Утром, когда Субботин был еще в постели, в его комнату без стука зашел солдат.
— Вас просят вниз, — сказал он.
Субботин решил провести первую разведку.
— Это обязательно? — спросил он слабым голосом. — Я плохо себя чувствую…
Солдат ушел. Не прошло и десяти минут, как явился врач. Положив на стол кожаную сумку с красным крестом, он присел на кровать и взял руку Субботина. Врач был очень молодой, но держался уверенно, если не сказать — нахально. Проверив пульс, он нагнулся к Субботину, всматриваясь в его глаза.
— Что с вами? — спросил он наконец.
— Непонятная слабость, — тихо ответил Субботин.
— Почему непонятная? Естественная разрядка после нервного напряжения.
— Наверно, — согласился Субботин. — Мне вставать обязательно?
Врач пожал плечами:
— Внизу подан завтрак. И я советовал бы вам не развинчиваться, встать и действовать. В таких случаях это самое верное лекарство.
Субботин улыбнулся:
— Тогда, не теряя времени, прибегнем к этому лекарству…
Солдат, поджидавший Субботина в коридоре, провел его не в столовую, а в кабинет, где его с явным нетерпением ждал пожилой американский полковник. Увидев входящего в кабинет Субботина, он сердито посмотрел на часы.
— Здравствуйте, капитан. Садитесь! — отрывисто произнес он. — Я хочу сказать несколько слов, чтобы вам впредь было все ясно. Я и мои люди к вашим делам не имеем никакого отношения. Вы… ну, что ли, мой гость. Но, увы, здесь — учреждение военное. Прогулок по парку разрешить не можем. Вам придется все время находиться в своей комнате. Поскольку я предупрежден, что цель вашего пребывания здесь — скрыться от общественного любопытства, думаю, что такой режим жизни устроит и вас. Можете идти завтракать… — Полковник сказал это без пауз, на одном дыхании, и снова сердито посмотрел на часы.
— Я хотел бы иметь возможность читать газеты, — требовательно произнес Субботин.
— Хорошо. К завтраку вам будут подавать газету.
В дверях появился солдат.
— Проводите господина в столовую… (Субботин встал.) Да, чуть не забыл. Я имею распоряжение переодеть вас в штатский костюм. Приятного аппетита.
Кельнер в странной полувоенной форме подал Субботину завтрак и стал возле стены. Как только был выпит кофе, в дверях появился солдат:
— Прошу…
Субботин вернулся в свою комнату…
Так он прожил шесть дней. Теперь по утрам он читал газету и был в курсе событий. Прочитал он и насчет себя. Генерал в интервью утверждал, что ему ничего не известно о судьбе русского офицера Скворцова. Офицер сам сделал выбор и пришел в западный мир. Где и как он живет теперь? Генерал не может, естественно, знать, как живут миллионы людей, которые населяют Западную Германию… Субботин несколько раз прочитал это место из интервью. Нет-нет, все было в порядке: они ему верят и, судя по всему, собираются использовать. «Ну что же, именно это нам и надо…»
План, разработанный Рычаговым, состоял из двух частей. Первая включала в себя все, что было связано с вызволением лейтенанта Кованькова. Но в ходе этой операции уже начиналась и вторая часть плана, по которой Субботин должен был закрепиться на Западе и затем действовать в зависимости от обстановки.
На седьмой день во время обеда в столовую быстро вошел полковник, с которым Субботин разговаривал после приезда сюда.
— Прошу прощения, но вам нужно поторопиться. За вами приехали…
И снова Субботин ничего не увидел. По тому же коридору его вывели под арку дома, где уже стояла машина. Рядом с шофером сидел знакомый Субботину офицер из отдела Хауссона.
— Здравствуйте, мистер Жерард! — обрадовался Субботин.
Не отвечая на приветствие, офицер открыл заднюю дверцу. Машина сорвалась с места и помчалась по аллее. Промелькнули раскрытые ворота, за которыми к горизонту устремилось прямое как стрела шоссе. Субботин тронул за плечо офицера и тихо и гневно сказал:
— Мистер Жерард, неужели вы не уничтожили этого щенка лейтенанта?
Офицер пожал плечами:
— Скандал получил чересчур широкую огласку. И вообще я не хочу говорить об этом.
Субботин видел, что офицер в дурном настроении. Но кое-что уже известно. Кованьков жив! Прекрасно! Зададим вопрос другой:
— Куда мы едем, мистер Жерард?
— В Мюнхен.
— Зачем?
— Я думаю, вы там будете жить и работать.
— Надеюсь, с мистером Хауссоном?
Офицер снова пожал плечами и не ответил.
— Еще один вопрос, мистер Жерард: где Анна Лорх?
— Понятия не имею. Я занимаюсь только тем, что имеет отношение к делу…
Субботин понял, что с Наташей дело плохо. От тревоги за нее похолодело сердце.
Часть вторая
37
Как только окончилась война, сразу стало ясно, что западные державы создают искусственные препятствия возвращению на родину советских людей, угнанных фашистами в Германию. Кто был в дни окончания войны в Германии, никогда не забудет, как по ее дорогам с запада на восток и с востока на запад двигались бесконечные колонны изможденных людей. Вводя в Европе свой бандитский «новый порядок», гитлеровцы согнали в Германию рабов из многих стран мира. Французских шахтеров они заставляли работать на шахтах Силезии. Украинские крестьяне батрачили на землях помещиков в Баварии. Вся Германия была покрыта сетью лагерей для рабов. Для тех, кто не покорялся новоявленным рабовладельцам, были созданы концентрационные лагеря смерти.
В первые дни мира на дорогах Германии мы видели немало людей в полосатых арестантских робах, с выжженными на руках лагерными номерами. Эти люди были похожи на вставших из гроба мертвецов. Они возвращались в родные места, одним своим видом свидетельствуя миру о пережитых ими муках.
В советской зоне сотни наших офицеров, недосыпая, валясь с ног от нечеловеческой усталости, помогали жертвам «нового порядка» поскорей вернуться к родному крову. На дорогах стояли солдатские кухни. В населенных пунктах днем и ночью работали специальные центры по снабжению освобожденных узников фашизма одеждой и продовольствием, обеспечивали их ночлегом и транспортом.
Совсем иначе было в Западной Германии. В первые же послевоенные дни советское командование располагало информацией о том, что в западных зонах тысячи и тысячи советских — людей не выпускают из гитлеровских лагерей. Сначала был выдуман предлог такой: в лагерях-де свирепствовали различные инфекционные болезни, и поэтому теперь необходим карантин. Затем в западной пропаганде и в официальных документах появился термин «добровольная репатриация». Видите ли, оказывается, многие
