Возрастающие скорость коммуникаций и запутанность рыночной ситуации ведут к тому, что информационный разрыв между 'посвященными' и 'непосвященными' растет со страшной быстротой. Когда ранее привлекательная информация все же однажды просочится к сетям низших уровней – будь-то за несколько минут или несколько модель, – если, конечно, просочится вообще, она устареет настолько, что перестанет представлять какую-либо ценность. Так что момент для принятия решения, скажем, о переводе средств из европейских облигаций в пользу какого-то удаленного азиатского проекта давным-давно прошел. Информация лишь в тот момент представляла реальный интерес, пока она еще была известна узкому кругу избранных.
И, конечно, всегда к услугам этого круга избранных ведущие эксперты, незаметно, но эффективно защищающие интересы новых господ. Однако власть и статус нетократии имеют совершенно другую, отличную от капиталистической, природу. Теперь это – эксклюзивная информация, которую невозможно купить за деньги, информация, которую, при наличии соответствующего настроения, вполне уместно было бы обменять на банковский чек с непроставленной суммой, если чеки еще будут иметь хождение. Определяющим фактором успеха становится способность привлекать внимание влиятельных кругов. Способность сказать нечто, что заставит весь этот многоголосый информационный гвалт вокруг умолкнуть, хотя бы на время. Добро пожаловать в аттенционализм!
ГЛАВА X. СЕКС И ПЛЕМЕННОЙ СТРОЙ, ВИРТУАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ И НЕРАВЕНСТВО УМОВ
Тенденции многозначительны. Все вокруг меняется, ибо информационные технологии вступили в новую фазу исторического развития. Нас вынуждают по-новому смотреть на себя самих и на все окружающее. Сдвиг парадигмы будет иметь далеко идущие и реальные последствия, когда старые 'истины' потеряют свою действенность. Институты, которые поддерживали прежнее общество и в свое время казались вечными и 'естественными', сегодня переживают жестокий кризис и выглядят продуктами общества и идеологии, внутренне привязанными к обстоятельствам своей исторической эпохи. Их стремительно приближающийся конец представляется неизбежным. Эта тенденция неотвратима. Институты, наиболее затронутые ею, – это национальное государство, парламентская демократия, нуклеарная семья и система образования.
'Тенденции' не стоит понимать как синоним моды или чего-то подобного; это не имеет ничего общего с глянцевыми журналами. Мы используем слова 'тенденция' и 'контртенденция' по аналогии с ницшеанской концепцией парности 'действия' и 'противодействия'. Для Ницше действие есть проявление стремления к власти; стремление к власти – в философском смысле – некий первичный импульс, независимый от всех других. Противодействие, с другой стороны, есть вторичный импульс, который возникает только как ответная реакция мл действие. В буквальном смысле противодействие имеет реактивный характер, поскольку направлено на поддержку существующей властной структуры, для которой 'действие' представляет угрозу. Реакция есть мобилизация защитных сил, акт поддержки устоев власти, оспариваемых появлением конкурирующей силы. Примером реакции являются попытки правящего класса отмирающей парадигмы защитить себя в противоборстве с новой элитой, чьи паруса наполнены ветром перемен. Если перенести концепцию парных сил в сферу социологии, мы получим понятия 'тенденции' и 'контртенденции'. В этом смысле, тенденция есть движение во времени, связанное с борьбой определенной группы за достижение и проявление социальной идентичности. Тенденция есть первичный импульс, никоим образом не являющийся ответной реакцией на другой импульс. Сопротивление ему возникает в столкновении с другими интересами, что рано или поздно, конечно, происходит.
Тенденцию можно определить по двум отличительным характеристикам. Отчасти, она усиливается за счет распространения информации, а во-вторых, внутренне связана и подкрепляется тем, что новая технология завоевывает все большие территории. Это означает, что развитие самого интернета, а также социальные изменения, вызванные его существованием (такие как глобализация и переход власти от буржуазии к нетократии), можно определить как подлинные тенденции. Контртенденцией мы будем называть реакцию на данную тенденцию. Это не что иное, как защита существующего порядка или возвращение к сильно романтизированному прошлому. Сегодняшними примерами контртенденции являются гипернационализм и изоляционизм, взращиваемые в разных частях Западного мира, и так называемый исламский фундаментализм в Арабском мире. Все это реакции на доминирующую тенденцию: движение в сторону глобализации, уменьшения религиозности и увеличения разнообразия. Контртенденция всегда вторична и всегда зависима от тенденции.
Если мы рассмотрим развитие событий за более долгий период/то увидим более сложное явление. Часто одно и то же общественное движение одновременно содержит элементы тенденции и контр- тенденции. Хороший пример – движение в защиту окружающей среды. Его активисты позитивно оценивают последствия технологического развития и выступают за необходимость открытых дебатов, а также утверждают, что использование информации и стимулирование новых исследований в области экологически чистых технологий есть единственное средство спасения окружающей среды. 'Реактивисты' же этого движения противодействуют экономическому росту и выступают за введение ограничений на распространение информации и исследования, одновременно ратуя за 'возврат к истокам' в форме обратного перемещения городского населения в сельские местности.
Еще один пример – международное движение противников свободной торговли, расцветшее в результате использования интернета, и именно поэтому, по формальному признаку, его нужно рассматривать как тенденцию. Но, по сути, это движение есть хорошо организованное проявление стремления защитить интересы определенных сил в развитых странах от конкуренции со стороны дешевых импортных товаров, вытесняя их со всех прибыльных рынков. Это стремление к ограничению информации есть явный пример контртенденции. По вполне понятным причинам подобные гибриды крайне неустойчивы. Их схожесть с быстрораспадающимися химическими элементами, имеющими большие атомные веса, позволяет нам видеть в этом своего рода квантово-социологическии феномен.
Не делая качественного сравнения между тенденциями и контртенденциями – Ницше, со своей стороны, всегда предпочитал действие, – мы можем подтвердить, что история, как правило, поощряет тенденции, а контртенденции обычно обречены на провал. Это в природе вещей: любая контртенденция подразумевает ограни-чение доступа к информации – стратегия, которая в долгосрочной перспективе есть не более чем беспочвенная попытка принимать желаемое за действительное. Контртенденции базируются на людских страхах и опасениях по поводу тенденций и способны лишь задержать ход исторического процесса, но несущественно повлиять на него. Едва только информация начинает распространяться, контртенденция теряет свою силу, и тенденция начинает побеждать на всех уровнях. Однако не стоит забывать, что сегодняшняя контртенденция зачастую является вчерашней радикальной и инновационной тенденцией, в соответствии с духом своего времени.
Демократия и национализм были когда-то социально-полити-ческими тенденциями, отвечавшими развитию производительных сил и поддерживавшимися ростом информационного обмена. Но сегодня силы, стоящие за прежние социальные институты, являются контртенденциями. Несмотря на отдельные успехи, эти силы обречены нп поражение в целом. Интернет – это факт. Массовые коммуникпции все быстрее становятся интерактивными. На сугубо национальном уровне мало что представляет реальный политический интерес. Глобализацию, отход от религии и плюрализм остановить невозможно.
По приблизительной оценке, буржуазной демократии помнен им больше двухсот лет, однако миф о 'вечности' и 'незыблемости' демократических устоев оказался весьма эффективным и привлекательным. Этот миф поддерживался еще и тем, что буржуазная демократия – тенденция своего времени – оказалась невероятно успешной в деле невероятного подъема благосостояния общества. В легкой горячке конца капиталистической эры буржуазная демократия, в особенности после патетического краха коммунизма в Восточной Европе, стала рассматриваться не только как предпосылка, а одна ли не как гарантия процветания, несмотря на то, что оспорим, moi довольно нехитрый тезис легко. Если мы обратим критический и юр и сторону Азии, то увидим, что едва ли благодаря демократический добродетели Сингапур, это постыдно диктаторское однопартийное государство, демонстрирует невероятный экономический pocт на протяжении нескольких десятилетий. Аналогичным образом отнюдь не демократия
