
Лапит наконец развернул листок и прочел. Почерк был мелкий, убористый, но четкий. По мере того как Лапит читал, остатки волос у него на макушке вставали дыбом. Предчувствие не обмануло старого фрументария.
— Мы с тобой оба подонки, Лапит, как и положено быть фрументариям. Иначе не выжить. Но нам придется пойти в «Акту диурну» и передать послание. Клянусь Момом, покровителем свободы печати, это единственный выход.
Лапит хотел возразить, но только насчет подонков.
— Ведь мы оба готовы сдохнуть за этот паршивый мир, не так ли, Лапит?
— Конечно, — согласился старик. — Потому что лучшего просто нет.
Лапит не очень верил, что коллективный поход в «Акту диурну» даст результат. Но сам он ничего предложить не мог. Разумеется, он сообщит Меркурию о результате своих расследований. Но потом. Сейчас у Лапита на это не хватало смелости.
Женщину звали Норма Галликан. Она была дочерью префекта претория, возглавлявшего войска в Третью Северную войну. И одним из ведущих физиков в лаборатории Триона. И она была посвящена во все подробности разработок. Трион нарушил запрет богов.
В комнате Мома, бога злословия и насмешек, пахло старой, хранящейся многие-многие годы бумагой многочисленных вестников книг. Сам божок с круглым хитрым лицом, прикрепленным к короткой шее, развалился на ложе и листал затрепанную книжицу. То и дело его круглый животик сотрясался от смеха.
Меркурий наклонился и глянул на обложку.
— Лукиан! Эта же книга запрещена в Небесном дворце.
— Ерунда, — фыркнул Мом. — С тех пор как я сделался покровителем свободы печати, я могу читать все, что угодно. А лучше о нас, богах, чем Лукиан, никто не писал, уж поверь мне как профессионалу. А ты зачем сюда явился? Новый номер «Девочек Субуры» еще не вышел.
— Нет, «Девочки Субуры» меня не интересуют.
— С каких это пор?
— Ну, не в том смысле, что совсем… — усмехнулся Меркурий. — А в данный момент. Мне надо бы посмотреть номера «Акты диурны» за последние два месяца.
— Тогда понятно, почему тебя перестали интересовать девочки, — фыркнул Мом. — Подшивки на второй полке снизу. Бери. Я иногда просматриваю последнюю страницу, где печатают столичные сплетни.
И он вернулся к Лукиану. Меркурий глянул через плечо бога злословия. Разумеется, тот читал свой собственный диалог в изложении великого сатирика и млел от восторга.
— Это я подсказал ему кое-какие шуточки, — сообщил Мом, заметив, что Меркурий подглядывает. Покровитель торговцев и жуликов недоверчт фыркнул и вернулся к «Акте диурне». С божественной интуицией он сразу открыл подшивку на нужной странице. Сенатор Элий заинтересовался деятельностью Физической академии из-за чрезмерных средств, расходуемых лабораторией Триона. Будь это Медицинская академия, Меркурию было бы плевать на запросы сената. Но в физике богами введено множество запретов. А люди постоянно стремятся их нарушить. Кто курирует академию? Кажется, Аполлон. Но бога света не интересуют подробности. Ему достаточно того, что он вынужден постоянно взрывать летательные аппараты, которые чуть ли не каждый день пытаются подняться в воздух. Как будто людям мало тепловозов и авто для перемещения по земле! Им еще воздух подавай. Жить не могут без полета, как будто они птицы. Но похоже, что людей интересуют не только аэропланы.
— Кстати, ты слышал последний анекдот? — спросил Мом, отрываясь от чтения.
— Об императоре Руфине?
— Нет, о том, как можно уничтожить конунга викингов и их столицу Бирку. Нет? Все очень просто. Надо в один день из разных точек послать ему посылки. В ящиках будет находиться уран, знаешь, эта черная смола, используемая в керамической промышленности. Каждая из посылок не опасна. По мере получения их будут складывать у конунга на столе. А потом придет последняя — и бам! Бирки как не бывало.
Меркурий слушал Мома с открытым ртом.
— Что ты сказал? Посылки с ураном? И потом, когда масса превысит критическую, взрыв? Ты понимаешь, что это такое?
— Анекдот.
— Идиот! Это же цепная реакция! И Меркурий, отшвырнув подписку «Акты диурны», вылетел из кабинета Мома.
— Цепная реакция? — пожал плечами покровитель свободы слова. — А по-моему, это элементарная утечка информации.
Крошечный перистиль в доме Цезаря в Каринах не похож был на великолепные сады Палатинского дворца. Но на Палатине пока не желали видеть Цезаря. Он отсутствовал на официальных приемах и на семейных обедах. Похоже, его нигде не желали видеть. Когда он появлялся на улице, его сторонились. Голоса замолкали, издали долетали смешки. И эти смешки вызывали жгучий стыд и страх. Цезарь, вид которого вызывает смех, не может быть наследником императора.
«Они убьют меня…» — с тоскою думал несчастный юноша.
Безвольный Цезарь — мертвый Цезарь. Единственный шанс остаться в живых — это отречься от титула. Но Цезарь понимал, что отец ни за что не позволит ему сделать это. Если бы Марция не убежала, он бы женился на ней и закрыл бы себе дорогу на Палатин. Но почему бы ему не жениться на другой женщине с сомнительной репутацией? К примеру, на девушке из Субуры… Эта мысль Александру понравилась. Унизительность положения его не смущала. Все будут смеяться, глядя на него, и он сам будет хохотать громче всех. Смех спасет ему жизнь. Из Цезаря он превратится в шута. А Цезарем вместо него объявят Элия. Александр-шут будет потешать нового Цезаря. С каким наслаждением он сделает это! Александр уже хотел позвонить отцу, чтобы сообщить о своем решении, но испугался и не посмел набрать номер.
Всю ночь его мучили кошмары — какой-то человек в черном плаще склонялся над его ложем и клал холодные влажные пальцы на горло. Цезарь с воплем просыпался и долго лежал без сна. А когда наконец засыпал, сон повторялся, и опять являлся неведомый душитель. Но и наяву юношу не оставляли кошмары — он вновь и вновь вспоминал тот день, не в силах думать о другом. Он задыхался от ужаса, будто вигилы
