включительно.
Но они также несомненно в курсе и того, какими темпами идет перестройка в армии и какая именно. А эти данные весьма весомые для выбора сроков ведения с нами войны.
Вывод:
Я оговорил вначале, что рассуждения в этом докладе я веду на основе различных конкретных данных, в разное время и в разных документах доложенных Вам.
Все эти данные приводят меня к убеждению, что:
1. В германских планах сейчас ведущейся войны СССР фигурирует как очередной противник.
2. Сроки начала столкновения — возможно, более короткие и, безусловно, в пределах текущего года.
Другое дело, что эти планы и сроки могут натолкнуться на нечто подобное поездке Мацуока «в Москву через Берлин и Рим», как ее здесь в дипломатических кругах называют. Но это уже не по доброй воле немцев, а вопреки ей.
3. Очередные, ближайшие мероприятия немцев мне представляются такими:
а) Оседлание Турции пактом трех или каким-либо ему аналогичным.
б) Присоединение к пакту трех Швеции, а следовательно, и Финляндии, так как последняя давно готова к нему присоединиться.
в) Усиление перебросок войск на наш театр.
г) Планируют ли немцы широкие операции на Ближнем Востоке и в Африке, с применением такого количества войск, которое ослабило бы их европейскую группировку, сказать трудно, хотя официально прокламируются такие цели, как Суэц, Мосул, разгром англичан в Абиссинии.
Военный атташе СССР в Германии
генерал майор В. Тупиков».
Как видим, Тупиков был на профессиональной высоте. Но его письмо, так отчаянно звучавшее, осталось лежать у Голикова.
Почти 50 лет после войны советская разведка молчала о себе. Появлялись отрывочные сведения, да и то случайно. Например, имя Зорге стало известным по чистой прихоти Никиты Хрущева, потому что однажды вечером ему показали известный западный фильм «Кто вы, доктор Зорге?». Хрущев спросил сидевшего рядом Анастаса Микояна: «А что, у нас действительно был такой агент?» Микоян ответил утвердительно, но по своей ставшей легендарной осторожности сказал, что лучше об этом знает еще один гость киносеанса — генерал Мамсуров, заместитель начальника ГРУ. Генерал поведал Хрущеву правду, и тот распорядился, чтобы о Зорге написали в газетах.
Другим крупным советским разведчикам предвоенного периода повезло меньше. Например, КГБ долгие годы держало под замком сведения о Харро Шульце-Бойзене и Арвиде Харнаке («Старшина» и «Корсиканец»), потому что Вальтер Ульбрихт, а за ним Эрих Хонеккер упорно настаивали на том, что вовсе не советская разведка, а ЦК КПГ был руководителем всей деятельности участников «Красной капеллы», которая вовсе не была разведывательной, а только антифашистской подпольной организацией.
Но вот парадокс: советские разведслужбы действовали не только против будущего противника, но и против друг друга, причем в этой войне пальма первенства по понятным причинам принадлежала НКВД. Долгое время ведущую роль в закордонной разведке играли военные. Не в последнюю очередь потому, что в ее руководстве находились талантливые люди, прекрасные организаторы. Известно, какую роль в разведке играют опыт и преемственность. Шефов шпионажа не меняют каждый день: полковник Николаи и адмирал Канарис оставались на своих постах долгие годы, то же самое можно сказать о легендарном «Си» — шефе британской разведки адмирале Синклере и его преемнике Мензисе. Советскую военную разведку создавал и пестовал с 1924 до 1935 год Ян Карлович Берзин (его настоящее имя Петер Кюзис). Он стал создателем большой сети своих резидентур, причем активно пользовался методами, впоследствии объявленными «вражескими», а именно: он умел давать своим резидентурам «крыши» торговых фирм (Треппер), издательств (Радо), как бы проникая во внутреннюю ткань западного мира. Далее, Берзин, следуя принятому в тогдашней большевистской партии интернационалистскому принципу, не смотрел в анкеты и не боялся, если на вопрос о национальности спрашиваемый отвечал, что он еврей. Впрочем, тогда такого пункта в анкетах и не было. Наоборот, Берзин ценил подвижность еврейского ума, способность к языкам и умение ассимилироваться в чужих условиях, выработанное годами пребывания в диаспоре. Треппер, Маневич, Гуревич — разве их взяли бы по «пятому пункту»?
В свою очередь разведка НКВД на первых порах занималась специфическими вопросами, связанными с борьбой против контрреволюции. На ее счету к 30-м годам тоже было немало блестящих операций — знаменитый «Трест», в результате действий которого в СССР заманили «супершпиона» Его Британского Величества Сиднея Рейли, похищение генерала Скоблина.
Судя по всему, сначала между обеими службами — военной и чекистской — существовало сотрудничество, нечто вроде мирного сосуществования. Менялись они и способными сотрудниками. Так, талантливый разведчик Сэмуэль Гинзбург (будущий Вальтер Кривицкий), найденный Берзиным, в начале 30-х годов перешел в ИНО. Но вскоре ситуация изменилась. Сталин и его «правая рука» — ОГПУ начали великую и кровопролитную битву против своих наиболее убежденных и честных соратников — в первую очередь, против военных. Пришелся удар и по ГРУ. Первым пал Ян Берзин. Началась «карусель начальников». Берзина сменил Урицкий, Урицкого — Гендин, Гендина — Орлов, Орлова — Проскуров. В 1940 году пришел Голиков, в разведке мало понимавший и малоподвижный, но «верный». Итак, за три года — с 1938 по 1941-й — сменились пять начальников военной разведки. Если учесть, что были репрессированы почти все заместители начальников ГРУ, а во всем управлении (как об этом Проскуров доложил Сталину в 1940 году) исчезло больше половины личного состава, то можно оценить силу удара по военной разведке, нанесенного ей ее соперниками. Но и сами «соперники» не убереглись от сокрушительных ударов: были расстреляны Слуцкий, его заместитель и преемник Шпигельглас. Особо сильный удар — просто загадочный парадокс! — был нанесен по резидентуре в Берлине, где только перед самой войной появился знающий и умелый человек — Александр Михайлович Коротков. Сравнительно легче отделался Лондон — здесь знаменитая «кембриджская пятерка» продолжала работу, хотя к ее донесениям порой относились с недоверием. Не говорю уж о Зорге, которого Сталин и Голиков зачислили в разряд «провокаторов»…
Если попытаться определить основные каналы, по которым шла в Москву «неприятная» информация, то она была многослойной. К донесениям спецслужб добавлялись шифрограммы и шедшие фельдсвязью письменные документы полпредств. На эту тему доклады направлял не только Деканозов из Берлина, но и полпреды из других стран — из Англии, США, Румынии, Болгарии, Японии.
Но вот очередной парадокс: Деканозов — человек Сталина, Сталин не желал слышать и читать о готовящемся на СССР нападении. А Деканозов, начиная с конца 1940 года вплоть до 21 июня 1941 года, посылал одно предупреждение за другим — вплоть до того, что за день до войны Берия писал Сталину:
«Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по- прежнему бомбардирует меня „дезой“ о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил мне, что это нападение начнется завтра».
Но Сталин не верил. При этом поступило Сталину подобное донесение не из какого-либо сомнительного источника, а непосредственно от народного комиссара государственной безопасности В. Н. Меркулова. Резолюция вождя: «Товарищу Меркулову. Можете послать ваш „источник“ из штаба Герм. авиации к е… матери. Это не „источник“, а дезинформация. И. Ст.».
Коротко и ясно! А ведь сегодня мы знаем: «источником» были Харро Шульце-Бойзен (из штаба люфтваффе) и Арвид Харнак (министерство экономики) — высокоинтеллигентные люди, самоотверженные антифашисты, которые вскоре сложили свои головы на эсэсовской плахе по делу легендарной разведывательной группы, названной гестаповцами «Красная капелла».
Мне особенно резануло слух подобное грубое выражение Сталина по адресу «источника» — ибо много лет назад я имел возможность беседовать с человеком, работавшим вместе с Шульце-Бойзеном и Харнаком. В 50-е годы в Берлине я познакомился с Гретой Кукхоф, входившей в эту разведывательную организацию. Мы часто встречались в Берлине и Москве. Я даже собирался писать книгу о ней, однако вскоре мы пришли с Гретой к мнению, что делать этого пока не стоит. Я уже упоминал, что в те суровые годы руководство СЕПГ и сам Вальтер Ульбрихт ни в коем случае не желали признавать подвиги советских
