потом вернулись с ним в гостиницу.
Карченко сделал удивленное лицо. Даже попытался что-то сказать, но Чарли его перебила:
– Чеченцы этого не делали. Они все время были на людях. Это сделали вы, Карченко. И вы давно хотели это сделать. Я все думала, чего это с такой прытью вы бросились в аэропорт вернуть Ахмата. А вы просто хотели его убить. Впрочем, сам Ахмат вам не мешал, вам мешали чеченцы. И даже не вам, а вашим, как вы сказали, коллегам. Я ждала этого разговора послезавтра, ну, завтра, но вам не терпелось. Свято место пусто не бывает. Тем более учитывая ваше усердие по его очистке.
Сначала Карченко только скептически улыбался, но потом улыбка сошла с его лица. Он жестко смотрел Чарли прямо в глаза.
– Значит, снова «крыша»? Только теперь фээсбэшная. Мне говорили когда-то, что чеченская «крыша» – хорошо. Но спецслужбы – еще лучше. Только мне, Карченко, не нужна защита. Так и передайте своим… коллегам.
– Ты бы лучше подумала, что тебе здесь жить, – сказал Валерий. – Или ты хочешь все бросить? Так не заплачем. Другие найдутся. А по поводу твоего е… Это ты еще докажи. Пленки-то нет. А кто меня видел? Никто. Ты тут свои американские штучки брось. И диктофон свой выключи. Все равно ничего не запишется.
Он отвернул полу пиджака:
– Тут у меня аппаратик один хитрый. Впрочем, хочешь на свою задницу приключений – пробуй. Потом вместе посмеемся. Нет, не мы с тобой. Тебе не до смеха будет. Я ясно говорю?
Чарли могла его сейчас ударить. Могла закричать. Но она только кивнула головой.
– Значит, так надо понимать, что приказ о моем увольнении отменяется? – спросил Карченко.
Чарли не ответила.
– И даже, я думаю, мне пора на повышение. Место финансового менеджера освободилось, – засмеялся он. – Впрочем, подумай, может, что получше мне подыщешь. Только недолго. Я вечерком загляну. Да ты не злись, я не преступник какой-то. Я нормальный мужик. Мы с тобой сработаемся. Вот увидишь. Может быть, чем черт не шутит, я и место твоего е… займу. Ну ладно, шучу, шучу.
– Вот матом вы зря, – спокойно сказала Чарли. – Все-таки весь отель нас слышит.
Карченко растерянно метнулся взглядом.
– Это случайно, – сказала Чарли. – Я с пожара забыла выключить. Видите, трансляция. Так что свидетелей у меня теперь много. Не все ведь вас боятся.
Карченко бросился было к микрофону на ее столе, но сам тут же понял всю бессмысленность этого запоздалого действия.
– Я повторяю, вы уволены, – сказала Пайпс.
Из-за двери вдруг раздался странный шум.
Когда Карченко открыл дверь, почти весь персонал отеля провожал его бурными аплодисментами, а кто-то даже громко свистел, как это делают болельщики на футбольных матчах, когда им не нравится какой-нибудь игрок.
После ухода Карченко Чарли минут пять не могла собраться с мыслями. Так и сидела, тупо глядя в стол.
– Знаешь, Черри, я понял.
Пайпс подняла голову – отец. Она даже не заметила, как он вошел.
– Я очень долго думал и все понял. Ты не проиграла. Это просто такая страна. В этой стране ничего никогда не получится.
Чарли не ответила.
– Поэтому я вовсе не перестану тебя уважать, если ты все это… оставишь. Больше того, я настаиваю.
Чарли кивнула.
– Я закажу билеты на послезавтра, – деловито продолжил отец. – Каких-то девять часов – и мы дома. А здесь оставишь того же Кампино, он все уладит. Может, и сам за это безнадежное дело возьмется.
– Нет, – сказала Чарли.
– Ну не он, так другой, мало ли дураков.
– Нет, – повторила Пайпс.
– Что – нет?
– Нет, и все. Я остаюсь, отец.
– Черри! Ты что? Если тебе на все наплевать, то я больше не могу смотреть, как ты мучаешься.
– А мне нравится, – сказала Чарли. И это было совершенно искренне.
Глава 69
Она стояла чуть поодаль, там, за толпой встречающих, за агентами с табличками фирм, за носильщиками и таксистами.
Но он сразу ее увидел.
Все так же склоненная набок голова, тихая улыбка, которая, казалось, должна потеряться среди людского гомона и беготни, но почему-то сияла сквозь толпу, сквозь расстояние, сквозь время.
Он вышел из дверей таможни и остановился, больше он не мог сделать ни шагу.
Она сама пошла к нему.
Людской поток обтекал ее, не задевая. Мир раскололся. Было в нем несколько измерений – они, Айвен и Мария, существовали в четырехмерном, объемном, движущемся и живом, а все остальные, как тени телевизора, были двухмерными – длина и высота.
Он опустил чемоданы, к нему тут же подлетел носильщик, но он даже не понял его слов.
Он только услышал, как она шепнула ему издали, нет, не догадался, а именно услышал, словно не кричал репродуктор, не орала толпа, словно в мире была природная тишина.
Она шепнула:
– Я люблю тебя.
– I love you, – шепнул и он.
И эти простые слова пролетели над планетой, как гром, как рев мирной ракеты, как Божий глас:
– Я люблю тебя.
В Москве начиналась весна…
