титана, заставив его истекать кровью. Но постепенно эта кровавая капель делалась реже, струйка жидкости — тоньше, и к тому моменту, когда Литвин пришел в себя, рана, вероятно, затянулась. Подобрав шарик интерфейса, он пристроил его на место. Боли не было.
«Кто из нас получил урок, он или я?» — подумалось Литвину. Некая истина забрезжила в его сознании: кажется, он начал понимать, чего боится Корабль. Повреждений канала связи между функциональными центрами? Можно сказать и так, но на человеческом языке это называлось иначе: боль, страдание, мука.
«Земная кса доставлена к полости модулей», — прозвучал бесплотный голос.
— Отгони капсулу обратно, — распорядился Литвин. — И что насчет полностью разумных? Может, сам их повяжешь? Или все-таки олков вразумишь?
«Выполнить команду невозможно, — раздалось в ответ. Потом, после паузы: — Боль… не надо боли… нужны другие эмоции… гнев, ощущение силы, радость, страсть…»
— От радости и я бы не отказался, только причин для нее нет, — вздохнув, сказал Литвин. Урок был им усвоен; он знал, что сможет сжечь Корабль или распылить на атомы, убить его тысячью способами, но только не пытать. Палач из него был никудышный.
Капсула остановилась, он вышел на палубу и сразу увидел Макнил. Нагая, беззащитная, она лежала на спине, и от того живот казался больше; вздутый, как барабан, он нависал над бедрами как что-то чужое и совсем ненужное Эби. Литвин взял ее на руки, прошел сквозь мембрану и опустил рядом с сидевшей неподвижно Йо.
— Ты сделал это, — промолвила она, коснувшись наплечника скафандра. — Сделал! Как?
— Я же тебе говорил, что Корабль мне поможет. Вот, помог… — Литвин прижал пальцы к запястью девушки. Пульс у Макнил бился ровно и сильно, но удивительно часто, не меньше ста сорока ударов в минуту. — Пока она спит, надо бы одежду ей раздобыть, такую, как у тебя. Найдешь, ласточка?
Йо кивнула — наверно, подсмотрев этот жест у Литвина. Кафф на ее виске вспыхнул, сдвинулась секция стены, и трубка от сосуда с питательной жидкостью скользнула ей в ладонь. Она принялась хлопотать над Макнил, укладывая девушку поудобнее, поглаживая то волосы, то щеку; потом прижала штуцер к вене на сгибе локтя. Пища и биостимуляторы, вспомнил Литвин. Вероятно, инъекция была обязательным этапом пробуждения.
Он глядел на Эби и думал: что я ей скажу, когда она очнется, как объясню?.. Что вообще можно сказать женщине, чрево которой сделали опытным полигоном? Которая носит плод чужих, и чей ребенок, еще не родившись, уже причислен к рабскому сословию? Правда казалась слишком жестокой, и Литвин, вспомнив о Коркоране, чуть заметно кивнул. Правды Макнил не узнает, пока не появится дитя. Может быть, никогда не узнает — шансы выжить у них невелики.
Прикрыв глаза, он осмотрелся с помощью внешних видеодатчиков. Снаружи все оставалось без изменений: «Ланкастер», «Памир», «Сахалин» и шесть других крейсеров висели вокруг чудовищного цилиндра, «Суздаль» со своим прикрытием парил прямо по курсу, в сотне километров. Дистанция ракетного удара, подумал Литвин. Защитное поле Корабля отразило залпы свомов, но что получится с ракетами, летящими со всех сторон? Пожалуй, в первом эшелоне их будет сотни полторы, и втрое больше через минуту после начала боя… Хватит ли этого? И что для них лучше, для него, для Йо и Эби — погибнуть вместе с Кораблем или все-таки выжить? Но какой ценой?
Он все еще решал эту дилемму, когда Йо поднялась и исчезла за входной перегородкой. Проводив ее взглядом, Литвин позвал:
«Корабль! Ты говорил, что можешь влиять на олков через биоинтерфейс… А остальные тхо? Они тебе не подконтрольны?»
«Влияние распространяется на всех частично разумных. Их мозг лишен защиты. Они не способны различить внешний ментальный сигнал и оказать ему сопротивление».
«Это значит, что ты можешь внедрить в их разум любую идею?»
«Любую, которая не противоречит приказам Связки и других полностью разумных».
«Йо это тоже касается?»
Секундное колебание, миг нерешительности. Потом:
«Да».
«Йо очень расположена ко мне. Ты заметил?»
«Это вполне объяснимо — туахха…»
«Период туахха кончается, но ее расположение не иссякает. И я вспоминаю, что во время наших предыдущих встреч она вела себя совсем по-другому, чем Йегг, второй переводчик. Более дружественно, скажем так. — Выждав недолгое время, Литвин спросил: — Ты ее запрограммировал?»
«Термин неточен. Эта тхо одарена от природы воображением, любопытством и повышенной возбудимостью. В определенном смысле, реликт прежних эпох, стоящий на грани выбраковки. Требовалось лишь пробудить эти и другие качества».
«Другие? Что именно?»
Снова отзвук сомнений, будто собеседник Литвина боялся выдать больше положенного. Затем долетели беззвучные слова:
«Жалость. Да, в системе земных понятий эти чувства называются состраданием и жалостью. Она сохранила такую способность».
— Жалость — первый шаг к любви, — задумчиво произнес Литвин. — Но ты, ты-то зачем это сделал? Зачем пробудил в ней сострадание?
Звук его голоса громом раскатился в тесной кабине, но не заглушил ответа:
«Эмоции, — пояснил Корабль, — эмоции. У земных людей они гораздо ярче и сильнее, чем у фаата».
«И что же? Разве эмоции — это так важно?»
«Нет ничего важнее. Эмоции — источник наслаждений».
Вот так квазиразумный! — мелькнуло у Литвина в голове. Чувствует боль и жаждет приятных ощущений… Странную тварь произвели даскины на удивление всем прочим звездным расам! Это не компьютер, точно не компьютер… Что же тогда? Живая игрушка? Партнер, способный к сопереживанию, усилитель горестей и радостей? Медицинское устройство для излечения невротиков? Или все это вместе?
Йо неслышной тенью возникла у входа, прервав его размышления. Села, расправила на коленях принесенный комбинезон того же хризолитового оттенка, как на ней самой — видно, подобрала его к рыжим волосам Макнил. Протянула руку, прикоснулась к шее девушки и замерла, прикрыв веками серебристые глаза.
— Скоро она очнется. Я чувствую биение двух сердец, ее и ребенка. Ритм уже нормальный, и это значит, что они вышли из фазы ускорения.
— Ускорения чего?
— Жизненных процессов.
Литвин кивнул и начал стаскивать скафандр. Затем направился в переднюю узкую часть отсека, где стены сходились к полусферическому экрану, постоял у контактной пленки, размышляя о сокрушительной силе оружия прямо под его ногами, о камере, обвитой спиралью. Аннигилятор! Если бы он мог им управлять!.. За ангаром, в самом центре корабельных конструкций, лежала полость гиперсветового привода, гигантская шахта длиною три-четыре километра. Проникнуть бы туда и сжечь конвертер… Но, пожалуй, «сжечь» тут не подходило; поток антиматерии вызовет более сильный эффект, чем плазма, лазеры и ядерные ракеты. Скорее всего, если ударить из аннигилятора по двигателям, Корабль обратится в прах…
Ощупав пленку, тихо шелестевшую под пальцами, Литвин потянул застежку комбинезона, собравшись провести еще один эксперимент, но тут его окликнула Йо.
— Иди сюда! Сейчас она очнется.
Веки Макнил приподнялись. Минуту-другую она смотрела на Литвина бессмысленным взглядом, потом, узнав его, пробормотала:
— Пол! Это ты, Пол? А где Рихард? Что с ним?
Он стиснул ее руку.
