–Э… Э…
В голову ничего не лезло, кроме «Я вас любил», но это, как казалось Сильвуплюеву, уже кто-то написал.
Он походил по комнате из угла в угол, полежал на диване, ковыряя шариковой ручкой в ухе, посидел за столом.
Стихи не писались.
Сильвуплюев взял с полки томик Лермонтова, пролистал.
«Белеет парус одинокий…»
Инженер долго вглядывался в фотографию поэта. Потом встал, подошел к зеркалу и посмотрел на себя. Лермонтов выглядел хуже.
– Чего же не хватает? – размышлял Сильвуплюев. – Почему он может, а я – нет? Может, надо сочинять стихи гусиным пером?
Гусиного пера у него не было. Инженер Сильвуплюев выскочил из дома и поехал в деревню ловить гуся.
Прошло два часа. Новоявленный поэт сидел в хате деда Пахома и объяснял, зачем ему нужно гусиное перо. Дед Пахом явно ничего не понимал, курил самокрутку и время от времени отхлебывал из оловянной кружки первоклассный первач.
– Ну, хорошо, – сказал он, наконец. – Гусь, так гусь.
Они долго бегали по двору за гусем. Гусь, видимо, решил, что из него хотят сварить лапшу, и бегал вдоль ограды, как скаковая лошадь. Разгорячившийся дед Пахом пытался накрыть гуся пиджаком, окружал его со всех сторон, но гусь выворачивался.
– Вот анафема! – кричал дед Пахом.
Инженер Сильвуплюев пригорюнился. День подходил к концу, а поэтом он так и не стал.
– А куриное не подойдет? – спросил дед Пахом, держа в руке курицу.
– Плевать! – сказал инженер.
Они свернули курице голову, сварили лапшу. Дед Пахом налил Сильвуплюеву стакан, они с аппетитом поужинали, и инженер поехал домой.
Дома он еще раз посмотрел на Лермонтова, потом на себя в зеркале и, решив, что поэтом становиться не стоит, ибо ему и так хорошо, лег спать.
На следующее утро инженер Сильвуплюев проснулся с мыслью стать писателем…
Это дежурство прошло на редкость спокойно, несмотря на то, что Наполеон всю ночь требовал расстрела генерала Моро, а бедный свихнувшийся Леший из лесов Тверской губернии бродил по коридорам лечебницы и пытался вспомнить какое-то заклинание, которому его научил в свое время сам Кощей Бессмертный. У старика Лешего был склероз, и заклинание никак не вспоминалось.
Мы с Васей Самойловым любили дежурить в ночную смену. Большинство психов спит, а ты сидишь себе спокойно, попиваешь чаек или еще чего покрепче и играешь в подкидного. Ну, чем не жизнь? Нет, бывали, конечно, казусы. Лаврентий Палыч однажды вдруг решил, что пришла пора заклеймить нас, как врагов народа и шпионов иностранных разведок, отломал ножку от стула и, пугая ею, хотел конвоировать на Соловки. Когда его захотели связать, долго бегал от нас по палатам, орал: «За Родину! За Сталина!», всех разбудил и сломал дверь в туалете. Александр Матросов начал отстреливаться от наступающих фашистов, Гастелло опять повел самолет на таран, в общем, поднялся такой шум, что в пору было вызывать главврача и роту санитаров. И ничего! Справились! Вася уложил связанного Лаврика на кровать, заткнул ему пасть грязным носком Наполеона. Я успокоил Матросова, заявив, что подарю ему завтра утром ракетную установку, а Гастелло врезался во вражеский поезд и на время затих, как мертвый.
В эту ночь мы пили пиво, купленное Васей накануне. Угостили страдающего бессонницей Лешего, и тот пообещал, что когда вспомнит свое грозное заклинание, то нам ничего плохого не сделает, а вот главврача превратит в отвратительную жабу. Захмелев с непривычки, лесной житель ударился в воспоминания о своих исторических встречах с Кощеем, Бабой Ягой и Змеем Горынычем, причем о последнем отзывался с особым уважением, так как тот, видимо, умел соображать на троих сам с собой.
Вообще, в психушках сейчас весело работать. Вася высказал теорию, что чем дальше мы идем по пути социализма, тем меньше у нас становится иностранных психов. Под «иностранными» Вася понимал тех, кто воображал себя кем-то нерусским. В данный момент у нас их осталось всего три: Александр Македонский, Наполеон Бонапарт и Галилео Галилей. Был еще американский президент Джимми Картер, но когда он узнал, что его не оставили президентом на очередной срок, обиделся и стал Юрием Гагариным, чудом спасшимся из терпящего бедствие самолета. Великие полководцы прошлого в настоящем воюют в шахматы, а Галилей кричит, что «она все-таки вертится, зараза!» и смотрит по ночам на спутники Юпитера в самодельную подзорную трубу, свернутую из газеты. Остальные наши клиенты – свои, советские. Есть цари Иван Грозный и Николай II, поэт Маяковский, целых два Брежнева, которые никак не могут между собой договориться, кто из них настоящий, а кто узурпатор. Короче, много у нас достойных личностей. В соответствии с Васиной теорией, родных советских психов становится все больше и больше.
Правда, пару дней назад поступил экземпляр, который не укладывался в теорию моего приятеля – пришелец с далекой планеты Хрум. На новичка сбежалась смотреть вся больница, хотя, честно говоря смотреть было не на что. Обычный плюгавый гражданин, в плохо сидящем советском пиджачке и коротких брючках. Как рассказывал санитар Гоша, этот пришелец пытался прорваться в Кремль, чтобы поговорить с правительством Советского Союза о том, как сильно у нас в стране портят природу. Наивный! Будто в Кремле об этом не знают! Знают! Просто всем плевать! Дальше милиционера у Кремлевских ворот незадачливый инопланетянин не прошел, его отвезли сначала на Лубянку, потом, как и следовало ожидать, к нам. Мужичок размахивал руками и пытался втолковать ржущим санитарам и главврачу, что он самый настоящий пришелец, что прилетел на летающей тарелке.
Убедившись, что пришелец не собирается сильно буянить, главврач решил смирительную рубашку на него не одевать, новичка поместили в палату к Наполеону и забыли.
Итак, в эту ночь мы пили пиво. Очистив последнюю воблу и открыв по последней бутылке, мы рассказали друг другу по бородатому анекдоту, что не помешало нам весело поржать. И вдруг в коридор вышел этот пришелец.
– Здравствуйте, – сказал он, прошлепав босиком к нашему столику.
– Здравствуй, здравствуй, – ухмыльнулся Вася. – Не спится, что ли? Или ты в анабиозе выспался?
– Да нет, – горько молвил инопланетный гость. – Я решил покинуть вашу планету. Раз вы сами не хотите позаботиться о своей экологии, что могу сделать я? К тому же, никто не верит, что я прилетел из космоса. Даже психи смеются. Наполеон всерьез советовал мне переквалифицироваться в генерала Моро, тогда он меня сможет расстрелять.
– Да, – кивнул Вася. – Народ у нас недоверчивый. Пивка выпьешь?
– Спасибо, не пью.
– Каким же образом вы покинете нашу Землю? – поинтересовался я.
– Как и прилетел – на тарелке. Осталось, – пришелец глянул на часы, – три минуты, и она за мной прилетит.
– А, – Вася допил пиво. – Ну, ну!
– Мне бы дверь открыть во двор, – попросил пришелец. – Не хотелось бы у вас тут ничего ломать…
– Обрадовался! – возмутился Вася. – У нас тут и по коридору-то нельзя по ночам ходить, а ему еще и во двор захотелось! А ну пошел спать, псих долбанный!
Псих глянул на Васю, инопланетные глаза вдруг ярко вспыхнули на какую-то долю секунды, здоровяк Вася сполз на пол и захрапел.
«В натуре, пришелец!» – не на шутку перепугался я.
– Пошли, – предложил пришелец и с ожиданием посмотрел на меня.
Я открыл дверь во двор и остолбенел. Мигая разноцветными лампочками, перед зданием лечебницы стояла настоящая летающая тарелка, прям как на картинке из фантастической книжки.
– Прощайте, – сказал космический гость. – Ваша цивилизация пока не доросла до общения с
