— В своем письме госсекретарю я подчеркнула, что вы не визировали мою докладную записку.
Даккетт потер лоб рукой. Морщины на нем на этот раз были глубже обычного.
— Послушайте, Флоренс, я вас прикрывал. Я делал то, что делать был совсем не обязан. Теперь же я начинаю думать, что вы работаете на них.
— На них? Вы о ком говорите?
— На них
— На ЦРУ? Чарльз, я работаю в Госдепартаменте. Я работаю на вас.
— Нет-нет. Такое могут придумать только у них. Разрушить Госдеп изнутри. Они мастера на такие штуки.
— Чарльз, я на вашей стороне. Я просто пытаюсь мыслить по-новому, отказавшись от стереотипов. Выбравшись из тесного ящика…
— Из какого еще там ящика? Из ящика Пандоры?
— Если мы действительно хотим перемен на Ближнем Востоке, то это самый разумный способ добиться их. Я в этом убеждена. А может быть, даже единственный способ.
— Слушайте… Как бы это подоходчивей вам объяснить?.. Поймите, перемены на Ближнем Востоке — не наша работа.
— Не наша?
— Нет, не наша. Наша работа — разруливать то, что есть.
В этот момент на столе зазвонил телефон. По лицу Даккетта скользнула тень ангела смерти.
— Да? — мрачно сказал он, с трудом проглатывая слюну. — Хорошо. Сейчас буду.
Он положил трубку и посмотрел на Флоренс.
— Ну что, довольна?
— Позвольте мне пойти с вами. Позвольте самой изложить суть дела. Я справлюсь.
Даккетт медленно поднялся из-за стола с потерянным лицом.
— А я так рассчитывал на кресло посла, — сказал он. — Оно ведь практически было моим. Все было решено. Мне уже сказали.
Шаркая ногами, он вышел из кабинета, как пациент психиатрической клиники, направляющийся в своих старых растоптанных шлепанцах за ежедневной порцией пилюль.
Джордж поджидал Флоренс на ее рабочем месте.
— Ну и куда прикажешь отправить твои останки?
На следующее утро на столе Флоренс лежало уведомление, гласившее, что ее просьба о переводе в отдел виз консульства США в республике Кабо-Верде удовлетворена и будет исполнена немедленно.
— Могла бы сказать мне, что просила о переводе, — сказал Джордж. — Я думал, у нас с тобой отношения.
Флоренс мрачно смотрела на полученное уведомление.
— Хорошо, давай прикинем, какие тут плюсы, — сказал Джордж. — Синее море, чайки, свежий воздух, устойчивый климат. Особенно в сезон ураганов. К тому же роскошная возможность понаблюдать за китами. Ты знала о том, что большинство гарпунеров с нантакетских китобойных судов родом как раз оттуда?
— Слушай, заткнись, Джордж.
— Мне просто показалось, что это очень клёвое предложение… Черт! Я буду без тебя скучать.
— Я не еду в Кабо-Верде. Можешь не чертыхаться.
— Ты что, решила уволиться? Да перестань. Сьезди на пару месяцев. Даккетта тем временем тоже задвинут куда-нибудь — не успеешь оглянуться. Считай, что поехала в отпуск. Ты только представь себе: пляж в Кабо-Верде, ночи напролет в обнимку с местными чуваками. Вернешься загорелая, отдохнувшая и готовая к бою. Короче, поезжай, Фьоренца.
Джордж был единственным, помимо членов ее семьи, кто так называл Флоренс. Неизвестно, каким образом он угадал. Это имя она получила при крещении. Ее отец, уроженец Флоренции, даже поспорил со священником, поскольку тот сначала отказывался так ее называть из-за отсутствия в святцах святой Фьоренцы. Но какой теологический спор нельзя уладить при помощи купюры в сто долларов? На американский манер Флоренс переделала свое имя уже в пятом классе, устав от бесконечных насмешек одноклассников. Однако Джордж предпочитал называть ее Фьоренца, утверждая, что «Флоренс» звучит слишком по-деревенски.
— Нет, я ухожу, — решительно сказала она.
Затем Флоренс собрала свои вещи и на прощание поцеловала Джорджа в лоб.
Какие у нее были перспективы?
В Вашингтоне существовало не менее дюжины самых различных фондов, где ее знание Ближнего Востока могло найти гораздо лучшее применение, чем на заброшенном архипелаге у берегов Сенегала. Где еще, как не в таком фонде, она сможет безболезненно спуститься с небес на землю? И тем не менее ей было не по себе.
Все оказалось глупым и напрасным.
День был прохладный. Бодрящий осенний воздух забирался под черный кожаный комбинезон Флоренс, из-за которого уже немало мужчин едва не свернули себе шею. Отправив заявление об уходе с работы, Флоренс теперь с легким сердцем застегнула молнию комбинезона, стянула волосы в хвост, надела красный шлем, стукнула рукой по козырьку, нажала кнопку стартера на своем мотоцикле и на бешеной скорости с ревом вылетела из города.
В конце Ривер-роуд она свернула налево и помчалась по загородной трассе. Мельком взглянув на спидометр, она увидела, что стрелка зашкаливает за сто сорок. Слишком быстро, но какое блаженство! Осенний лес на такой скорости сливался в сплошное пятно золотистого, красного и оранжевого цвета.
Неожиданно в зеркале появился другой цвет — совершенно чуждый лесным краскам. Это была вспыхивающая мигалка. На секунду Флоренс захотела добавить газу и оторваться, но потом все же притормозила и съехала к обочине, чтобы дождаться неизбежной фразы: «Вы хоть знаете, с какой скоростью ехали, мэм? «
Автомобиль, остановившийся позади ее мотоцикла, не был раскрашен в полицейские цвета. Мужчина, который вышел из этой машины, тоже почему-то был в штатском. Однако, пожалуй, больше всего Флоренс удивил его возраст. Ему явно перевалило за шестьдесят. Судя по фигуре, можно было сказать, что он когда-то занимался профессиональным спортом или служил в армии. Седые виски и очки в металлической оправе на остром носу придавали ему элегантности. Когда он приблизился, Флоренс разглядела его глаза. Они были голубые, и в них явно плясали чертики. Губы его были плотно сжаты, однако в них не было ничего отталкивающего, а наоборот — они даже как будто улыбались. Весь этот человек явно не соответствовал ситуации. Флоренс посмотрела на мигалку машины. Кто это? Начальник полиции округа? Шериф?
— Боже мой, юная леди! Сто сорок километров в час — да еще по дороге, на которую иногда выходят олени. Так ведь можно убиться.
Это было сказано неожиданно отеческим тоном.
— Вы только представьте себе —
— Простите, — прервала его Флоренс, — но кто вы такой?
— Вот интересный вопрос, не правда ли? — усмехнулся он. — Отличный у вас мотоцикл, как я