конюшне. Вскоре он вывел двух оседланных лошадей и отправился по каким-то таинственным делам, прихватив с собою Гилмора, — без всяких объяснений, только буркнул, что в кухне, мол, ларь с кукурузной мукой, масло — в шкафу, вода — в ручье, а в подполе висит тапирий окорок. Это наводило на размышления, в том числе — и разговор Майкла-Мигеля с Пачангой, не походивший на встречу давних друзей, но Саймон решил не торопиться с вопросами. Все могло объясняться самым естественным образом — хозяину было за семьдесят, и возраст его оправдывал любые чудачества и капризы.
Последний пируэт, поклон — и Мария замерла, глядя на Саймона блестящими глазами. Казалось, поза ее, и этот взгляд, и руки, взметнувшиеся крыльями, говорили: вот я!.. Смотри, любуйся, удивляйся! Я танцевала для тебя — ты понял, что это значит?..
Голова Каа, свернувшегося за спиною Саймона, приподнялась, послышался мерный рокот, похожий на гул океанского прибоя или шум вертолетных винтов. Это служило знаком одобрения; Каа, старый мудрый змей, неплохо разбирался в танцах. Возможно, Мария напоминала ему девушек Чимары, таких же смуглых, темноволосых, кареглазых, пусть с четырьмя руками, но пахнувших так же приятно, травой и ароматом цветов. Питон обладал острейшим обонянием, и запахи часто определяли его отношение к людям, его симпатии и антипатии. Кажется, Мария ему нравилась.
Шагнув к Саймону, она опустилась на циновки в трех шагах от него, вытянула руку и положила ладонь на изумрудную шею Каа. Змей довольно зарокотал.
— Тебе понравилось. Дик?
— Ты замечательно танцуешь, малышка. Я вспоминал… Пауза. Потом она спросила — безмолвно, взмахом ресниц и взглядом — о чем?
— Об Аллах Акбаре. Есть такой мир, населенный арабами. Неспокойный, зато забавный.
— Арабами? Никогда их не видела, Дик. Кажется, они живут очень далеко, в Австралийских Эмиратах, на самом краю света.
— Это не те арабы, — пояснил Саймон. — Это потомки оставшихся на Земле и эмигрировавших в Австралию, когда Персидский залив соединился с Красным морем. Не думаю, что их очень много. А на Аллах Акбаре живут четыреста миллионов арабов, и есть у них свои шейхи, короли, президенты и эмиры. Я был гостем одного из них, Азиз ад-Дина Абдалла-ха, эмира Басры… Мы сидели в таком же дворике, только там был не бассейн, а фонтан…
Он снова смолк, погрузившись в воспоминания.
— Азиз ад-Дин Абдаллах, — повторила Мария. — Странное имя. Какой он, этот Азиз? Такой же страшный и жестокий, как наши доны? И тебя послали, чтобы его покарать?
— Нет, милая, нет — помочь, не покарать. Он — приятный человек, немолодой, но сохранивший любовь к фантазиям и сказкам. И представляешь, у него — синие глаза!
Ресницы Марии взметнулись темными веерами.
— Что же тут удивительного, Дик? У тебя тоже синие. — Она порозовела и прошептала, отвернувшись: — Мне нравится.
Саймон улыбнулся.
— У арабов не бывает синих глаз. Черные, карие, может быть — темно-серые или зеленые, только не синие. Но этот Абдаллах не был чистокровным арабом. Когда-то, еще до Исхода, почти четыре столетия тому назад, девушка их рода, арабская принцесса, стала женой европейца — русского, из Петербурга. Был такой город на севере. Потом она возвратилась домой, в знойную южную страну, где жили они долго и счастливо, в богатстве и радости. А по истечении лет супруг ее принял мусульманство — ради любви к ней и к их малолетнему сыну, будущему эмиру Азиз ад-Дин. От этого синеглазого малыша Абдаллах и вел свою родословную. Он рассказывал мне…
— Сказку? — Глаза Марии совсем потемнели и сделались огромными. Она придвинулась поближе.
— Я тоже так подумал. Историю о своем предке с очень длинным именем Дидбан ад-Дивана Абу- л-Касим Сирадж ибн-Мусафар ат-Навфали. Но на родине его называли иначе… — Саймон сделал паузу, всматриваясь в лицо Марии, и произнес: — Сергей Невлюдов.
Она кивнула, задумчиво поглаживая изумрудную шею Каа.
— Я что-то слышала, что-то слышала о нем…
— Этот человек изобрел Пандус. Межзвездный трансгрессор. В две тысячи четвертом, еще до того, как женился на своей принцессе. Понимаешь? Создал теорию мгновенных перемещений, разработал все элементы конструкции, все технические описания и чертежи, дал методику поиска планет, подходящих для колонизации, и не забыл о средствах защиты, о передатчиках, не позволяющих сфокусировать поисковый луч… таких, какой стоит на Луне.
— О! — сказала Мария, и губы ее тоже стали похожими на букву 'о'. — Теперь я вспоминаю, что слышала о нем… Древний ученый, да? Очень великий и мудрый.
— Очень загадочный, — добавил Саймон. — Видишь ли, то, что он сотворил, не под силу человеку, даже самому мудрому и великому.
Девушка придвинулась еще ближе, и солнце, висевшее над западной стеной, позолотило ее волосы. Теперь они были цвета старого меда или густого янтаря.
— Но почему? Почему, Ди-ик? — От нее пахло давно забытыми ароматами, как от Чии в дни его юности, и точно так же она произносила «Ди-ик», напевно и протяжно.
— Потому, — сказал Саймон, — что мудрец может совершить великое открытие, но разработка технического устройства, даже с помощью компьютеров, — совсем другое дело. Здесь нужен труд многих людей, специалистов по электронике, астрофизиков и материаловедов, математиков и программистов, конструкторов, наконец. А он выполнил всю работу один. Сделал и разослал чертежи по сотням адресов через компьютерную сеть, во все страны, на все континенты, правителям, военным и ученым, и даже в такие места, которые считались секретными. Как?
— Как? — эхом откликнулась Мария. Теперь она сидела на расстоянии протянутой руки, и Саймон слышал ее частое возбужденное дыхание.
— Никому об этом не известно, даже эмиру Абдаллаху, его потомку. Но у эмира есть музей… — Заметив, что это слово непонятно Марии, Саймон пояснил: — Собрание всяких редкостей, древностей и фамильных сокровищ. Я побывал там в огромной пещере под скалами, к востоку от Басры, и видел множество чудес, много такого, от чего разбегаются глаза и пересыхает в горле. Но самым чудесным был памятный диск старый диск для компьютера, который…
Прохладные пальцы Марии коснулись его запястья.
— Подожди, Дик. Компьютер — это машина, умевшая считать? Кажется, они еще говорили и показывали картинки. — Он сделал утвердительный жест, и девушка с торжеством воскликнула: — Видишь, я знаю, знаю! Их придумали в древние времена, еще до Исхода, о котором ты рассказывал нам с Мигелем. Теперь их нет. На Земле нет… А у вас, на звездах?
— Плюнуть некуда, — с чувством сказал Саймон, приспустил рукав и продемонстрировал Марии свой коммуникационный браслет. Она кивнула:
— Да, я помню. В этом твоем украшении тоже есть маленький компьютер. Но что такое памятный диск? Зачем он? И почему — памятный?
— Это устройство для хранения информации, — пояснил Саймон. — На нем могут быть тексты, картинки или фильмы. Если тексты, то диск подобен книге — вернее, тысяче книг, хотя размер его вот такой. — Он показал, сложив пальцы колечком. — Записать и прочитать текст можно только с помощью компьютера. Любой текст — стихи, письмо, математические расчеты или дневник. На том диске, который я нашел у Абдаллаха, и оказался такой дневник. Записки Сергея Невлюдова, сделанные им в преклонных годах. Его жизнеописание, а также история создания Пандуса. Рассказ о том, как он спроектировал трансгрессор.
Мария снова придвинулась к нему. Теперь их колени соприкасались, и в темных зрачках девушки Саймон видел свое отражение — крохотное, но поразительно четкое.
— И что же? — спросила она.
— Понимаешь, малышка, диск очень старый, и хоть запи дублируется неоднократно, эксперты не смогли ее восстановить. Восстановить полностью, я имею в виду. Однако кое-что они прочитали, и это в самом деле похоже на сказку. Неклюдов писал, что Пандус — не его творение, и не творение вообще, если
