темноте.
— Не бойся, это я — Денис. Вспомнила?
— О господи! Да я же голая! Отвернись! Не трогай меня! Ты что, как те сволочи, да?!
— Молчи, дура. Ты меня видишь? И я тебя нет. Я же спасаю тебя от воспаления легких.
— Ой, больно! Не три так сильно! И что это за вонь такая?
— Ничего, терпи. Считай, что это такая пахучая мазь. Ну что, согрелась немного? — спросил он, чувствуя, как вместо мурашек на коже проступает едва заметная теплая влага.
— Спасибо. И… Прости. А ты-то как — ты же мерзнешь!
От этой заботы ему, уже и так разогревшемуся от энергичных движений, стало еще теплей.
— Ничего, я потом сам разотрусь. А теперь потерпи — кожа у тебя немного раздражена, а я ее сейчас спиртом протру для тепла и дезинфекции. Может щипать.
Он нащупал в сумке склянку с остатками спирта, плеснул немного на ладонь и стал растирать спину и грудь девушки. Дыхание ее участилось.
— Спасибо, хватит, — дрогнувшим голосом остановила она его и перехватила руку, лежащую на небольшой упругой груди с внезапно затвердевшим соском. — Оставь спирт для себя.
— Ладно. А теперь быстро влезай в штаны и куртку — они под тобой.
— Зажги свет и отвернись — я не могу разобраться, что здесь к чему, — попросила она, садясь в шкафу и пытаясь надеть грубую, почти негнущуюся спецовку.
— Хм! Во-первых, жалко фонарик. А во-вторых, если ты увидишь, что это за Версаче, — еще, чего доброго, передумаешь одеваться. А одеваться надо, и побыстрей, чтоб не растерять тепло… Ну получилось? Вот и славно. Дай я застегну пуговицы, а то ты пальчики поломаешь свои музыкальные. Все. Вот тебе подушечка, — сказал Денис, подсовывая ей под голову валенок. — Спи дальше.
— Ой, как тепло! — обрадовалась Наташа. — Только в ноги дует немного.
Денис горько усмехнулся, вспомнив ощущения из почти уже забытой наземной жизни, так часто ругаемой нами за свою неустроенность и неудобства и такой на самом деле доброй к нам, особенно если оценивать ее из двадцатиметровой глубины холодного и смертельно опасного подземелья. Ему пришли на ум хорошо всем известные ночные муки, когда чертово одеяло, сбившись в проклятом пододеяльнике, никак не хочет лечь как следует и маленькая щелочка под ним где-то в ногах превращается в спусковой крючок бессонницы…
— Сейчас решим проблему, — пообещал он, подгибая длиннющие штанины под маленькие ножки. — Все, спокойной ночи.
— А сейчас ночь? — сонным голосом спросила она. “Действительно, а что там сейчас, наверху? День? Ночь?'
Денис только сейчас вспомнил, что ни разу не посмотрел на часы, пока они боролись за жизнь в тоннеле. Он нажал на кнопочку брелка, и на дисплее высветились цифры.
— Ты не поверишь, — сказал он Наташе. — Но уже почти час ночи!
Девушка не удивилась — она спала.
Хованский решил заняться собой. Для начала, чтоб разогреться, он изо всех сил отжал Наташину одежду и развесил ее на спинках стульев. Потом снял свою и проделал с ней то же самое, накинув ее на ножки перевернутого стола — авось до утра, если здесь таковое существует, немного подсохнет. Он тут же почувствовал, как холод охватывает все тело, и стал интенсивно растираться уже влажными после Наташи портянками. Помогло! Через несколько минут Денис почувствовал, что кожа начала гореть, и, спасая возникшее ощущение, юркнул в шкаф, прикрыл дверцы, прижался, лежа на боку, к грубой ткани робы, через которую просачивалось едва уловимое тепло девичьего тела, и.., провалился во тьму.
Москва
Когда Володя вернулся домой, жена уже спала. Дети тоже.
Он тихонько разделся, стараясь не шуметь, достал с антресолей чемодан и стал укладывать свои вещи.
Друзья не подвели и за один день не только достали ему нужные химикаты, но и сами смешали их в нужных пропорциях.
Теперь плоды его со старыми друзьями стараний матово поблескивали на столе. Володя не побоялся принести их домой: для него наступила пора глухого отупения, когда на все наплевать. Впрочем, ни дети, ни он пить пиво не будут.
Он вообще здесь оставаться не собирался. Сейчас сложит самое необходимое и уйдет. Он не хочет выяснений, не хочет драк — а до драки точно бы дошло, начни он с женой разговаривать, — он все продумал, план его сработает обязательно.
Упаковав вещи, Володя поставил банки мексиканского пива в ящик, вынул из кармана ключи от квартиры. Присел на дорожку. Он точно знал, что сюда больше не вернется. Сегодня он переночует у своего дружка, того самого, что предложил “из пистолета”, а завтра…
Завтра будет видно.
Жена шевельнулась во сне.
Володя быстро встал, вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
Все, теперь он переступил черту. Теперь он не сможет вернуться и что-то изменить. Ключей у него не было.
Он решился.
Он убьет их всех…
Питер
Спасатели начали с самого простого — прошли по тоннелю со станции “Северная”, пока не уперлись в просевшую породу, вывалившиеся тюбинги и сочащуюся изо всех щелей воду. Сделали замеры, сверились с отметками диспетчера, прослеживающего движение поезда, и ахнули. Выходило, что от начала завала до места, где сработала аварийка, то есть приблизительного места аварии, — около ста метров. Со станции “Десятниково” получалась примерно та же картина.
На то, чтобы пробить сто метров в плывуне, месяцы уходят, а здесь счет шел на часы.
— Не может быть, — говорили начальнику спасательного отряда метростроевцы, — двести метров обвала — такого не бывает. Вы начинайте, за этой стеной пустота.
Нагнали солдат, еще строителей, натащили техники и начали.
К обеду прошли десять метров, породы вывезли на все двадцать: очищенное место тут же заполнялось ползшей, как зубная паста, жижей. А всей техники было — лопата и тележка. Подогнали было щит, прокладчик тоннелей, но он был бессилен, то и дело упирался в сложенные кольца тюбингов. Пришлось его убрать и снова махать киркой и лопатой.
К шести вечера, когда преодолели еще десять метров, течь плывуна прекратилась, порода стала устойчивее, дело пошло веселее.
Вскоре стена грязи и бетона осыпалась, и за ней открылся почти чистый путь. Пустили в узкую щель сенбернаров с медикаментами и спиртным, но собаки быстро вернулись.
Через полчаса, когда выкопали достаточный лаз для того, чтобы мог пройти человек, в образовавшуюся пустоту на страховочном тросе отправились четверо спасателей.
Трос травили недолго. Всего метров пять шел отряд.
— Что там? — спросил по рации у старшего руководитель работ.
— Ничего, — сказал тот. — Тут опять завал.
— Ну-ка копните, может, он неширокий.
— Копнем, — ответил старший.
