балка пришлась ему точно в пах, между расставленными коленями. Балка уцелела.
Капитан взревел.
Что-то в нем было от саблезубого кабана, самой упрямой и кровожадной твари из всех, водившихся на Тайяхате. Этот хищник никому не уступал дороги и ничего не боялся — разве лишь огня. Но обычный костер его остановить не мог, а только стена пламени, какая бывает при сильных лесных пожарах. Победа над саблезубом считалась у тай почетной, и Дик взял первого зверя в четырнадцать лет — правда, с помощью Каа и двух гепардов Наставника. Кабаньи клыки висели на его Шнуре посередине, окруженные костяшками пальцев и дисками, выпиленными из черепов.
С минуту Саймон прислушивался к вою капитана-каймана, вспоминал мальчишку, убитого на площади, и размышлял, не продемонстрировать ли Бучо этот Шнур — для назидания и лучшего контакта. Однако ему казалось, что кабальеро подобной чести не достоин и лучше ограничиться балкой и ванной с водой. Балка была вполне весомым аргументом — она выступала из свода на длину руки, и край ее щетинилс арматурными прутьями.
Опустив пленника пониже — так, что их лица пришлись одной высоте, -Саймон коснулся толстой шеи, нащупал артерию под челюстью, сосчитал пульс и убедился, что кабальеро скорее жив, чем мертв. Потом предложил:
— Побеседуем? Только без глупостей, капитан. Явился ты сюда мужчиной, а вот каким уйдешь обратно…
Угроза, кажется, возымела действие: Бучо дернулся, раскачивая веревки, и прохрипел:
— Чего тебе надо, отморозок?
— Только информация, всего лишь информация. Пара слов о том, пара — об этом.
— Какие слова, тапирий блин? Ты на кого работаешь? На Хорхе? Или на Пименталя? — Бучо уже пришел в себя и попытался дрыгнуть ногой, но это не получилось. — Нет, Пимену такие не нужны, — пробормотал он, наморщив лоб, — Пимен имеет дело с одними черными. Значит, Смотритель тебя подослал?
— Не Смотритель. Я, знаешь ли, сам по себе, но очень хотел бы увидеть Смотрителя. Где, говоришь, он живет? — Саймон слегка подтянул веревки. Это было не очень приятным занятием, и он, прикрыв глаза, вызвал недавнюю картину: пыльная площадь, кольцо людей в синих мундирах и тощий парень, почти мальчишка — в пыли, с пробитой головой.
— Ррр… Больно, сволочь! Отпусти! — Бучо снова попробовал дернуть ногой.
— Где живет, я спрашиваю?
— В Озерах… Где еще ему жить?
— Точнее, — приказал Саймон.
— На границе моего округа, у Параибы. Северный тракт, двадцать три километра от Рио… свернуть налево и к предгорьям. Там у него озера в старых затопленных кратерах, крокодильи фермы, угодья… и замок. К чему тебе это.?
— В гости хочу наведаться, капитан. За крокодильей кожей.
— Свою побереги! У Хорхе народец крут. Там, на фермах, тысячи две, а то и поболе. Любой недоумок знает.
— А я вот не знаю, но очень хочу узнать. В подробностях! Еще — про дона Алекса, про Анаконду. Про Хайме, Эйсебио и Грегорио. Эти где?
Лицо капитана сделалось темным от прилившей крови, почти черным в полумраке пыточной. Казалось, он никак не мог сообразить, чего от него хотят: лоб пошел крупными Кадками, испарина выступила на висках, губы приоткрылись и по щеке побежала струйка слюны. Он размышлял, а балка, темневшая над ним, со всей откровенностью намекала: не будет слов — не будет и пощады.
Наконец Бучо пробормотал:
— Где Хайме поселился, о том не знаю, не ведаю — и никто не знает, кроме его качков. А качки у него молчаливые. Одни — от рожденья, а у других язык выдран. Хайме таких скупает. Хитрый лис! Безъязыкие, зато верные!
— Дальше, — поторопил Саймон.
— Пименталь, тот столицу не жалует, сидит в Разломе, в безопасности, а если дела какие, так есть у него кораблик, железная лохань, вся в пушках и пулеметах. Садится и едет, хоть в Рио, хоть куда. Дон Алекс — тот здесь, Форт держит, верхнюю половину. Еще у него гасиенда по другую сторону Синей скалы. Богатая! На самом побережье, а еще подальше — Кратеры. Это уже не моя забота, там за главного Карло Клык, старший мой, пахан хозяйский. Кратеры стережет.
— Кратеры? — Саймон нахмурился. — Что за Кратеры?
— Усадьба хозяина, дона Грегорио. Там он и обретается, с дочкой своей и охраной, крепкой охраной. Чтобы, значит, племяннички-наследнички на тот свет до срока не отправили. Ты, случаем, не от них? — Глаза Бучо вдруг сузились, и он прошептал: — Не-ет, не от них! Ты ведь ко всем донам подбираешься! Вот оно что! Как тебя… Кулак? Ты откуда. Кулак, взялся? Срушник, что ли? Лазутчик ихний? То-то, гляжу, наглец. Так я тебе зачем? Тебе прямая дорога к «торпедам». Или не знаешь, где паханов Трясунчика найти?
— С ними я уже знаком. — Саймон, поднатужившись, отодвинул ванну, спустил Бучо на пол и перерезал узел на веревках. — Одевайся, кабальеро! Еще один вопрос, и наша беседа закончится. Один вопрос и маленькая операция.
Бучо ворочался у его ног, растирая лодыжки и с сомнением щупая в паху, потом встал, натянул штаны и сплюнул в воду.
— Я тебя запомню… Как тебя? Кулак? Запомню и найду. Теперь жди гостей! Теперь ты повисишь под балкой, в свой черед повисишь, а я над тобой покуражусь.
— Придешь-то с кем? — спросил Саймон. — С полицейскими или с бойцами из смоленских?
— А разве есть разница? — Бучо взялся за сапоги.
— Нехорошо, когда не замечают разницы в таких делах. Ты — полицейский капитан, и ты же — бугор смоленских. Как-то не вяжется!
Глаза кабальеро округлились от удивления.
— Что не вяжется, недоумок? Русских слов не понимаешь?
— Понимаю. — Саймон глядел на него с презрительной усмешкой. — Еще понимаю, что страж порядка и закона — это одно, а убийца и главарь бандитов — совсем другое.
Глаза у Бучо полезли на лоб.
— Ты… как тебя? Кулак? Ты откуда. Кулак, свалился? И впрямь из ЦЕРУ! Так вот, запомни: в этой стране бандеросы — это закон, а закон — это бандеросы. Разве у вас за океаном иначе?
— Я другой океан пересек, — сказал Саймон и неторопливо вытянул левую руку. Под тусклым светом фонарей блеснул браслет; потом одна его секция замерцала, яркий луч упал широким конусом на стену, и из нее выступил двойник Ричарда Саймона — голографическая проекция в натуральную величину. Но этот Саймон был в серой с шелковистым отливом форме сотрудника ЦРУ, перехваченной боевым поясом, и на груди его сияла эмблема: голубой прямоугольник с десятью золотистыми кольцами и шестнадцатью звездами, символ Разъединенных Миров.
Браслет снова вспыхнул, и безжизненный механический голос произнес:
— Ричард Саймон, полевой агент Центрального Разведуправления Организации Обособленных Наций. Пункт назначения: Старая Земля. Цель: ликвидация передатчика помех, общая рекогносцировка. Агент действует в рамках директивы 01/12004-MR. Полномочия не ограничены.
Капитан-кайман взирал на это чудо, застыв с сапогом с руках. Теперь лицо его было не смуглым, а серым, такого же цвета, как форма Саймона-двойника; челюсть отвисла, крупен ные белые зубы поблескивали в полумраке, со лба на скулы и подбородок струился пот. Ноздри Саймона затрепетали — он чувствовал резкий запах насмерть перепуганного человека.
— П-призрак… Т-твой п-призрак… К-какты эт-то де-делаешь? — Зубы Бучо лязгнули.
— На Земле жили когда-то мудрые люди, и было их много. В одной Бразилии — двести сорок миллионов человек. Бразильцев, не бразильян! Знаешь, куда они подевались?
— Улетели… П-переселились на небеса, словно ангелы. — Кабальеро выронил сапог и отер испарину со лба.
