– Что он говорит? Он что то знает? – потребовал перевода Рэт.
– Он говорит, что жертв пока нет, – «перевела» Вера Михайловна.
На выезде с площади на набережную такси остановил пикет. Дальше Рэт и Вера Михайловна уже бежали. Причем Рэт так быстро, что Вере Михайловне пришлось сбросить туфли, чтобы не отстать.
Долтон врезался в толпу, как пуля в пуховую подушку, но даже пуля в подушке способна завязнуть. Столь большое количество людей объяснялось близостью вокзала и отсутствием развлечений в позднее время. Нельзя сказать, что все они смотрели на происходящее как на спектакль, однако все понимали, что перед ними разыгрывается нечто грандиозное.
К тому времени, как Рэт окончательно завяз, Вера Михайловна наконец пробилась к нему.
Огонь с четвертого этажа подбирался к крыше.
Рэт бессильно опустился на землю. Вера Михайловна встала рядом с ним на колени и прижала его голову к груди.
– Там мой друг, – сказал Рэт. – Я думал, что я его ненавижу, а выходит – люблю.
Рэт не плакал. Он бормотал что-то нечленораздельное и сухо кашлял, как кашляют по утрам старые курильщики. Глаза Веры Михайловны блестели от нервного возбуждения.
Но это было не злорадством по поводу пожара в отеле, так обидевшем ее.
Она вдруг прекрасно осознала, что жить так, как жила раньше, больше не сможет. Все события сегодняшнего дня склоняли ее к такому решению. Ветхое платье Золушки сползло с нее, словно пленка при промывке икры. Остался чистейший продукт.
– Чего с мужиком-то? У него там кто-то остался? – спрашивали любопытные.
– Валидол у кого-нибудь есть?
Протянули упаковку.
Сверху раздавались удары топориков пожарных. Они безуспешно пытались проникнуть в номера через бронированные окна фасада.
Муниципальная милиция попыталась вытеснить с площади зевак, но наделала только лишнего шума и вызвала недовольство и давку. Милицию ненавидели. В милицию плевались. Пожилой коммунист организовал импровизированный митинг. Его слушали с минуту, не больше. То, что происходило снаружи и внутри здания, была сама жизнь.
Глава 66
Когда Трифон вылез из воды, он потребовал водки, поэтому счастливой Габриеле, кое-как уладившей скандал с милицией, пришлось снова вести своего русского гида в бар.
Трифон был бодр и жизнерадостен, словно не пил весь день напролет, не купался в реке, а культурно отдыхал все это время.
В баре было шумно, играла музыка, сюда заглядывали гости с банкета, но не потому, что выпивки не хватало, – им хотелось распустить галстуки и потолкаться на танцплощадке.
– А пойдем танцевать! – вскочил Трифон и дернул Габриелу так, что она чуть не свалилась с высокого стула.
Впрочем, она сама была уже изрядно подвыпившей, поэтому своеобразная галантность кавалера ее не смутила. Более того, она предполагала, что обыкновенными танцами не обойдется.
И действительно, Трифон, выйдя на середину площадки, размашистым движением раздвинул толпу и пустился в пляс – по-русски, с присядкой, с гиканьем и громкими прихлопами и притопами.
Музыканты вовремя поняли перемену и заиграли что-то отдаленно напоминающее барыню, но с густым ресторанным привкусом.
Габриела была вновь счастлива – она ела Россию огромной деревянной ложкой.
А потом что-то произошло. Никто ничего не сказал, но в баре вдруг стало как-то пустовато. Только сидели за столиком старик Пайпс со Светой и смотрели друг на друга влюбленными глазами. Впрочем, и они скоро встали. Старик пошел к стойке расплачиваться, а Света вышла в холл.
Еще две-три пары собирались уходить.
Габриеле стало как-то не по себе.
– Триша, – сказала она спутнику, – тебе не кажется, что уже поздно?
Трифон поглядел на часы:
– Не, время еще детское. Гуляем.
Но тут и он увидел, что бар стремительно пустеет.
– Хотя ладно, пошли, на фиг, отсюда. Сейчас я сгоняю в магазин, прихвачу бутылец, и мы с тобой загудим на всю ночь.
Но в магазин Трифону пойти не довелось.
Как только они вышли в холл и увидели бегущих людей, Габриела поняла, что предчувствие ее не обмануло.
– Триша, что-то случилось.
Трифон растерянно огляделся по сторонам.
– Эй, мужик, что там случилось? – спросил он какого-то волосатого панка с татуировкой на лице.
Панк ничего не ответил.
Рэбидж, а это был он, просто не понимал русского языка.
И только на вопрос Габриелы по-английски ответил на бегу, уже от двери:
– Fire!
Рэбиджа Габриела видела на своем этаже. Значит, пожар где-то там!
– Что, что он сказал? – допытывался Трифон.
– Пожар, – тоже на бегу ответила Габриела. Она бежала к лифту. – А там Дуся!
Навстречу из кабины вывалилась толпа людей. Габриела и Трифон вскочили в лифт и нажали кнопку. Но свет в кабинке вдруг погас, а потом загорелся, но приглушенный, а сам лифт как-то жалобно загудел и остановился.
– Трифон! – закричала Габриела. – Мы застряли!
– Спокойно! Не волнуйся, образуется.
Он давил на все кнопки, но бесполезно: лифт стоял. Только радио повторяло на четырех языках правила поведения при пожаре.
Наконец они увидели, как кто-то раздвинул створки на этаже и крикнул:
– Откройте свои двери! Там есть кнопка экстренного открывания дверей.
Трифон тут же нашел ее. Двери лифта распахнулись.
Человек был в униформе отеля. Но помочь им он не мог. Лифт был между этажами. Скорее, можно было попытаться выйти этажом ниже.
– Скажите, где горит?
– Пока не знаю. Постарайтесь выбраться. Впрочем, скоро здесь будут пожарные, они вам помогут.
Человек скрылся, но Габриела не могла ждать.
– Дуся, Дуся, Дуся, – как заклинание повторяла она.
Трифон пытался раздвинуть двери на нижнем этаже, но тщетно.
И в этот момент они почувствовали явный запах дыма. Он полз сверху.
Габриела закричала. Трифон колотил кулаками в дверь.
И наконец она открылась.
Из лифта пришлось выползать. Щель была уж очень узкой. Трифон еле протиснулся.
