свиньи в момент опороса, Лейтенант был настолько удовлетворен тем, что делал в настоящий момент, то есть реализацией возможности орать, не сдерживая себя, что не заметил как стоящий перед ним рядовой из всех сил напрягает мышцы бедер. А потом он уже перевел взгляд на кого-то другого.
Орал командир взвода еще минут пять, просто «добивая» сегодняшнюю норму крика и топанья ногами. Это было одно из двух основных состояний командира 1-го взвода. Вчерашний и позавчерашний дни он провел во втором своем состоянии, то есть в равнодушно-презрительном разглядывании окружающей обстановки, очевидно, сопровождавшемся размышлениями о том, как ему не повезло попасть в эту забитую дерьмом дыру – то есть на линию фронта в задрипанной Корее.
По мнению лейтенанта, с которым солдаты всей роты всегда имели массу возможностей познакомиться, в Корейской войне были и положительные стороны. В частности, она давала ему возможность заработать необходимый для всей дальнейшей карьеры ценз командования подразделением в боевых условиях. Увы, это ему приходилось делать не в Пусане или, скажем, в Усане, со всем прилагающимся к этому околовоенным комфортом и околовоенной же свободой, а там, где нет женщин и качественного сервиса, но зато полно вонючих косоглазых макак и набитых дерьмом бездельников, вроде солдат его взвода. То, что в нескольких километрах к северу чистит оружие перед началом возможного в любую минуту наступления еще полтора миллиона косоглазых макак, но уже одетых в шапки с красными звездами, а также минометные обстрелы и регулярное появления «Ночных Чарли»[49] – все это было уже дополнением к той мерзости, что вывалила на него несправедливая жизнь.
– Какого черта! – выдал он последний на сегодня залп брани. – Ну какого черта! Ну на хрена!
Речь шла о том, что кто-то из солдат взвода (кто именно – осталось неизвестным, по крайней мере, для самого Мэтью) попался на глаза аж командиру полка, прибывшему без предупреждения и в сопровождении всего лишь адъютанта и шофера осматривать запасной ротный опорный пункт. То ли находясь в хорошем настроении, то ли действительно решив все заранее и теперь отыскивая подходящий повод, командир полка спросил у солдата: а как у них в роте, и конкретно в их взводе, с противохимической подготовкой?
Стоящий по стойке «смирно» рядовой доложил полковнику, что рота «Д» является, несомненно, лучшей по боевой подготовке во всем славном 38-м пехотном полку, что, как известно, испытали на себе и боши, и «русски», и рисоеды, а 1-й взвод – это вообще нечто невиданное на поле боя, но вот как раз с противохимической подготовкой у них в роте и во взводе хреново.
Посмеиваясь, полковник сказал: «Я так и думал» – и потрепал парня по плечу, побродил минут десять по пустым траншеям, заглянул в пару блиндажей и землянок, и уехал. Теперь результат этого разговора дошел до командира роты, и поскольку словосочетание «1-й взвод» прозвучало, то командир этого взвода был отмусолен за болтливые языки своих солдат в первую очередь. Разумеется, солдатам досталось во вторую. Впрочем, солдаты – люди чрезвычайно умные, и никто из них не возражал. Лейтенант орал бы в любом случае – встреться полковник с кем-то из его взвода, задай он этот вопрос в штабной роте соседнего батальона или вообще промолчи. Но теперь им всем предстояли дополнительные занятия по противохимической подготовке, а это всегда лучше, чем холод патрулей, углубление траншей шанцевым инструментом или стрелковая подготовка на продуваемом всеми ветрами стрельбище, до которого приходилось добираться бегом и почти всегда «с полной выкладкой».
Занятия назначили уже на следующий день, то есть на 24 февраля. Поскольку взвод был первым, то ему и предстояло узнать, чего такого нового от них хотят. Больших трудностей не ожидалось: к уровню тех знаний рядового и сержантского состава обычных пехотных дивизий армии США, что не имели прямого отношения к исполнению норм субординации и уходу за оружием, начальство обычно относилось снисходительно. К примеру, солдату совершенно незачем уметь читать карту, если он не разведчик и не парашютист. Можно было предположить, что если у этого солдата есть хранящийся в ротной каптерке исправный противогаз и что он умеет его надевать в установленные нормативами сроки, то это должно считаться вполне достаточным.
Так оно, собственно, и оказалось. Неожиданное развлечение обсуждалось всеми, и многие вслух благодарили безвестного героя, позволившего им на время покинуть опостылевший лабиринт траншей и ходов сообщения – их маленький узелок во фронте обороны Кореи от коммунистов. Поскольку на запланированные занятия взводам предстояло ходить в расположение даже не просто штабной роты батальона, а самого штаба полка, подъем был объявлен на полчаса раньше обычного. Но и это не испортило общего настроения. Караульная служба, возложенная на солдат взвода, была на сегодняшний день передана 2-му и 3-му взводам. Это стало совсем уж замечательным дополнением ко всему остальному, и хотя в самые ближайшие дни 1-й взвод должен был точно так же подменять два других, его уходящие в ближний тыл солдаты были довольны. Выстроившись в короткую колонну по два, они свистели и улюлюкали в адрес остающихся. В полку их ждали развлечения и еда, наверняка лучшая, чем та дрянь, которой их кормили в окопах.
– Слушай, если бы я знал, кто был тот парень, я поставил бы ему пиво, вот ей-богу! – заявил переполняемый чувствами Мак-Найт шагающему рядом Мэтью, когда они топали по заледеневшей, хрустящей под их шагами дороге. Это восклицание заставило снайпера подумать, что за последние две недели филадельфиец, поначалу глядевший на него с нескрываемым превосходством и пользовавшийся любыми поводами для насмешек, постепенно превратился в совершенно нормального парня, и едва ли не в приятеля. Все-таки они были земляками, а в полку, львиная доля которого состояла из уроженцев Западного побережья, это значило немало. Более того, Мак-Найт начал превращаться и в нормального солдата. Это выражалось во всем – в том, как он двигался, как держал оружие. Но при этом Мэтью Спрюс прекрасно помнил, что этот солдат, в отличие от него, еще не разу не был в бою. Все это могло быть напускным.
– Откуда у тебя пиво? – спросил он, додумав свою мысль до конца только тогда, когда топающий рядом парень уже отвлекся и не ожидал возможного ответа, настолько был возбужден.
– А? Да нет, это я так. Будет же когда-нибудь? Может быть, даже сегодня будет.
– Может, и будет, – равнодушно согласился Мэтью – просто чтобы что-то сказать. Уйти хотя бы на пару миль подальше от линии фронта было для него гораздо большим удовольствием, чем получить призрачный шанс на бутылку дрянного пива, которое бог знает сколько везли с родных берегов.
– Будешь? – Мак-Найт протянул ему пачку «Пэлл-Мэлл», и он, кивнув, взял одну сигарету. Дядька Абрахам рассказывал, что в его время пачка «Пэлл-Мэлл» была темно-зеленой, сейчас же она стала яркой, бело-красной. «Все портится, – говорил по этому поводу дядька. – Дождемся, что эти придурки и табак запретят». И отец с ним сочувственно соглашался, хотя сам не курил. Только здесь, на другой половине земного шара, упомянувший это в каком-то разговоре Мэтью узнал, что дело было проще. В начале той еще, Второй «Большой войны», в стране отчаянно не хватало зеленых пигментов, которые шли на окраску снарядных ящиков, тканей, а также самолетов и танков. Так их не хватало до самого конца, до самого разгрома русских, а потом японцев, – поэтому было не до сигарет. А затем все привыкли. Отправляя сына в армию, отец сунул ему под нос огромный мозолистый кулак, всегда вызывавший у того дрожь, это наверняка относилось и к курению тоже. Но сейчас отца здесь не было, поэтому Спрюс-младший курил с наслаждением, выпуская смешанный с паром дыхания дым в холодный воздух и щурясь от удовольствия, доставляемого уже тем фактом, что он идет вместе со всеми, с тяжелым «Спрингфилдом» на плече и подсумками, оттянутыми весом носимого запаса патронов. С такой винтовкой мог ходить его дед, хотя в Первую мировую, до сих пор называемую в их краях просто «Большой войной», тот отсиделся дома. С такой мог ходить и его отец, если бы попал в Европу или на тихоокеанские острова вместо непыльной стационерной службы почти рядом с домом, в Абердине, в должности механика при десятках проходящих через полигон танков.
Так, болтая и дымя, кашляя и сплевывая на снег, 1-й взвод роты «Д» дошел до крупного холма, на котором располагался штаб их полка и все паразитирующие на нем службы – медики, связисты и так далее. Здесь же стояла танковая рота полка, ополовиненная в последнем наступлении, но только сейчас доведенная до «по-корейски» облегченного штатного состава. Несколько рядовых, в жизни не видевших настоящего танка вблизи, остановились, открыв рты, потрясенные зрелищем чудовищной, забронированной с носа до кормы машины. Танк рычал двигателем и испускал крупные клубы вонючего дыма, стоя в окружении полудесятка человек в грязных стеганых куртках без всяких знаков различия – то ли
