дело. Один он рискнул бы, но не мог ничего предпринять, чтобы не навредить ей. Она стала еще более дорога ему.
Свежесть ее волос дурманила голову, и он поцеловал ее макушку, и когда она подняла лицо, прижал свои губы к ее губам в долгом страстном поцелуе, словно она была сама жизнь.
Лэйси застонала. Она обняла его за шею, и ее тело сильнее прижалось к нему, пока, наконец, они не оказались на земле. Она забыла, где находится, забыла все, кроме огненных поцелуев Мэтта и своей нарастающей страсти. С закрытыми глазами она потянулась к нему, пока не подумала, что умрет от желания.
Она пыталась развязать веревку с его запястий, но вдруг услышала громкое ругательство. Затем Солнечный Бобр дернул ее за ноги, его черные глаза горели страстью.
— Если тебе нужен мужчина, я здесь. Ярость затуманила мозг Мэтта, он вскочил на ноги.
— Это моя женщина, — сказал он сквозь зубы.
Солнечный Бобр пожал плечами.
— Она была твоей. Сейчас это моя рабыня. Он вытянул руку и сильно ударил Лэйси по лицу. Она пошатнулась, ее глаза наполнились слезами, когда она подняла руку к пылающей щеке.
Мэтт едва подавил злость, видя красный отпечаток руки на лице Лэйси.
Он убил бы Солнечного Бобра на месте, но сейчас ничего не мог сделать.
— Не подходи близко к белому человеку, — предупредил Солнечный Бобр. — Если ты это сделаешь, я его убью. Поняла?
— Поняла, — быстро ответила Лэйси.
Последний раз, взглянув на Мэтта, воин схватил ее за руку и потащил в свой вигвам.
…Группа детей собралась вокруг Мэтта. Он думал, что они когда-нибудь устанут играть с ним, но надежды оказались пустыми. Он был врагом, белым человеком, и они с удовольствием издевались над ним. Время от времени один из мальчиков вырывался вперед и ударял его по ноге или спине, подсчитывая удачный ход, а другие мальчики кричали от восхищения. Их удары почти не причиняли боли, но удар в самый предмет его гордости был ужасным. Как унизительно быть привязанным как бешеная собака, окруженным полураздетыми маленькими дикарями, которые издеваются над тобой! Когда, наконец, мальчики устали от своей игры и ушли, мысли Мэтта вернулись к Лэйси. Как она там? Он видел ее несколько раз с той ночи, когда Солнечный Бобр застал их вместе, и то на расстоянии. Она выглядела достаточно хорошо, но в этом нельзя было быть уверенным.
Ему хотелось знать, как обращаются с ней индианка и ее муж. Мысль о другом мужчине, прикоснувшемся к Лэйси, заставляла его кровь пульсировать и наполняла сердце бешеной яростью. Он был беспомощен, чтобы помочь ей. Эта мысль была самой ненавистной из всех.
Спустя три недели в лагерь апачей приехала группа воинов Киовас. В эту ночь был какой-то праздник с пением и танцами. Женщины подавали блюда, и когда мужчины наелись, один из воинов вынес бутыль из тыквы с тисвином, что, как узнала Лэйси, было разновидностью пива, изготовленного из растения мескаль.
Казалось, этой ночи не будет конца. Индейцы начали играть в азартные игры. Лэйси наблюдала из тени. По коже побежали мурашки от страха, когда она увидела, что один из воинов показывает на Мэтта.
Она собралась с духом, чтобы спросить у Солнечного Бобра, что случилось.
— Белого человека продали одному из Киовас, — сказал Солнечный Бобр резко, — его увозят утром. — Индеец пристально посмотрел на Лэйси. — Ты помнишь, что я говорил?
— Да, — ответила Лэйси, — помню.
Она легла в постель, свернулась под накидкой и тихо рыдала всю ночь.
На следующее утро она наблюдала с отчаянием, как Мэтта передали одному из индейских воинов Киовас. Мэтт отбивался из последних сил, когда его владелец пытался бросить его на спину лошади.
Лэйси прижала руки ко рту, чтобы сдержать крик. Четверо воинов Киовас внезапно напали на Мэтта и били его луками и копьями до тех пор, пока он не потерял сознание. Воины, смеясь, бросили Мэтта на спину лошади и связали руки и ноги вместе под ее животом.
Лэйси плакала весь день, сердце ныло от горя и одиночества. Быть рабыней в лагере апачей было ужасно, но, по крайней, мере, Мэтт был рядом. Хотя ей запрещали разговаривать с ним, его присутствие помогало вынести все лишения. А сейчас его не было, она осталась одна среди чужих людей.
Ветряная Женщина угрожала и ругала ее, и, в конце концов, несколько раз ударила Лэйси палкой, но девушка продолжала безудержно рыдать. Ее отца увели и Мэтт для нее тоже был потерян. Слишком много для такой юной девушки.
Лэйси плакала, пока внутри не стало пусто. Она почувствовала, что потеряла смысл жизни.
Мэтт осторожно осматривал окрестности, пока они ехали по дикой степи, благодарный, что его захватчики позволили сидеть прямо, когда он пришел в сознание. Лежать лицом вниз на спине лошади, должно быть, самое худшее из испытаний.
Он безуспешно пытался развязать веревки, связывающие его запястья, но добился только того, что руки стали кровоточить. Он задрожал, когда подул ветер с гор, про себя ругая индейцев, которые отказались дать ему рубашку и гамаши. Колючие кусты кололи ноги, когда его мучители нарочно проходили близко от покрытых шипами кустарников.
На второй день пути полил сильный дождь. Воины ехали, накрывшись мантиями из шкуры буйвола, в то время как Мэтт совсем закоченел от холода. Он готов был взорваться в любую минуту. Было холодно, хотелось есть, но больше всего он беспокоился о Лэйси.
Днем индейцы устроили привал в небольшом укрытии. Спрыгнув с лошадей, они сели рядом и стали грызть вяленое мясо, а Мэтт сидел под дождем со связанными за спиной руками. Он смотрел на своих врагов, молча проклиная их.
Наконец, один из воинов освободил ногу Мэтта и стащил его с лошади. Толкнув его на землю, индеец бросил кусок вяленого мяса в грязь. Если хочешь есть, то можешь есть с земли, как собака.
Мэтт жадно посмотрел на еду, но его аппетит боролся с гордостью. Он не ел два дня, но все же не мог заставить себя есть с земли. Ведь он не животное, черт возьми, человек.
Индейцы наблюдали за ним с удовольствием. У белого человека, оказывается, был характер. Жалко убивать его, хотя это должно было случиться, в конце концов. Человек с таким характером и мужеством не будет хорошим рабом. Рано или поздно он начнет возмущаться или попробует сбежать.
Мэтт присел на корточки, его глаза сверкали от ярости, когда он смотрел на индейцев. Он все время думал о Лэйси. Ей несладко приходилось в жизни, она много вынесла, пока искала своего отца, но она не привыкла к такой тяжелой работе и грубой жизни апачей. Сможет ли она приспособиться к их образу жизни? Сколько понадобится времени, чтобы сломать ее характер? Наконец какой-нибудь мерзавец из апачей возьмет ее в жены. Он тихо ругался при мысли о том, как другой мужчина овладеет ею. Это было невыносимо. Через несколько минут два воина схватили Мэтта за руки и бросили в седло. Он ударил ногой одного из индейцев, когда тот стал привязывать его ногу к стремени.
Это было глупо, и Мэтт сразу же пожалел об этом. Четверо индейцев сбросили его с лошади и стали избивать кулаками и ногами. Он застонал от боли, а индейцы наносили ему удар за ударом в лицо и живот. Кровь струилась по его лицу. Наконец они отпустили его.
Оскорбляя Мэтта на своем языке, апачи бросили его на лошадь и привязали ноги к стременам.
Мэтт с трудом держался в седле. Голова бессильно упала на грудь, тело болело от жестоких ударов. Он был весь в грязи и крови. Зачем он ударил этого индейца? Чертовски глупо. Он должен был делать то, что ему говорят, притворяться, что он смирился со своей участью. И тогда можно было попытаться бежать.
Вечером индейцы разбили лагерь.
Мэтт прижался к дереву, пытаясь как-то укрыться от ветра, который пронизывал его тело словно нож. Руки все еще были связаны у него за спиной, ноги, связанные в лодыжках, были крепко привязаны к дереву. Он не ел уже почти три дня, его мучила жажда. Он с тоской смотрел на костер, вокруг которого сидели индейцы, ели жареное кроличье мясо и запивали его водой из бурдюка.
