На душе Сидорова стало хорошо, тепло. Одно слово, праздник! Выпив очередной стаканчик, Сидоров присел на скамеечку около сбитого из досок столика, глядя, как Никифор кушает крашенные яйца. Яйца были разноцветные: коричневые, зеленые, синие.
«Вот ведь кто-то извращался», – подумал Сидоров и не заметил, как задремал.
Проснулся он от холода. Было уже темно, на безоблачном небе светили крупные звезды, а вокруг сидели незнакомые граждане. Неподалеку горел костер. Подобно Сидорову и его друзьям, люди прохаживались по могилам и, найдя полный стакан, подносили к костру, где разливали поровну всем присутствующим.
– Ух ты! – выдохнул Сидоров. – Никак ночь?
– Ночь, – кивнул сидящий рядом старичок, похожий на бомжа, какие обычно выпрашивают деньги в переходах. Лицо старичка, все изрезанное морщинками, радостно улыбнулось. – Христос воскрес, незнакомец!
– Воистину воскрес, – сказал Сидоров, принимая стакан. Выпил. Стало теплее.
– Ты новенький? – спросил мужичок напротив. – Я тебя в прошлом году вроде здесь не видел.
– Угу, – Сидоров жевал протянутое стариком яйцо. – Я раньше на кладбище вообще не ходил. Это Степаныч придумал…
– Когда умер-то? – мужик подбросил в костер еловую ветку, и огонь осветил его лицо. На лице красовался огромный страшный шрам, как будто полоснули ножом.
– В каком смысле? – не понял Сидоров.
– В каком смысле помирают? – хохотнул мужик со шрамом. – Слыхали, а? В каком смысле!
К Сидорову придвинулись люди. А он вдруг отчетливо понял, что сидит среди мертвецов! Холодок ужаса побежал по его спине, задрожала рука, держащая стакан.
– Да я, собственно… – заплетающимся языком пролепетал Сидоров, но его перебил старичок.
– Погоди! Эй, кто угадает, как новенький умер?
Из толпы мертвецов вышел бледный, покрытый синими пятнами утопленник. Сидоров вспомнил, как два года назад этого утопленника выловили из их маленькой речушки.
– Глядя на него, ясно можно сказать, что его переехала машина. Грузовик, – уточнил утопленник, потрогав Сидорова за рукав куртки.
Сидорова передернуло.
– Нет, ты не прав, – возразил другой мертвец с неестественно свернутой шеей. – Он упал с четырнадцатого этажа и разбился! Прям, как я, только я с шестого грохнулся!
– Вы оба не правы, – сказал старик. – Он умер от сердечного приступа.
– Да вы что, ребята! – закричал Сидоров, вскакивая. – Я же живой!
– Гы, – подавился мужик со шрамом. – Шутник! Этот новенький меня уморит!
Обступившие Сидорова мертвецы заржали. А насмерть перепуганный Сидоров, оттолкнув мужика со шрамом, бросился наутек.
Он не помнил, как добрался домой. Словно в тумане, Сидоров, нашел свой дом, поднялся на лифте, позвонил в дверь.
– Опять нажрался! – привычным ворчанием встретила его жена…
На следующее утро Сидоров проснулся и, как всегда, начал собираться на работу. Выйдя на балкон, чтобы выкурить папиросу, он задумался, глядя со своего четырнадцатого этажа на проносящиеся по дороге внизу машины.
«Больше не буду пить! – зарекся Сидоров. – Приснится же такая бредятина!»
И с ужасающей отчетливостью встало перед ним лицо давешнего мертвого старика.
– Вы оба не правы! – сказал старик и омерзительно осклабился. – Он умер от сердечного приступа!
У Сидорова вдруг заболело в груди, как будто кто-то взял его сердце и крепко сжал в кулаке. Охнув, Сидоров повалился на перила, и все померкло перед его глазами. Судорогой свело все мышцы. Сердце трепыхнулось пару раз, и затихло. Сидоров умер. Его тело вывалилось с балкона и полетело вниз. Под домом, в маленьком скверике, за которым заботливо ухаживала старушка с первого этажа, росло вишневое дерево. Труп Сидорова упал на одну из его начинающих зеленеть ветвей, ветка спружинила, подбросила тело в воздух, и Сидоров вылетел на дорогу. Огромный грузовик со всей скорости наехал на него, перепуганный водитель резко нажал на тормоза.
Изуродованный труп Сидорова лежал между задних колес прицепа. Широко открытые глаза его смотрели в весеннее голубое небо. Где-то громко завизжала женщина.
Через четыре дня Сидорова похоронили на том самом кладбище…
ЭЛЕМЕНТАРНО, ВАТСОН!
(десять случаев из жизни Шерлока Холмса)
– Ватсон, вы болван, – сказал как-то Холмс, покуривая у камина свою любимую трубку.
Доктор Ватсон, хорошо зная блестящую проницательность великого сыщика, ни капельки не обиделся.
– Ватсон, дайте закурить.
– Извините, но у меня только «Беломор».
– Знаю, знаю. Давайте сюда ваш «Беломор».
– Но, Холмс, откуда вы знаете, что у меня только «Беломор»? Вы что, проверяли мои карманы?
– Элементарно, Ватсон. Вы же мне сами только что об этом сказали.
– Холмс, я начал лысеть, – заметил доктор Ватсон, внимательно разглядывая себя в зеркало.
– Что поделаешь, Ватсон, старость!
«И это знает!» – поразился Ватсон, в который раз удивляясь проницательности и осведомленности великого сыщика.
– Холмс, вы знаете, что о нас с вами уже ходят анекдоты?
– Конечно. Я их сам и придумываю.
«Не только проницательный, – подумал Ватсон с гордостью, – но и предусмотрительный.
– Как вы считаете, Холмс, – спросил однажды Ватсон, читая одну из советских газет, – сможем ли мы применить ваш дедуктивный метод в Советском Союзе?
– Нет.
– Но почему?
– Элементарно, Ватсон! Потому что мы туда никогда не поедем!
– Ватсон, вы где-то случайно вляпались в коровье дерьмо!
– На это раз, Холмс, ваша проницательность вас подвела! Я в него специально наступил!
– Холмс, вот вы так любите прийти с улицы, помыть руки с душистым мылом, выпить чашечку ароматного кофе и присесть у камина с трубочкой первоклассного турецкого табака. А представьте себе, что вдруг исчезнут мыло, кофе и табак! Как вы тогда будете жить?
– Ватсон, я вам уже говорил: мы никогда не поедем в Советский Союз!
– Холмс, вы, наверно, очень удивитесь, но я заметил, как вы вчера разгуливали по Бейкер-стрит, переодетый нищим стариком в драном пальто, серой шляпе и с длинной седой бородой.
– Да, Ватсон. Но как вы меня узнали? Ведь я был так хорошо замаскирован! В серой шляпе, да еще и
