Кот госпожи Брюховец

– Да что вы! Я никогда не слышал, чтобы Степан неуважительно отзывался о духовном сословии. Он набожный был, до глупости.

– Как это? – Вирхов нахмурился.

– Простите, если неловко выразился. Но мы над ним частенько потешались: он на каждый купол истово крестился, Священное Писание цитировал в неподходящих ситуациях. В «Аквариуме», например, когда шансонетку какую улещивал...

Вирхов успел навести справки о семье Степана Студенцова. Потомственные купцы Студенцовы издавна держали ковровую лавку в Гостином дворе, торговали честно, преуспевали. Отец погибшего, Кузьма Степанович Студенцов, – человек набожный, усердный прихожанин Спаса на Сенной, не пропускал ни одной праздничной службы. Если позволяли дела, выстаивал либо заутреню, либо вечерню, а нет, так заглядывал в гостинодворскую часовню Христа Спасителя. Единственного сына воспитывал в строгости, намеревался пустить по коммерческой линии. Но наследник надежд не оправдал: Коммерческое училище бросил, связался с дурной компанией, прожигал жизнь, не вылезал из «Аквариума», новодеревенских кабаков, крутился вокруг велодромов. К воздухоплаванию интереса не проявлял. Питал слабость к шансонеткам. Отец его проклял, второй год сына на порог дома не пускал.

– А в каких отношениях погибший был с Дарьей Прынниковой?

– Ее все зовут Дашка-Зверек. Шустрая, грызуна напоминает. Она всегда прибивается к тому, у кого есть деньги.

Юный губошлеп протрезвел, бело-розовое лицо приняло несчастное выражение.

–И к вам? – прямо спросил Вирхов.

– Мне от ее щедрот перепадает, если на велодроме фортуна улыбнется. Гонорары за победу ее привлекают.

– Так велики? – Вирхов не мог скрыть сомнения.

– В последнее время, как спонсором наших соревнований стал Американский Дом бриллиантов Тэт, жаловаться не приходится.

Вирхов пытался разложить в голове полученную информацию по полочкам.

– Вы мне не ответили, Дашка-Зверек оказывала знаки внимания господину Студенцову?

– Вела искусную игру, – усмехнулся Петя, – не гнала, но и не слишком приближала. Ждала, пока отец Степана смилостивится и вернет сына в права наследства. А наследство, судя по всему, недурное.

– Вы считаете, Дашка не была заинтересована в смерти вашего приятеля и отца Онуфрия? – Петя растерянно вытаращился. – А где она может быть? Ни дома, ни в «Аквариуме» разыскать ее не удалось, – продолжил Вирхов.

– Может быть, за город уехала? – неуверенно предположил Петя. – В Сестрорецк?

– Прошу вас, господин Родосский, незамедлительно нас оповестить о местонахождении мадемуазель Прынниковой, если таковое вам станет известно.

Вирхов поднялся и протянул руку неприятно пораженному велосипедисту: Петя так старался быть откровенным, так хотел помочь следствию – и получил в благодарность чопорное, ледяное прощание.

Карл Иванович, глядя ему в спину, думал, что родители этого молокососа давно не брали в руки розги, а напрасно! Способный парнишка, не вполне испорченный, еще может стать полезным членом общества. А вон до чего дошел без родительских строгости и надзора –путается с шансонетками, гоняется по велодрому как белка в колесе. И что? Так и будет гонять до седых волос?

Карл Иванович вышел из-за стола, несколько раз присел, наклонил туловище в стороны, помахал руками, согнутыми в локтях, сделал глубокий вдох. Да кончится ли когда-нибудь сегодняшний день?

Письмоводитель напомнил, что в приемной томятся еще два свидетеля, и получил указание – впустить обоих.

Господин Фрахтенберг и господин Оттон вошли в кабинет следователя притомленные, с виноватым видом. Первый был чрезмерно бледен, лицо второго покрывали красные нервические пятна.

– Прошу садиться.

Вирхов указал жестом на стулья, дождался, пока новые свидетели пообвыкнутся.

– Начнем с вас, господин Фрахтенберг. Что вам известно о сегодняшнем происшествии?

– Ничего, – отчетливо выговорил блондин в форменном мундире Министерства путей сообщения. – Прибыл на праздник с опозданием, вся компания была уже в парке.

– Почему вы опоздали?

– Служебные обязанности. – Фрахтенберг с трудом сдерживал икоту. Светлые, бесцветные глаза оставались спокойными, ни тени сомнения не появилось на худощавом лице. – Меня редко приглашают развлечься, знают, что я не располагаю временем.

– Мы и не ждали господина Фрахтенберга, – вступил банковский служащий, привлекательный шатен с настороженными темными глазами. – Он человек занятой.

– А кто предложил ехать в Воздухоплавательный парк?

Оттон, покосившись на Фрахтенберга, выдавил:

– Дарья просила.

– Какие отношения связывали вас с покойным Степаном Студенцовым? – Вирхов смотрел на Густава Оттона.

– Встречались в «Аквариуме», – с готовностью ответил тот. – Предполагал в нем будущего клиента банка Вавельберга.

– А вы?

Вирхов перевел взгляд на инженера, изо всех сил старавшегося сохранить прямую осанку.

– Меня этот пустой мальчишка не интересовал. Сами понимаете, мы из разных сфер.

Вирхов согласно кивнул.

– Что за футляр был у него в руках?

– Ума не приложу. С ним и явился, когда мы собрались ехать, – пожал плечами банковский служащий.

– Но откуда он взял этот футляр? – прервал свидетеля Вирхов. – Он говорил, зачем он ему, что там?

– Ни слова, – покачал головой господин Оттон. – Только за минуту перед трагедией и узнали, что собирается его в дар батюшке преподнести.

– А вы не интересовались? Вопросов не задавали? И если в футляре была бомба?

– Он всегда с собой дрянь какую-нибудь таскал, – с досадой ответствовал Густав Оттон, – мы привыкли. Футляр ничего особенного из себя не представлял. Деревянный ящик размером с портсигар. На крышке резной дурновкусный крест, облепленный золотом, – у меня мысль мелькнула, не кусочек ли святых мощей с собой таскает? С него станет.

– Зачем же вы о покойнике дурно говорите? – осадил Оттона Вирхов.

– Господин Оттон хотел сказать, что покойный готов был пойти на все, чтобы вернуть расположение своего отца. Степан хотел даже в Святую землю ехать паломником. – Бледные губы блондинистого инженера дрогнули.

–Нет, Степан не террорист, – задумчиво произнес Оттон. – Почему вы говорите о бомбе?

– Я думаю вслух, – посуровел Вирхов. – Вы правы, не мог ваш дружок отправить на тот свет себя и отца Онуфрия... – И так как свидетели подавленно молчали, Вирхов спросил: – Когда вы видели Степана Студенцова последний раз, если не считать сегодняшнего дня?

– Вчера, в «Аквариуме», – с готовностью ответил повеселевший Фрахтенберг.

– И я вчера, и тоже в «Аквариуме».

– Известно ли вам, где он провел ночь? – Мужчины переглянулись. – У Дашки?

– Видите ли, господин следователь, – красные пятна на лице смущенного банковского служащего стали ярче, – мадемуазель минувшей ночью, ну, в общем... Она пожелала остаться у меня.

– Вот как? – Вирхов с любопытством взглянул на лощеного собеседника, на красную гвоздичку в