льдинок; этот агрегат мерно сжимался и расширялся, будто живое существо с неторопливым ритмом дыхания. На нем виднелись пять или шесть темных наростов, и Литвин не сразу понял, что это головы людей, тела которых погружены в льдистую массу. Один из них был знаком: морщинистое лицо с отвисшими губами и тусклые волосы принадлежали Айве. Другие выглядели моложе, но не намного — у всех вертикальные морщины над переносьем и рты, похожие на птичьи клювы. Совет старейшин? — мелькнуло в голове. Только к чему они в лед вморозились?
— Посредники, — произнес Йегг за его спиной. — Айве и… как ск'зать?.. его команда, его группа. Так пр'вильно?
— Правильно, — подтвердил Литвин. — А что это за штука, в которую они погружены? Что они там делают?
— Прибор для ментальной связи. — На этот раз ответила Йо. — У вас нет термина… Не совсем прибор, по нечто, объединяющее интеллекты, когда решают сложную задачу. Они пытаются анализировать данные, что поступают из вашего мира. Они очень, очень опытные… Понять устройство общества и психологию личности — так это у вас называют? — все, что нужно для успешного контакта. Понять, создать модели, предугадать реакцию…
Литвин усмехнулся.
— И далеко они продвинулись?
— Ясного понимания нет. Взгляни, что они видят.
Поверх зала с зеленоватым аппаратом возникло новое изображение. Огромная толпа людей в бурнусах и джуббах бушевала под стенами мечети; воздетые вверх кулаки, рты, разинутые в крике, стволы автоматов, зеленые флаги, транспаранты с надписями на арабском и английском… Калимантан? Ассасины? Нет, скорее Багдад или Кабул, решил Литвин. Ассасины этаких сборищ не устраивают и зря оружием не бряцают. Первая заповедь Бирана: поднял автомат, значит, должен пристрелить неверного…
Картина сменилась. Теперь, очевидно, это был отрывок из исторического фильма: яркое солнце, синее море и два корабля под парусами: большой испанский галеон и фрегат с черным пиратским вымпелом на мачте. Сверкнул огонь, вспухли клубы сизого дыма, брызнули обломки реев и досок, заплясало пламя, пожиравшее фальшборт. Испанцы в блестящих кирасах вскинули мушкеты, дали залп, но было поздно — корабли сошлись. Взметнулись канаты и крючья, орда полуголых свирепых корсаров хлынула на палубу, размахивая клинками и топорами. Рухнула мачта, придавив десяток мушкетеров, мелькнула отсеченная рука, еще сжимавшая клинок… Затем, без всякого перехода, возникло судно на воздушной подушке, белоснежное и огромное, словно плавучий дворец, с надписью по борту: «Трансатлантический паром „Венеция“. Вслед за ним промчался стратосферный лайнер: вид сверху, вид сбоку, салон, заполненный пассажирами, хорошенькие стюардессы и крупным планом напитки, устрицы, икра — видимо, крутили рекламный ролик.
«Вот это да! — подумал Литвин. — Похоже, они не могут отличить вымысел от реальности! Пиратский парусник и современный корабль… И правда, как-то не вяжется, если не знать, в чем фокус!»
Новый сюжет уже разворачивался перед ним: ресторан или бар, столики с массой людей, пьющих, жующих, размахивающих в возбуждении руками, яркие огни под потолком, длинный помост, а на нем — белокурая юная леди. Пританцовывает и, с чарующей улыбкой, неторопливо раздевается: блузка и юбка долой, плавное вращение задом, поворот, еще один, сброшен бюстгалтер, пальцы на отвердевших сосках, потом скользят ниже, к чулкам и трусикам, но замирают: время еще не пришло. Девушка спускается в зал, танцует между столиками, мужчины тянутся к ней, суют купюры за подвязки. Качество изображения неважное; скорее всего, прямой эфир из кабака, который нынче в моде. Суют евлары, и вид у публики отвязный — значит, блондинка пляшет не в Москве. Наверное, где-то в Европах или в Штатах…
— Объясни. — Серебряные глаза Йо уставились на Литвина. — Это медицинский эксперимент? Или биологический? Но почему так много… — сфера-подсказчик мигнула, — много врачей, медиков? Они осматривают эту женщину и поглощают пищу… Почему? У вас так принято?
— Медицина тут ни при чем, а биология… биология, пожалуй, замешана, только ниже пояса, — сказал Литвин. — Это стриптиз-шоу. — Подумал и мстительно добавил: — Другого термина нет!
— Непонятный термин можно р'скрыть с помощью др'гих, понятных терминов, — вмешался Йегг.
— Ладно, попытаюсь. Такие телодвижения и вид нагого женского тела приятен мужчинам. — Литвин показал на блондинку, все еще извивавшуюся меж столов. — В своем роде это искусство. Мужчин оно сильно возбуждает.
— Искусство, — повторила Йо, и кафф в ее волосах замигал. Мигал он без перерыва целую минуту — кажется, компьютерные объяснения насчет искусства были ей непонятны. — Ты сказал, что нагота женщины возбуждает мужчин… В каком смысле? Это психическая или физиологическая реакция?
— То и другое. Смещается гормональный баланс, растет давление крови и ритм сердечных ударов, мышцы напрягаются… ну, и кое-что еще. Это древний сексуальный механизм.
— Связанный с размножением?
— Не обязательно.
Йо призадумалась. Лицо человека в такие моменты меняется; лоб идет морщинами, брови лезут вверх, твердеют губы, становятся глубже складки у рта. Непроизвольная игра лицевых мышц, отражающая течение мысли… Но у женщины бино фаата ничего подобного не замечалось — только взгляд ее застыл, и веки на миг прикрыли серебряные глаза.
Затем она поделилась с Литвиным плодами своих размышлений.
— Если бы я была нагой, это тебя возбудило бы?
— Еще как! — признался Литвин. — Ты выглядишь приятнее этой блондинистой девицы. Я уж не говорю о запахе…
— Запах, да… — Глаза Йо чуть-чуть сузились. — Запах означает, что я близка к периоду туахха. Семь или восемь циклов, и я забудусь в т'хами, а тебе пришлют нового переводчика.
— П'реводчиков, — уточнил Йегг. — Мы, Йо и я, есть из одного поколения, и т'ахха приходить к нам в одно и то же время.
— Это значит, что вы нуждаетесь в сне? В регулярном отдыхе?
Йо, уже знакомым жестом, развела руки.
— Нет. Только в нормализации гормональных процессов и снятии напряжения в определенные периоды. Обычно это занимает от пяти до восьми циклов. — Она опустила глаза и молвила: — О таком не принято спрашивать, но, может быть, ты скажешь… Когда у тебя наступает туахха?
«Похоже, мы зашли в тупик», — подумал Литвин, а вслух произнес:
— До сих пор я как-то обходился. У нас есть множество способов, чтобы снять напряжение. Вы их, наверное, видели, если ловите передачи с Земли. — Он показал на безмолвного стража. — А что насчет этого? С ним тоже случается туахха?
— Это бывает у всех, — отрезала Йо. — Ты хочешь что-нибудь еще увидеть?
— Конечно. Залы для т'хами. Особенно тот, куда поместили земную женщину. Я должен убедиться, что с ней все в порядке.
— Это д'леко, — вмешался Йегг. — Нужно ехать.
— Так поедем!
Блондинка-стриптизерша и ресторан, забитый публикой, исчезли. В стене замерцала мембрана, и сквозь ее прозрачный занавес Литвин увидел очертания кабинки, мягкий сероватый пол и сложные узоры из разноцветных линий, горевших, как чудилось ему, прямо в воздухе. Схема корабельных коммуникаций! Разобраться бы с ней… А заодно узнать, как вызывают транспорт… Может быть, с помощью этого шарика? Каффа?
— Сюда.
Йо направилась к мембране, следом за ней шел страж. Кожа на его безволосом затылке поблескивала, доспехи прикрывали тело от шеи до середины бедер. Этот панцирь не был похож на боевой скафандр десантников — облегал торс и ягодицы как перчатка, и было заметно, как могучие мышцы бугрятся и перекатываются под ним.
Удобный момент, мелькнуло у Литвина в голове. Насмерть бить, само собой, не стоит, но можно
