Куллат, материнский мир лоона эо
Где-то пела, заливалась птица. Ее чистый звонкий голос не будил у него воспоминаний: на Данвейте таких певунов не было, на Харре и Тинтахе тоже. Не на Земле ли он? Лежит, не раскрывая глаз, на мягкой кровати у распахнутого окна, дышит воздухом с хвойными ароматами и слушает трели соловья или другого чижика, какие водятся на континенте, среди полей и лесов… Но инстинкт астронавта подсказывал, что здесь не Земля: тяготение было поменьше, хвойный запах отдавал непривычной сладостью, а голос птахи тоже казался незнакомым – почти человеческий и такой нежный, будто юная девушка поет песню без слов.
Некоторое время он размышлял над тем, сможет ли пошевелиться или хотя бы приоткрыть глаза. Чудилось, что мягкая, но неодолимая сила сковывает движения; он ощущал свои руки и ноги, ток воздуха и солнечное тепло на лице, поверхность ложа под спиной и ягодицами, но ни один палец, ни одна мышца не желали двигаться. Может быть, он недостаточно настойчив? Может, надо приложить усилие и…
Мысль ушла, сменившись другой, более важной: все-таки поет не птица, а девушка. Он попытался представить ее, и тут же всплыл знакомый милый облик: высокий чистый лоб, светлые волосы, собранные в прическу в виде шлема, лицо с маленьким, твердо очерченным подбородком и изящным носиком, яркие губы, тени на висках и серые глаза с голубоватыми веками. Лицо, сотканное из бирюзовых небес, радуги и утреннего тумана, что розовеет над водой в первых солнечных лучах… Как ее зовут, эту красавицу? Коварная память подсказала: Инга.
Инга Соколова, его тхара! Конечно, он не мог забыть о ней, об их любви, их будущем ребенке! Ей и дитю угрожала опасность, и он сражался… С кем? Это воспоминание никак не давалось; в сознании всплывали то темный зев аннигилятора, то сокрушительный взрыв, то пламя, что тянулось и тянулось к его кораблику длинным жарким языком. Фантомный огонь накрыл его, он застонал, не слыша собственного голоса, только пение девушки-птицы и шелест листвы. Эти звуки были реальными, изгнавшими память о том мгновении, когда
Прислушиваясь к высоким нежным трелям, он снова вызвал черты девушки. Они мерцали как звезда в потоках атмосферы, и он внезапно догадался, что видит два обличья, два разных лица, будто наложенные друг на друга голограммы: глаза – то серые, то синие, волосы – то с золотистым блеском, то светлые, словно лен, носик – то чуть вздернутый, усыпанный веснушками, то изящной строгой формы. Затем облики девушек раздвоились, и в памяти всплыли их имена: сероглазка – Инга Соколова, тхара, а та, что с синими глазами, – женщина лоона эо Занту, которую он защищал… Занту и их малыш… может, по человеческим меркам, не его ребенок, но он считал дитя своим… Было сражение с хапторами, Птурс и Кро покинули корабль, он катапультировался тоже, но слишком поздно… Взрыв… Тот взрыв он не мог пережить…
Сергей Вальдес вспомнил все и открыл глаза.
Его ложе парило среди древесных крон, что окружали длинный выступ, отходивший от увенчанной башнями стены. Стена была сложена из древних камней шестиугольной формы и напоминала черно-белую фотографию пчелиных сот, прорезанную аркой входа. От деревьев – видимо, очень высоких, с пучками гибких игл вместо листьев – тянуло смолистым запахом, и где-то в их ветвях пела, щебетала невидимая птица. Над деревьями и стеной, над башнями и холмами, что угадывались вдалеке, раскинулось небо, не земное и не данвейтское, но тоже очень приятное, розовое, как перья фламинго. В пяти шагах от постели Вальдеса висела в воздухе конструкция из тонких трубок и клетчатой ткани – кресло не кресло, но что-то на него похожее. В странном кресле расположился лоона эо, немолодой и тоже странный, с ястребиным лицом, темными глазами и волосами, каких не бывает у этого племени. Сидел, покачивал ногой, глядел с улыбкой на Вальдеса.
– Кро? – Это прозвучало вопросом. Он присмотрелся и уверенно повторил: – Кро!
– Всё же узнаешь? – Светлая Вода развел руки в стороны, обе целые, никаких протезов. – Пришлось слегка подкорректировать свой облик, чтобы Хозяева не очень нервничали… Хотя вижусь я с ними не часто. Одни сервы кругом.
– Где мы?
– На Куллате. Это высокая честь для наемников, но мы спасли одну красавицу с ее потомством… Вспоминаешь?
– Да, – сказал Вальдес, – да. Я все помню, Кро. Птурс тоже здесь?
– Птурс? С какой стати? На Степане ни царапины, ни синяка, лечить его ни к чему. На Данвейт он отправился. А вот ты… ты был плох, когда конвойные с «Есицунэ» нас подобрали. Без гибернатора живым бы не довезли. – Вождь качнулся в своем кресле вперед-назад и начал спокойно перечислять: – Ожоги – семьдесят процентов кожного покрова… обширная контузия от удара взрывной волны… полопались капилляры глазного дна и почек, вообще все мелкие сосуды… естественно, кровоизлияние в мозг и травма шейного отдела позвоночника… Ну, еще всякие мелочи, переломы конечностей и ребер, рана в брюшной полости. Еще асфиксия – капсула и кокон разгерметизировались.
Вальдес выслушал его с интересом. Потом заметил:
– Ты лучше скажи, что у меня целого осталось.
– Пожалуй, ничего. Волосы… странно, но волосы не пострадали.
– Это утешает. – Помолчав, он спросил: – И как я теперь?
– Как новенький. Можешь сесть и проверить.
Вальдес так и сделал: сел, спустил ноги с ложа и принялся проверять. От ожогов и ран не осталось ни следа, ни рубцов, ни отметин, руки-ноги и шея не болели, видел и слышал он тоже нормально. Правда, ощущалась слабость, но с этим он смирился, вспомнив длинный список своих увечий. Любое из них могло переправить его в Великую Пустоту.
– Меня доставили на Куллат?
– В один из астроидов Куллата, где расположена местная клиника. Куллат был ближе, чем Арза или Файо. Твоя малышка… она… – Вождь сделал недолгую паузу. – Словом, она очень переживала. Велела лететь сюда еще и потому, что воздух Куллата обладает целительной силой. Во всяком случае, лоона эо в это верят – как-никак, здесь их материнский мир. Кстати, медицина у них!.. – Кро восхищенно прищелкнул языком. – На уровне, должен заметить. Попал бы ты домой, тебя бы не вытащили, а здесь перенесли из криогенной камеры в регенерационную и сунули в желе из биоплазмы… только и всего… Я сказал, что останусь с тобой, и это было воспринято с пониманием.
– Ты тоже был ранен?
– Я? Ну, в какой-то степени… Можно сказать, не смертельно.
– И они тебя тоже лечили?
Светлая Вода усмехнулся:
– Даже не пытались. Не забывай, Сережа, что я мзани. Обычно я излечиваюсь сам и в очень быстром темпе.
На секунду его лицо обрело прежние черты, и это случилось так неожиданно, что Вальдес вздрогнул. Затем поинтересовался:
– Внутри ты тоже как лоона эо? Я имею в виду генетический код, органы или их отсутствие и все такое-прочее. Я вижу, у тебя четыре пальца…
– Это не сложно. – Кро взглянул на свою руку. – Но изменения только внешние. Внутри, как ты выразился, я человек и навсегда останусь человеком. Что поделаешь – привычка! К тому же стать совсем лоона эо мне, пожалуй, затруднительно. – Он покосился на Вальдеса. – Хочешь спросить, почему?
– Не хочу. Я уважаю тайну личности.
– Вот и правильно. Вдаваться в подробности мне бы не хотелось.
Они помолчали. В ветвях по-прежнему заливалась птица, по розоватому небу плыли алые облака, и высоко над ними, едва заметный в ярком свете дня, поблескивал огромный обод из жемчужин-астроидов. На двух или трех ближайших холмах, которые Вальдес видел теперь вполне отчетливо, зеленели рощи и высились замки. Не такие, как на Данвейте, не из хрусталя и серебра, а древние каменные строения. Но конструкция была похожа: центральная башня, а вокруг – башенки поменьше.
– Значит, в астроиде меня подлечили и отправили на планету, – сказал Вальдес. – А зачем?
