Бледные женщины, без разговоров, под охраной двух сотрудников Грыжина и Петровича прошествовали в лифт. Аксенов пересел в «Ауди» Грыжина:
— Что будем делать?
— Сейчас поедем в Управление. Все обговорим и обдумаем. Как у тебя на фирме с охраной? — спросил генерал.
— Однорукий афганец сторожит… — ответил Аксенов — Придется тебе завести серьезную систему безопасности. Есть у меня человек для такого дела Но платить придется.
— Хорошо, что ребята улетели подальше, — сказал Аксенов, доставая из пачки «Ротманс» последнюю сигарету.
На набережной, шелестя по мокрому от мытья асфальту, плыл первый московский троллейбус. В столице начинался день.
8
Ерожин открыл глаза. Приглушенный свет втекал через белые шторы и растворялся в палате. Петр попробовал повернуться, но застонал от резкой боли в плече и зажмурился.
Снова открыл глаза и, не пытаясь больше менять позу, огляделся. Он лежал под капельницей. Лежал один. За стеклами белесого шкафа поблескивали бутылки и колбы. Как он сюда попал и сколько пробыл, Ерожин не знал. Мозг шевелился со скрипом. Тяжелым усилием воли включил память. Первое, что вспомнил, было удивительно красивое девичье лицо, поражавшее своей необычностью Прямые белые волосы. Таких блондинок в России Ерожин почти не встречал. Нет, ему попадались ослепительные блондинки, но после химических изощрений. Опытный сыщик легко отличал крашеных прелестниц. Эта девушка волосы не красила.
Но при таком удивительном льне, почти синие брови и темные глубокие карие глаза. С ума можно сойти. Такое лицо не забудешь. А талия?
Ерожин почти перехватил ее одной рукой. В сознании зазвучала музыка. Да, они танцевали.
Он танцевал с этой удивительной девушкой Он обнимал ее. Где и когда это было? В голове стала пульсировать боль. Боль от напряжения. Поплыл светлый туман, и Ерожин перестал ощущать себя. Сознание отключилось. Проснулся от прикосновения. Сестра влажной салфеткой вытирала ему лоб. Все так же задвинуты шторы, но за окнами темно.
«Значит, ночь…» — автоматически отметил мозг. Ерожин разглядел доброе немолодое лицо медицинской сестры. Сеточку морщин возле покрасневших век. Спокойное деловитое выражение глаз.
— Очнулся? Молодец. Теперь пойдем на поправку, — сказала сестра, и Ерожин почуял запах недорогого табака. 'Наверное, курит «Яву», — решил он.
— Я в больнице?
— В реанимации ты, сынок, ничего, теперь все позади, — повторила сестра. — Спи, завтра утром тебя профессор поглядит. Скорее всего, переведут в травматологию.
— Что со мной?
— Две пули из тебя, сынок, достали. Одна рядом с сердечком пробежала. Везучий ты. Два сантиметра — и никто бы тебе не помог… Спи, сынок. — Сестра, бесшумно ступая, вышла из палаты.
«Тоже мне, мамаша, — додумал Ерожин, — небось, если и старше меня, то лет на пять». — Но ему было приятно это ласковое «сынок». — «Две пули?» — Ерожин принялся вспоминать, стало полегче, голова не уплывала в туман.
Опять возникла блондинка с черными бровями, арбатский ресторан с подвыпившей певичкой. Музыка; шум, веселье. Свадьба. Конечно, свадьба, куда его прихватил шеф. Друг шефа выдавал свою дочь. Там он и танцевал с этой удивительной девушкой. Он бы пригласил ее и еще, но шеф сказал:
— Это сестра невесты и дочь моего друга.
Ты, паршивый кобель, с ней не шути.
Ерожин послушался и весь вечер просидел в углу, за кустами летнего сада. Он видел девушку, но она его за аквариумом и растениями видеть не могла. Ерожин отметил, что ее взгляд время от времени скользит по залу.
«Ищет, куда я запропастился, — грустно констатировал Ерожин. — Не все коту масленица».
За последние три года работы в столице Петру Григорьевичу обрыдли случайные связи. Кто только не побывал в его однокомнатной квартирке в Чертаново. Сперва он никак не мог привыкнуть к названию своего района. Когда звонили друзья из родного города, он отвечал:
— Живу, как черт. И место называется по-чертовски.
Жену Наташу Ерожин брать в Москву поначалу не спешил. Роман с дочкой Грыжина Соней входил в зенит. Ерожин даже подумывал о разводе, но отец Сони, когда они вместе крепко выпили в баньке на даче замминистра, сказал:
— Ты, парень, с разводом не спеши. Нам лишние слухи на пользу не пойдут. Мало ли, как повернется… И потом, вас связывает с дочкой не только любовь, но и это дело… Знаешь, как называется это по статье? Преступный сговор. Так-то, Петя. Куда вам спешить? Ваше дело молодое. Живите потихоньку. Может статься, что ваша тайна станет тебя или Соню тяготить. Нельзя так связывать жизнь.
Генерал оказался прав, через пару месяцев Соня встретилась с киноартистом Шемягиным.
Ей льстила его популярность. Нравилось бывать среди известных лиц. Ерожин и Соня расстались легко, сохранив чувства сообщников.
Соня стала Ерожину чем-то вроде сестры. Испорченной, порочной, но своей.
Размолвка с ней на отношения с шефом не повлияла. Сыскной талант Ерожина пригодился и в столице. Тут разных запутанных дел велось в сотни раз больше. Ерожин вспомнил о жене и сыне. Наташа приехать отказалась.
Через месяц он получил сухое письмо, где Наташа просила развода и намекала, что похождения мужа ей ведомы. Ерожин метнулся домой. Наташа дома не жила. Она вместе с сыном переехала к плюгавому криминалисту Суворову. Тот перестал болеть за борцов и боксеров. Души не чаял в Наташе и больше родного отца возился с сыном Ерожина. Наташа с мужем встретиться не захотела, а Суворов в гостиницу пришел. Пришел, неловко поздоровался и не мог найти себе места в тесном люксе.
— Поздравляю с новой звездочкой, — натянуто улыбнулся Суворов и остался стоять в проходе между сортиром и стенным шкафом.
— Чего ты, Суворов, мнешься? Дело житейское. Я на тебя не ропщу. Сам виноват. Получилось у вас счастье, дай вам Бог. Пойдем в ресторан и обмоем.
Но ужин не состоялся. Суворов все время поглядывал на часы. Выпив две рюмки, извинился и ушел. Боялся волновать Наташу. Та волновалась, как пройдет встреча двух мужчин? Не наломает ли бока ее бывший муж плюгавому Суворову? Ерожин написал заявление, что на развод согласен, и вернулся в Москву, Все это Ерожин извлекал из памяти. События прошлого легко занимали свои места на полочках сознания, а вот вспомнить последние дни и свой путь в больницу — не мог. Дальше танца с красивой блондинкой расследование не двигалось. В больнице ночь тянулась тихо. Иногда возникали непривычные звуки. Вот зашумел тяжелый грузовой лифт, по коридору прокатился шелест колес каталки и приглушенные голоса врачей, где-то далеко звенел телефон. К телефону никто не подходил, и он, отзвонив, сник.
Несколько человек пробежали по коридору.
Опять шум лифта. И снова тишина. Ерожин лежал с открытыми глазами и думал. Он знал, что сейчас вспомнит все. Но не получалось. В голове закрылась очень прозрачная легкая створка. Кажется, дунешь, и она отлетит. Ерожин снова почувствовал пульсацию в висках. «Не буду напрягать голову, а то снова отключусь».
Понемногу боль ушла. Ерожин затеял вспоминать девушек, с которыми встречался последнее время. Мягкое податливое тело Сони стало забываться. После Сони недели три он крутил с Ириной — секретаршей второго зама.
Ирина жила с мужем. Наукообразный муж не удовлетворял пылкую женщину. Хотя мужа Ира по-
