– Довольно, господин Багулин, – прервал его Вирхов, – ваше запирательство ни к чему не ведет. Вы хотели вынудить художника застраховать его шедевры.
Могло показаться, что Карл Иванович твердо уверен в истинности своих слов, – так убедительно звучал его голос, так жестко двигались тонкие губы и выпуклый подбородок с глубокой ямочкой посередине. Модест Багулин, смотревший во все глаза на следователя, не знал, что Карл Иванович отрабатывает новый метод допроса, придуманный им самим. Этот метод он назвал «буря и натиск». И состоял он в том, чтобы как можно более уверенно нагнетать в уме допрашиваемого самые умопомрачительные, самые невероятные версии и мотивы – да так, чтобы тот не выдержал напряжения, сорвался и сам выдал себя.
– Зачем вчера вечером приходил к вам Роман Закряжный? – продолжал давить Вирхов.
– Он, Роман то есть, зашел, потому что вы его отпустили, – неуверенность и слабость чувствовались в каждом слове Модеста. – Я даже думал сначала, что он сбежал из заточения!
– Напрасно, господин Багулин, – отрезал Вирхов, – от нас сбежать никому не удавалось. А вот что он делал у вас?
– Он, у меня... рассказывал... просил помощи... – лепетал Модест.
– Какой помощи?! – гремел Вирхов.
– Всякой, всякой, господин следователь, и человеческой, и денежной...
– Чего он от вас хотел? – не снижал натиска Вирхов. – Отвечайте коротко и ясно.
– Он, он хотел, чтобы я дал ему денег, – продолжал лепетать Модест.
– А зачем?
– Он опять на мели... Холсты, краски, реквизит. .. Он хотел, господин Вирхов, чтобы я дал ему денег, а он обойдет все места расположения своих портретов и заплатит за ночное дежурство прислуге... Портретов-то много... И денег надо много...
– А откуда деньги у вас в большом количестве? – наседал Вирхов.
– И у меня нет, нет у меня таких денег, – застонал Модест, – зачем вы меня мучаете? Едва отделался от проклятого гения.
– И где же ныне пребывает господин художник?
– Побежал дальше деньги искать. Но обещал заглядывать ко мне, чтобы узнавать сведения о мистере Стрейсноу.
– А что его интересует в этом англичанине? – спросил Вирхов.
– Видите ли, господин следователь, – заерзал на стуле Модест, – я обещал вам говорить всю правду, так я ее и скажу. Вы показывали Роману какие-то следы, нарисованные на бумаге... Вы не знаете художников, не знаете их творческую фантазию! Может быть, он и сказал вам, что рисунок ноги похож на мой, не знаю, но мне он говорил совершенно другое.
– О чем это вы изволите рассуждать? – недоуменно спросил Вирхов.
– Понимаете, господин Вирхов, – понизил голос Багулин и, обернувшись на застывшего с пером в руках письмоводителя, добавил: – Он просил меня следить за мистером Стрейсноу.
– Вот как? – поднял плоские белесые брови Вирхов. – А зачем?
– Видите ли, художник слышал россказни, что по столице разгуливает оживший призрак императора Петра и поджигает свои изображения. Вместе с арапчонком. Художник в призраков не верит и думает, что за призраком скрывается мистер Стрейсноу...
– Но зачем ему-то уничтожать картины Закряжного? – удивился Вирхов. – И потом, он мог уничтожить их в его мастерской – и сразу несколько сотен!
– Эту версию Роман мне тоже излагал, – подтвердил Багулин. – Да в мастерской опасно, там ваши люди дежурят.
Вирхов с досады крякнул.
– Только я следить за мистером Стрейсноу не стал, хотя думаю, что под опасениями Романа почва есть, – продолжил Багулин.
– И какая же это почва? – усмехнулся Вирхов.
– А все та же, – быстро залопотал толстячок, – все та же, господин следователь. Художники-то люди глазастые, наблюдательные, зоркие, глазомер у них развит великолепно. Вот он и утверждает, что отпечаток ноги, который у вас есть, принадлежит мистеру Стрейсноу.
– Не может быть! – Вирхов хлопнул ладонью по столу. – У такой махины и такая маленькая нога? Не верю!
– А напрасно, уважаемый Карл Иванович, напрасно, и у императора нашего, Петра Великого, ножка-то тоже была девичья...
– Вы шутите? – Плоские брови Вирхова взметнулись вверх, он вынул носовой платок и отер испарину со лба.
– Нет, господин следователь, истинную правду говорю. Можете справиться у историков, они мастера ищейных дел.
Страховой агент с видимыми усилиями наклонился и, шумно пыхтя, стал расшнуровывать штиблеты.
– Что вы делаете? – перегнулся через стол Вирхов.
– Зовите ваших экспертов, – голос Багулина звучал натужно, – мне время терять нельзя, а то и без хлеба насущного останусь, если каждый день на допросы ходить буду. Я готов дать отпечатки своих ног.
После легкого замешательства изнуренный Вирхов – от своего метода он, кажется, уставал гораздо больше тех, на ком его испытывал! – нажал на кнопку электрического звонка и распорядился вызвать специалиста. Через минуту все необходимое было принесено: тазик с теплой водой, мыло, полотенце, баночка с краской, валик, фарфоровая дощечка, листы гладкой плотной бумаги.
Едва сдерживая смех от холодных щекотных прикосновений типографской краски, Модест терпеливо ждал, пока эксперт прилаживал его ноги к фарфоровой пластинке, потом с удовольствием ступил на расстеленный лист бумаги. Когда он сел, эксперт осторожно отделил оттиски от синих подошв. Довольный толстячок опустил обе ноги в тазик, намылил ступни, потер их друг об друга и вынул ноги из посиневшей воды. Насухо обтерев их поданным полотенцем, Модест обулся и встал.
– Могу ли я идти, уважаемый Карл Иваныч? – спросил он тихо.
– Ступайте, ступайте, Модест Макарович, – махнул рукой Вирхов, – если еще что-то интересное вспомните, милости просим, окажите помощь следствию.
Когда дверь за Багулиным закрылась, Вирхов устало опустился в кресло – перед ним на столе лежали два листа с оттисками багулинских ступней.
Вирхов достал из ящика письменного стола брошюрку, в которой излагалась классификация ступней, составленная основоположником педологии, английским профессором Османом.
Так, что там пишет англичанин? Главное – пятки.
«Круглые, мускулистые пятки без углов – натура впечатлительная», – прочитал Вирхов и почесал затылок. Да такова и пятка Модеста. Но неужели бывают пятки и другие – некруглые и с углами?
От размышлений Карла Ивановича оторвал робкий стук в дверь. Вирхов поднял голову и увидел в образовавшейся щели бледное лицо письмоводителя.
– Что? – привстал Вирхов.
– Ваше благородие, – прошептал письмоводитель, – посыльный от министра внутренних дел Плеве.
Такое случалось только в экстренных случаях – чтобы министр рассылал с нарочным срочные секретные депеши. Обьино полагалось в присутствии посланца ознакомиться с их содержанием и подписать отдельную бумагу, в которой удостоверялся факт ознакомления и подтверждалась готовность не разглашать важные сведения.
Карл Иванович махнул рукой, оправил черный мундир, вытянул руки по швам и дождался, пока посланник министра едва ли не строевым шагом приблизится к его столу.
– Извольте ознакомиться, господин Вирхов, – басом сказал прибывший и протянул следователю конверт.
Вирхов открыл его и прочитал:
