– Я знаю, что ты, Айла, могучий ппаа, ты говоришь с богами и духами, можешь превратить любого в крысу или сжечь в огне, который бьет с небес. Я знаю, и другие тоже знают, мы это видели! Но ппаа – не предводитель Очага. Разве ты умеешь вести в бой воинов? Ведаешь, сколько им надо пищи и воды, стрел, камней и копий, повозок с запасами и шатрами? Кто учил тебя взбираться на стены и рубить врагов топором, резать глотки и пронзать животы? Разве ты был Закрывающим Полог или Держателем Шеста? Не был, и мы об этом не слышали. Ты ппаа, и воины не пойдут за тобой!
«В чем-то он прав», – подумал Тревельян, а вслух промолвил:
– Хорошая речь, Кушта. Насчет крыс и небесного огня ты верно говоришь, а вот с животами и глотками ошибся. Я мог бы выпустить тебе кишки, но зачем?.. Не будем спорить. Ты веди воинов, а я покажу дорогу.
Кушта переглянулся с Лиги-Рухом, оглядел замерших у стен воинов и сказал:
– Мы должны перебить отродий Каммы, которых не дорезали вчера. Потом ты покажешь дорогу.
– Нет. Закопаем погибших и выйдем в путь. Брат Двух Солнц велел торопиться.
– Он велел убить всех кьоллов, засевших за стенами! – Кушта повернулся к другим предводителям. – Разве не так? Мы все слышали!
Тревельян презрительно выпятил губу.
– Молчи, потомок хромого яхха! Вождь может приказать одно, потом – другое, на то он и вождь! И знаешь, каким было его последнее повеление? – Ивар выдержал паузу и рявкнул: – Повтори, Ка-Турх!
Память у телохранителя была отличной – во всяком случае, на приказы владыки. Он без запинки отбарабанил:
– Айла назовет имена. С названных им вы сдерете кожу. С любого, кем бы он ни был!
– Какие имена? – вздрогнув, поинтересовался Гхот.
– Имена непокорных, – объяснил Тревельян, положив ладонь на рогатую тиару. – Имена тех, кто умышляет зло. Тех, кто прячет за спиной нож и думает, что рука Брата Двух Солнц ослабела. Сегодня они лишатся кожи.
Он сделал знак Мечущим Камни, и воины, подняв оружие, шагнули вперед и сдвинулись теснее. Восемь вождей, носивших титул Опоры Очага, не помышляя о сопротивлении, рухнули на землю и уткнулись лбами в пыль. Похоже, они решили, что Серый Трубач пустился на некую хитрость, затеяв чистку среди соратников. Наверняка такое уже бывало, и великий вождь не раз отделял плевелы от зерна, верных от неверных, горькую воду от сладкой. «Знакомый сценарий, – подумал Ивар, – Трубачом, королем, императором всегда становится самый хитрый и безжалостный».
– Сегодня имена не будут названы, – промолвил он. – Идите и собирайтесь в дорогу. Но помните: богам все известно, и шкура любого из вас может повиснуть на острие ножа.
Военачальники, пробормотав слова покорности и вытирая холодный пот, поспешно удалились. Ивар велел разбирать шатер, грузить на телеги шесты и шкуры и запрягать яххов. Наблюдая за этой операцией, он размышлял над тем, кому достанется жилище Трубача, а заодно его рогатая корона. Куште? Лиги-Руху? Гхоту?.. Вакансия Великого Вождя освободилась, и хоть вожди помельче об этом еще не знали, борьба между ними неизбежна. Может быть, конец междоусобице положит новый Брат Двух Солнц или племена разойдутся по своим уделам и, как прежде, начнут бесконечные схватки за воду, пищу и траву. «Будущее покажет», – подумал Ивар, забравшись на спину скакуна.
В крепости Эльсанны загрохотал барабан, потом, будто барабанщики пришли в недоумение, удары сделались тише и реже и, наконец, смолкли совсем. Армия шас-га покидала оазис, отряды воинов потянулись к дороге, взвихрилась пыль, и длинная колонна всадников поползла на восток. За ней двинулся обоз, сотни телег, стада и тысячи невольников.
На восток, на восток, в чудесную страну, где нет песка и не бывает бурь, где много травы для скакунов, много деревьев, много еды, а вода в ручьях – сладкая, и не нужно рыть колодцы…
Во главе воинства ехали Кушта, Лиги-Pyx и Гхот – Ивар уступил им эту почесть, взяв на себя обязанности разведчика. Сопровождаемый Тентачи, он отправился вперед, обогнал колонну на пару километров и теперь не спеша трусил по дороге, высматривая нужное ущелье. Шас-га, как все примитивные народы, были привержены традициям и не любили перемен; новое встречалось с недоверием, а иногда – со страхом. Однажды они прошли через Спящую Воду, и тот первый портал находился в пещере, в глубоком разломе, значит, ожидавший их переход требовал такого же антуража. Искать пещеру в намерения Тревельяна не входило, но какой-нибудь каньон, достаточно широкий для повозок, оказался бы очень кстати. Ему не хотелось открывать врата прямо на дороге; это действо должно было свершиться в той торжественной обстановке, какую придают волшебству скалистые склоны гор и уходящие к небесам вершины. К счастью, в южных предгорьях Хребта хватало каньонов и ущелий, но самое подходящее, если судить по снимкам, переданным спутником, было еще впереди. Тревельян рассчитывал добраться к нему в красный полдень.
Поглядывая на горы и безлюдный тракт, он размышлял о последствиях вторжения, которое закончится с часа на час и станет из бедственной катастрофы фактом истории. На чашу весов – ту, где складывались несчастья, – легли разгромленные оазисы, тысячи убитых и угнанных в неволю, вытоптанные поля и похищенный скот. К этим жертвам и убыткам добавлялось препятствие в торговых связях между Востоком и Западом, ибо местность вдоль тракта, и так не слишком гостеприимная, обезлюдела на несколько дней пути. Но у весов имелась вторая чаша с веским грузом позитивных перемен: консолидация кьоллов, их союз с туфан и осознание теми и другими грозящих с севера опасностей. Со временем оазисы заселят, ирригационная система будет восстановлена, возобновится торговля и, возможно, в Центральном Кьолле появится большое княжество, центр, объединяющий страну. Что до северных степей, то и там намечался прогресс, хотя кровавые схватки между Очагами и борьба за власть, по мнению Ивара, неизбежны. Но пищевая база кочевников расширялась за счет новых видов животных, а невольники-кьоллы могли приохотить их к земледелию – по крайней мере в окрестностях озера, сотворенного Джикатом и Теруггой. Не будут лишними и три-четыре эстапа, подумал Тревельян; скакунов можно использовать для пахоты, земли оросить и высадить в качестве ветрозащитных полос кустарник и деревья.
Возглас Тентачи прервал его размышления.
– Взгляни, хозяин! Там, на скале!
Дорога огибала невысокий утес, и на его вершине стоял и грозно скалил зубы зверь Четыре Лапы. Огромные клыки блестели в раскрытой пасти, в глазах горел яростный блеск, когти терзали камень; похоже, хищник считал пришельцев своей добычей – и людей, и скакунов. Чем-то он напомнил Тревельяну Великого Вождя: как и Трубач, он мнил себя владыкой над землями и населявшими их живыми существами. Яхх Тентачи в ужасе взревел, но из белого облака, плывшего в небе, ударила ослепительная молния. Камень у лап зверя рассыпался мелким щебнем, хищник отпрянул и исчез за скалами.
– Ты могучий ппаа, – почтительно произнес Тентачи. – Но почему ты его не убил?
«Трубача я тоже не убил, – подумалось Ивару. – По той же причине: нет смысла в убийстве, когда можно решить вопрос другим путем».
Но вслух он сказал:
– Тот светлый край, где много травы и воды, то место, куда отправляются мертвые, оно не для всякого. Сначала боги расспросят о твоей жизни и твоих деяниях, взвесят и оценят их, и если ты творил бесполезные убийства, был жесток и жаден, тот край не для тебя. Пойдешь на Темные Равнины, на съедение Стражу Йргыка.
Певец призадумался. Потом спросил:
– Что будет, если я скажу богам неправду?
– Бааха видит ложь яснее, чем мы – эти скалы и эту дорогу, – ответил Тревельян. – Солгавший ему даже до Йргыка не доберется. Его сожгут Уанн и Ауккат, а Гхарр развеет пепел над пустыней.
Тентачи ударил в барабан и пропел:
– Вот истина, истина, божественная истина! – После чего обычным голосом произнес: – О многих тайнах ты поведал мне, хозяин, и сейчас я узнал еще одну. Чем измерить мою благодарность?.. Ничем! Но я
