Целый день Хауссон штудировал вырезки. Досье было не маленькое — восемь пухлых томов. Вдобавок Хауссон владел русским языком не настолько, чтобы читать без словаря.
К вечеру Хауссон, страшно уставший, с разболевшейся головой, лег в постель, решив на сон грядущий почитать Достоевского. Лучше бы он этого не делал. По газетным вырезкам психология русского человека представлялась ему довольно простой и, во всяком случае, понятной. Он даже стал иронически думать о загадочности русской натуры, о которой так любили говорить среди его коллег. Нет, нет, советские люди представлялись ему довольно примитивными: у них все интересы сосредоточены только вокруг работы, связанной с выполнением каких-то бесконечных планов и обязательств. А Достоевский, даже сокращенный, показывал ему русского человека, действительно непостижимого в своей сложности и неожиданности поступков. Как же это может быть? Не могли же коммунисты так переделать не только государственный строй, но и самого русского человека? Ну хотя бы вот этот, понравившийся ему курсант Барков — к чему он ближе? К Достоевскому или к тому, чем веяло от бесчисленных газетных вырезок? Пожалуй, к Достоевскому… Но это ощущение возвращало Хауссона к мысли о загадочности русской натуры.
Словом, нет ничего удивительного, что однажды Хауссон пришел к мысли, что ему нужно иметь при школе надежного консультанта по Советскому Союзу, жившего там совсем недавно. И он подумал о Скворцове. Хауссон решил, что его можно и нужно использовать в школе. Надо только некоторое время еще понаблюдать за ним: не изменил ли он свои взгляды, потрясенный тем, что произошло на пресс- конференции?
39
Журналисты, галдя, толкаясь, покинули зал. Субботина и Кованькова увели через дверь на сцене. И наконец наступила минута, когда Посельская осталась в зале одна. Что делать? Наташа прошла на сцену, но дверь там оказалась запертой. Наступившая после дикого гвалта тишина пугала. Наташа быстро вышла из зала. В фойе — ни души.
В гостинице портье, передавая Наташе ключ, сказал:
— За вами долг, фрейлейн.
— Разве номер не оплачен? — удивилась Наташа.
— Увы! — Портье развел руками и непонятно улыбнулся.
— Хорошо. Я сейчас схожу в меняльную контору, получу марки «Б» и заплачу…
Наташа вышла из гостиницы и чуть не столкнулась с уже знакомым ей молодым человеком, все эти дни ходившим за ней. Он посторонился и, приподняв шляпу, пробормотал извинение. Но за Наташей не пошел.
Поменяв марки, Наташа вернулась в гостиницу. На пороге ее ослепила вспышка фоторепортерской лампы. Все, кто был в вестибюле, провожали ее любопытными взглядами. Наташа все поняла: очевидно, пока она ходила, радио уже раструбило о пресс-конференции. Портье, принимая от нее деньги, сказал, улыбаясь:
— Можно было не торопиться…
Молодой человек, который столкнулся у входа с Наташей, сидел в кресле в глубине вестибюля и посматривал на нее с непонятной усмешкой. К стойке портье подошел и стал рядом с Наташей пожилой и какой-то помятый мужчина.
— Прошу прощения. Несколько вопросов для газеты.
— Я устала… — Наташа хотела уйти, но корреспондент загородил ей дорогу.
— Всего два вопроса. На предыдущей пресс-конференции вы были представлены как невеста русского офицера. Где сейчас ваш жених?
— Не знаю.
— Прекрасно. И еще один вопрос: рассчитываете ли вы стать женой того офицера и когда это произойдет?
— Это наше личное дело… — Наташа бесцеремонно оттолкнула журналиста и быстро взбежала по лестнице.
В номере пожилая немка производила уборку. Она выключила пылесос и с откровенным презрением посмотрела на Наташу.
— Вы действительно немка? — вдруг со злостью спросила она.
— Да, немка, — устало ответила Наташа, вешая на распялку пальто.
— Как вам только не стыдно заниматься такими делами!
— Какими именно?
— Грязными — вот какими! — Уборщица сердито выдернула штепсель пылесоса. — Что плохого вам сделали русские?… Убрали банду Гитлера? Да? — Женщина смотрела на Посельскую брезгливо и гневно.
Наташа в это время лихорадочно обдумывала, как себя вести в этой неожиданной ситуации.
— Я бы посоветовала вам, — жестко сказала она, — не совать нос, куда не следует. Убирайтесь отсюда!
Гремя пылесосом, уборщица вышла из номера. Наташа вздохнула: «Все же я поступила правильно. Мало ли что… Это могло быть и провокацией… Но что все-таки с Субботиным? Получил он возможность дать о себе знать? Как теперь поступать мне самой?… Ясно пока одно: необходимо какое-то время выждать». Этого требовал и оперативный план.
Прошло еще три дня. От Субботина никаких известий. Не проявляли к ней никакого интереса и люди Хауссона. Уже трижды на встречах со связным Наташа условленным кодом передавала одно и то же: «Ничего нового. Положение Субботина неизвестно…»
На четвертый день утром Посельская пошла в комендатуру, рассчитывая найти там офицера, который ее принял после перехода зональной границы. Не поможет ли он ей связаться с Хауссоном?
Наташе повезло. Когда она подошла к комендатуре, у подъезда одновременно остановилась машина, из которой вышел именно тот офицер. Наташа бросилась к нему:
— Здравствуйте!
— Здравствуйте, — замедленно ответил офицер, с недоумением смотря на Посельскую.
— Вы помните меня?
— Прошу прощения — нет. — Офицер козырнул и взялся за ручку двери.
— Я — Лорх. Анна Лорх. Невеста…
Офицер пожал плечами и быстро скрылся за дверью.
Наташа зашла в комендатуру и обратилась к чиновнику, который когда-то направлял ее в гостиницу. Этот ее помнил.
— Вы еще не устроились на работу? — спросил он. — Одну минуточку.
Чиновник ушел. Минут через пять он вернулся, но это был уже совсем другой человек. Не глядя на Наташу, он сказал:
— Комендатура устройством на работу не занимается. Для этого существует бюро найма. До свидания…
Все было ясно: от нее попросту отделывались, она им больше не была нужна.
Наташа вернулась в гостиницу. Только вошла в номер, зазвонил телефон. Портье сообщал, что ее хочет видеть корреспондент. Можно ли ему подняться к ней в номер?
— Можно… — Наташа положила трубку: «Посмотрим, что это за корреспондент».
Стук в дверь. Не успела Наташа отозваться, дверь открылась, и в номер вошел Рычагов.
— Здравствуйте, фрейлейн! Не откажите в любезности ответить на несколько вопросов.
— Пожалуйста. Садитесь…
Рычагов вынул блокнот и начал задавать вопросы. Наташа отвечала. Он записывал. Потом он встал, поблагодарил за интервью и ушел. На столе осталась записка:
«Сегодня же поезжайте в Мюнхен. Явитесь Гамбургерштрассе, 5, квартира 4. Там живет ваша
