празднично одетая публика, и на лицах прохожих доктор читал какое-то особое выражение.
Особенная сутолока наблюдалась на солнечной стороне, где фланировала золотая молодежь, молодящиеся старички, скучающие дамы, явно готовые завести случайные знакомства. Посередине улицы, придерживаясь правой руки, чтобы не мешать встречным, мчались кареты, коляски, шарабаны, извозчичьи пролетки. То и дело звенел колокольчик: кучер конки давал сигнал зазевавшимся пешеходам или извозчикам. На углах перекрестков газетчики с кожаными сумками через плечо, в форменных фуражках с названием газеты на медных бляхах выкрикивали сенсационные сообщения своих газет.
У ограды Екатерининского сада, напротив роскошного, еще не освобожденного полностью от лесов новомодного Елисеевского палаццо, доктор Коровкин увидел какого-то побирушку. Мужчина с черной повязкой на глазу сидел, поджав ноги, прямо на тротуаре. На коленях его лежал сверток, похожий на спеленутого младенца. Сердобольные горожане подавали милостыню несчастному, но доктор Коровкин был убежден, что младенец у босяка фальшивый. Уже миновав то место, где сидел попрошайка, доктор обернулся – в тот момент, когда извозчик остановился, пережидая поток экипажей, чтобы свернуть на Караванную, – и увидел, что к нищему приблизился человек в форме Ведомства Императрицы Марии. Показалось доктору или нет, но в нем было сходство с вчерашним знакомцем Дмитрием Формозовым.
С этим ощущением доктор Коровкин вошел в жарко натопленный кабинет старой княгини Татищевой. В стороне от изразцовой печи из расписного мейсенского фаянса стояла ширма из бамбука и нежно-голубого китайского шелка, увитая сочными ветвями исландского плюща. Живые цветы в старинных китайских вазонах: глоксинии с крупными бархатистыми листьями, нежные перистые аспарагусы, темно- зеленые олеандры с красными и розовыми цветами в изобилии расползлись по всей комнате. Изящные жардиньерки с цветущими примулами, являвшими все оттенки розового, красного и светло-лилового, странно выглядели около широченного, заваленного бумагами и книгами стола.
Лицо старой дамы, восседавшей в этом цветнике, – смуглое, морщинистое, крупной резкой лепки, – при виде доктора Коровкина осветилось улыбкой.
– Христос Воскресе, дорогой Клим Кириллович, – сказала она и, привстав, сдержанно облобызалась с подошедшим гостем. – Прошу присаживаться.
– Надеюсь, княгиня, вы здоровы, – галантно осведомился доктор, садясь в кресло и расправляя фалды визитки.
– Жалоб на здоровье не имею, – ответила хозяйка, – хотя поститься мне уже тяжеленько... Последние дни испытывала такую телесную легкость, что иной раз и до головокружения доходила...
– Не посоветоваться ли вам со своим духовником? – предложил доктор. – Может, позволит вам отойти от излишней строгости в пост.
– Да я уж и сама об этом подумывала, – призналась княгиня, – помирать раньше времени не хочется... Тем более что архив и коллекцию покойного мужа оставить мне не на кого.
Она посмотрела со значением на доктора – Клим Кириллович чувствовал себя немного смущенным, в последнее время старая княгиня частенько заговаривала с ним на эту тему. Единственная дочь ее, Ольга, по-прежнему прозябала в старых девах, неважный характер в общем-то симпатичной девушки сводил на нет любые попытки матери подыскать ей подходящую брачную партию... И не надумала ли старая княгиня склонить доктора к браку с Ольгой?
– Не перегружаете ли вы себя работой? – нашелся Клим Кириллович, сделав вид, что не понимает взгляда пациентки. – Не вредно ли это? Может повыситься внутричерепное давление...
Княгиня неопределенно взмахнула маленькой ручкой, усеянной старинными перстнями.
– Ах, доктор, оставьте, не пугайте меня. Внутричерепное давление бывает только от безделья. А когда голова работает, то никаких последствий нет. Сами знаете, если какой-то механизм пылится без дела, то он ржавеет.
– Вы, наверное, занимаетесь изысканиями, связанными с историей Петра Первого? – лукаво улыбнулся доктор. – Сейчас это модно.
Княгиня согнала улыбку с лица и жестко ответила:
– То, что модно, меня не касается. А то, что я вижу в архиве мужа, боюсь, способно только испортить образ Петра.
– У вас есть какие-то неизвестные документы? – поинтересовался доктор. – Не собираетесь ли экспонировать их на какой-нибудь выставке?
– Документы у меня есть, – усмехнулась княгиня, – да экспонировать их нельзя.
– Неужели такие ветхие? – приподнял брови доктор.
– Милый Клим Кириллович, – вздохнула княгиня Татищева, доверительно наклонившись к симпатичному ей молодому человеку, – дело не в ветхости. А в решениях Международного исторического конгресса.
– Да? – удивился доктор. – Мария Николаевна Муромцева, бестужевская курсистка исторического отделения, говорила, что и наши историки ездили на этот конгресс. И посол наш в Риме Нелидов удачно выступил там. А какое отношение конгресс имеет к Петру Первому?
– Конкретно к нему – никакого, – Татищева явно подбирала слова, – но эта международная банда приняла решение действовать по единому плану.
– Простите, Христа ради! – воскликнул доктор. – Но я ничего не понимаю!
– Дорогой мой, – тряхнула головой княгиня, – вдумайтесь сами. По какому такому единому плану?
– Ну, э-э-э... единому плану всемирной истории... – растерянно произнес доктор.
– А кто составил этот план? – недобро усмехнулась Татищева.
– Не знаю, как-то не думал об этом, – пролепетал Клим Кириллович. – А разве это не объективное знание?
Чем дольше доктор говорил, тем явственнее видел издевку на морщинистом лице своей пациентки.
– Хорошо, я объясню вам все на пальцах, – решительно заявила она. – Вы знаете, что существует в мировой медицине понятие микроба или бациллы. Немецкие медики говорят вам, что есть палочка Коха или чумная бацилла. Вы им верите?
– Да, – охотно согласился доктор, – тем более что могу проверить с помощью микроскопа.
– Вот то-то и оно, – злорадно продолжила княгиня. – А теперь скажите мне, откуда вы знаете про Александра Македонского?
– Я? Из истории... – после раздумья ответил доктор. – Но и история опирается на какие-то документы...
– Именно что на какие-то... – сурово изрекла княгиня. – Их вы не видите и под микроскопом рассмотреть не можете. А если у меня, допустим, есть документ, летопись или грамота, в которой сказано, что Александр Македонский в знак прекращения войны закопал пищаль и построил храм?
– Фальшивка! – не задумываясь, заявил доктор.
– А почему вы так решили? Вы изучили мой документ под микроскопом? – С победоносным видом старая княгиня откинулась на высокую, обитую красным бархатом, спинку кресла.
– Нет, – понурился ее собеседник, – просто я опираюсь на авторитет мировой науки.
– Вот мы и дошли до сути дела. – Лицо княгини смягчилось. – А если этот авторитет зиждется на фальшивых документах?
– Вы думаете, ученые искажают и историю России? – осторожно спросил доктор.
Княгиня снова усмехнулась и продолжила:
– Почему бы и нет, если она не соответствует единому плану? Конгресс призывает лучшие умы Европы и Америки развивать уже существующую версию. Чем все это чревато?
– Думаю, тем, что документы, противоречащие ей, будут объявляться недостоверными и уничтожаться... – предположил доктор.
– Правильный вывод, – поощрила его княгиня.
– А ваши опасения имеют отношение к Петру Великому? – спросил он. – Вы владеете документами, которые могут изменить наше представление о нем?
Княгиня таинственно улыбнулась и промолчала.
– Кстати, – встрепенулся гость, – недавно в Петербург приехал один англичанин. Поразительно
