необычайным ментальным даром! Но, повторю, его уже нет.
– Умер в глубокой старости? – спросил Вальдес, стоя на пороге.
– Отнюдь. Мы с твоим прадедом его убили – на Рооне, примерно сто сорок лет назад. Перед тем как коммодор Врба занял планету.
Прыжок, еще прыжок и еще… Они разделялись долгими часами, и, пока «Ахирос» и конвойные суда набирали скорость и энергию для погружения в Лимб, Вальдес размышлял о прошлом и настоящем, о поворотах и зигзагах судьбы, соединившей его с двумя чужими расами. Одна из них была врагом, другая – нанимателем, что не мешало ему и предку Коркорану вступить с чужаками в личную связь, когда абстракции недругов или хозяев внезапно обретают имена и превращаются в существ, которых можно ненавидеть или презирать, жалеть или любить. Вальдес считал, что прадеду меньше повезло в таких контактах – как-никак, ему пришлось прикончить Дайта, пусть биологического, но все-таки отца. Надо полагать, за дело! К нему самому фортуна была благосклонней, ибо то личное, соединявшее их с Занту, не отнимало, а дарило жизнь. Возможно, в этом был какой-то тайный и глубокий смысл, означавший новый ход в игре, которую вели друг с другом галактические расы, попытка примирить непримиримое, связать распавшееся, вернуть единство эпохи даскинов. Хотя кто знал, какой казалась та эпоха современникам! Золотой век никогда не был нашим веком…
В промежутках между прыжками Вальдес навещал Занту. Больше они не парили в ментальном пространстве, не погружались в бездны, полные света, а сидели в беседке над морем, совсем уже земным, и смотрели на маленький остров с пальмовой рощицей и одинокой сосной. Островок можно было приблизить и рассмотреть каждого его обитателя, хоть краба, хоть ящерку, хоть человека, и, вызывая тот или иной знакомый образ, Вальдес рассказывал Занту о близких, о доме, который построил дед Иниго, о птицах и бабочках, доставленных с большой земли, о верных помощниках дельфинах, о пальмовом вине, которое делал отец, и ландышах, которые, наперекор природе, выращивала мать. Еще говорил об учебе в Сиднейской академии, о первой посадке на Венеру и полетах в Поясе Астероидов, о долгих, долгих вахтах в рубке «Рима» и о том, как вдруг взрывается пустота, извергая поток боевых модулей, как вспыхивают звездами корабли, пораженные ударом, и как плывут во тьме Провала раскаленные шлейфы плазмы, обломки и мертвые тела. О многом говорил он ей, но о предке Коркоране, о кровной связи их семьи с фаата и своих удивительных талантах не сказал ни слова. Возможно, слова тут были не нужны, и Занту без них ощущала его необычность? Ведь с телепатом Кро Лайтвотером она разобралась при первой встрече… Вальдес не спрашивал, Занту не говорила. Были у них темы поважней, чем обсуждение мзани и фаата.
После третьего прыжка Вальдес вдруг вспомнил о сроке ее заточения и ужаснулся. Получалось, что ребенок – их дитя, что бы там ни утверждал Кро Лайтвотер! – проведет в «Ахиросе» многие годы, вырастет, окруженное сервами, грузами, механизмами и пустотой за стенами корабля. Ни одного живого создания оно не увидит, кроме Занту, матери-тальде и. быть может, человека-трла по имени Вальдес, который останется с ним так недолго, на несколько лет, пять или шесть, пока не уйдет воевать с дроми. Не придется ему жить в астроиде, спускаться в чудный мир Файо, танцевать с другими крошками-эльфами в волшебном круге, летать над озером и слушать поучения из уст Гхиайры, Птайона и Бриани… Воистину, печальная судьба!
Он поделился своими страхами с Занту, но она лишь улыбнулась. Не изгнание было ее карой, а изоляция и невозможность завести потомство; но если потомок все-таки увидит свет и тьму – каким бы образом это ни случилось! – кара лишается смысла. Этот рейс – последний, сказала она. Теперь ей можно вернуться в астроид, и никто ни в чем ее не упрекнет: лоона эо слушают веления судьбы, как бы они ни прозвучали, даже самым тихим шепотом. А это – не тихий шепот! И Занту коснулась ладошкой своего живота.
Вальдес выслушал ее и подумал, что человек сродни верблюду: один груз сняли, а другой уже навален на горб. Их малыш родится в астроиде и не будет обделен ни лаской, ни заботой, ни домашним уютом, ни сказочной роскошью миров лоона эо. Так и случится! Но он никогда не увидит его, не возьмет на руки, не обнимет… Ни крошку-эльфа, ни милую Занту…
– Мы расстанемся? – спросил он, уже читая ответ в ее глазах.
– Расстанемся, – эхом отозвалась она. – Я бы летала с тобой и дальше, Сергей Валъдес с Земли, но в моем народе говорят: благословен ушедший вовремя. И я уйду. Я ничего не могу тебе дать.
– Ты дала мне так много…
– И так мало! – Занту опустила голову и спрятала лицо в ладонях. – Та, другая… – услышал Вальдес, – та, о которой ты временами думаешь… Она даст тебе все, что я не смогла. И когда ты будешь с нею… когда вы будете любить друг друга, как любят люди… вспомни обо мне, Сергей Вальдес с Земли, вспомни как о женщине вашей расы. Вспомни и представь, что она – это я.
Такое Инге вряд ли понравится, подумал Вальдес, целуя глаза Занту. Они оказались сухими – слезных желез у лоона эо не имелось.
Но ее губы были влажными и горячими.
На шестом прыжке «Ахирос» вынесло в пространственную щель или рукав в миллиард километров, направленный к северному галактическому полюсу. Ориентируясь по движению корабля, можно было сказать, что снизу, сверху и справа от его траектории тянется газопылевое облако из атомарного водорода и мелкой пыли, в котором щель – иголка в стоге сена. Даже не иголка, и ничтожный волосок длиной немногим меньше светового часа, тогда как до другого края облака месяцев пять или шесть. Слева располагался астероидный пояс древней звезды, чья планетная система превратилась в прах и камни сотню миллионов лет назад. Разгоняться в облаке или среди астероидной каши – чистое безумие, так что первоклассный вакуум щели был просто даром божьим для любого навигатора. К тому же этот объект лежал на стыке ряда секторов, и хапторы, дроми, кни'лина не обходили его вниманием – как и торговые суда лоона эо.
«Ахирос» вынырнул в начале рукава и уже прошел его первую четверть, когда Следящие За Полетом послали сигналы тревоги. Под их пронзительный звон Вальдес, Птурс и Кро Лайтвотер ринулись в рубку, заняли места по боевому расписанию, замкнули коконы и оглядели экраны. Находившийся в трюме «Ланселот» был слеп и глух, но Водитель пересылал информацию с видеодатчиков транспорта: край облачной туманности, пылавшей багряным светом, плотный астероидный поток и виды на пространство по курсу и за кормой корабля.
– Юки Хедо – Старшему Защитнику, – прошелестело в коммутаторе. – Причины тревоги, сэр?
Хедо, японец и бывший офицер, являлся капитаном «Есицунэ», кхи с довольно опытным арабским экипажем; второе судно, «Шива», шло под командой Бхапала, и его экипаж был смешанным, индусы и китайцы с Харры, Данвейта и Зайтара. Системы наблюдения «Ахироса» превосходили сканеры судов Конвоя, и там, вероятно, не видели объект, что подбирался к каравану сзади. На обзорном экране «Ланселота» он был едва заметен: три крохотные точки и больше ничего.
– За нами идет корабль, – сказал Вальдес. – Принадлежность неясна. Попробую идентифицировать.
Он связался с Первым Следящим и велел уточнить дистанцию и увеличить объект. До него было триста двадцать тысяч километров, примерно как от Земли до Луны – расстояние по космическим масштабам не маленькое и не большое, а так, среднее. Водитель переслал изображение на правый тактический экран, где, сменяя друг друга, начали вспыхивать кадры: три светящиеся точки, потом черточки, остроконечные стрелки и, наконец, тройка вытянутых корпусов, соединенных в единое целое плоским крылом. Центральный корпус был длиннее и массивнее периферийных, напоминая конфигурацией земные крейсера.
– Мать-перемать! Это что еще за чудо! – изумился Птурс.
Вождь приподнял руку с протезом, потянулся к экрану, будто желая коснуться изображения, и вымолвил:
