Ботинки жали, но уж если он решил их поменять, то ничего не оставалось делать, как шевелить пальцами. Его удивляло все. Стилизованные под крепость стены, выщербленный асфальт, много зелени. А ботинки были новые и пока не обвыклись на его ногах.
Стараясь ничем не отличаться от населения страны, он даже походку стал приспосабливать к походке столичных жителей. Ньюйоркцы ходят не так, у них никогда не бывает столь сосредоточенного, даже мрачноватого выражения лица, как у москвича, будто именно сейчас, именно им, и никем другим, решаются сложнейшие проблемы мирового значения. Попробуй пойти быстрее или медленнее, и ты сам начнешь создавать завихрения.
Пожилой человек влился в вокзальную толпу и подчинился общему настрою. С виду ни дать ни взять пожилой человек идет по своим скучным будничным делам. А дело у него было вовсе не скучное. Но сначала он должен был пересечь несколько центральных улиц, умудриться не попасть в коловорот уличных панибратств, не вызвать никаких подозрений у персонала отеля, а главное – не попасться на глаза ей.
Он шел, подставляя лицо московскому ветру, с удивлением замечая, что каждые пятьдесят метров отмечены продавцами хот-догов. Дома такого беспредела давно уже не было.
Утомительный перелет из Вены, где он решил полностью избавиться от имиджа состоятельного человека, доставил ему немало неудобств. Он отметил про себя громадное количество людей в униформе со сверкающими бляхами. Был законопослушен в своей стране и не хотел начинать жизнь в этой с разговоров на официальном уровне.
«Надеюсь, моя девочка все делает правильно», – твердил он про себя, и никто не обращал ровно никакого внимания на пожилого, не очень опрятно одетого человека.
Когда Пайпс, отец Чарли, – а это был именно он вышел на площадь, было раннее утро. Торговки с семечками только устраивались на парапетах подземных переходов. Европа вообще была для него явлением загадочным. Он помнил голодных немок и удручающее количество беспризорных детей в послевоенной Германии, хотя умом понимал, что по прошествии стольких лет все должно было измениться. Он сразу отметил про себя, что на стоянке перед, гостиницей не валяются банки из-под пепси или жвачка. Нет лохматых подростков и протестующих с плакатами. Протестующих Пайпс не любил, потому что однажды, подойдя к такому в Нью-Йорке, добрых четверть часа добивался вразумительного ответа, против чего тот протестует и за что борется, но так и не получил.
Некоторое умиление вызвали у него голубые плевательницы у входа.
Девушка за стойкой подняла на него умело подведенные глаза.
Пайпс разговаривал с ней на немецком.
– Чем я могу вам помочь? – спросила она.
– Видите ли, я не воспользовался услугами туристического бюро и теперь понимаю, что сделал это напрасно. Могу показаться вам несколько странным, но имею на руках туристические чеки, и в Домодедове мне сказали, я могу их обеспечить в любом банке.
Мистер Пайпс был полностью уверен, что его немецкий времен Второй мировой войны будет понятен. На самом деле она поняла только слово «банк» и «кредитоспособность», нажала кнопку и дождалась старшего менеджера.
Одного взгляда на ботинки пожилого джентльмена – а они хоть и были искусственно измазаны грязью, но обмануть никого не могли – было достаточно, чтобы сделать выводы о состоятельности клиента.
Дело сладилось. Старик даже не понял, что его сразу раскусили. На стойке появились рекламные проспекты с описанием номеров и ценами. Пайпс не стал привередничать и выразил готовность платить за «сингл» двести пятьдесят долларов. От услуг кабельного телевидения отказался.
Девочка за стойкой хлопала подкрашенными ресницами, но более искушенная в работе менеджер кивнула на лейбл джинсового прикида старика. Кроме того, кредитка Пайпса и страховая золотая таблетка гарантировали не только оплату, но оплату непременно и в срок.
Пайпс поднялся в номер и вдохнул воздух полной грудью. Первый этап, этап натурализации, он прошел прекрасно. Он хотел ощутить себя дома, окружить привычными предметами, но раз решился навестить дочь инкогнито, должен придерживаться принципов и установок, которые существовали здесь. В номере присутствовал запах клеенки.
Не найдя привычного для европейских отелей пульта, Пайпс достал записную книжку и внес первый со дня своего прибытия вопрос: «Ледериновый клей». Потом он решил проверить сразу все. Положил ладонь на панель в стене и нажал.
Дверь открыла горничная. Она была похожа на Мирей Матье и казалась расстроенной.
– Как вас зовут, милая?
– Наташа. Вас что-либо не устраивает?
– Меня не устраивает вид из окна. Пайпс не поленился и подвел ее к проему. Собственно, ему больше всего хотелось пощупать ее за руку, убедиться, что это живой человек, а не эстрадная голографическая дива.
Прямо под ними была троллейбусная остановка и там толпились люди с огромными баулами – вокзал был рядом.
– Вам это нравится? – спросил Пайпс.
Наташа пожала плечами, задернула шторы и мило улыбнулась.
– Можем предложить вам номер с видом на реку. Это будет стоить от четырехсот долларов. Профессионально обученный персонал отеля может представить вам целый ряд специфических услуг, – сказала она.
– Не понял…
– Вы можете заказать выезд, зал для встреч с деловыми партнерами, представителей любого коммерческого магазина, дополнительную охрану. Желаете?
– Я подумаю, – уклонился от ответа старик.
Как только девушка ушла, он решился обжить кожаное кресло.
Старик закрыл глаза и начал планировать свои будущие действия.
На самом деле ни Наташа, ни тем более Ставцов или Карченко, ни другие люди, по долгу службы обязанные знать своих постояльцев, не могли обмануться скромным видом старика. Говорить на уровне туристического справочника была обязана каждая горничная, но даже она без особого труда могла отличить истинного немца от американца.
Первым делом он решил избавиться от джинсов. Они никуда не годились. Джинсы от Гуччи явно выдавали его состоятельность. Джинсы полетели на пол.
С каким-то суеверным ужасом Пайпс нажал на кнопку вызова обслуживающего персонала и ждал появления горничной. Она будто стояла тут же под дверью.
– Вы хотите увидеть менеджера?
– Вовсе нет. Я бы хотел одеться.
Отель функционировал, как и положено хорошо отлаженному механизму.
Уже через несколько минут в номере появился услужливый молодой человек с каталогами от ведущих фирм. Старик полистал глянцевые страницы и решил выбрать что подешевле – от Ле Монти. Вся операция по приобретению сносной пары на выход отняла у Пайпса семьдесят два доллара, включая чаевые.
Пайпс с сожалением отпустил горничную. Делать было нечего, а та миссия, с которой он приехал, требовала предпринять какой-то решительный шаг. Устраивать пожарную тревогу он не хотел. Старик решил ознакомиться с прессой. И это его желание было исполнено в течение недопустимо короткого времени. Придраться было не к чему.
А старику очень хотелось придраться.
И он вышел в коридор…
Глава 9
