— Пожалуй, это кстати. Давай его сюда.
47
Вошедший Головня еще не отогрелся с мороза. Малиновым огнем горело иссеченное вьюгой горбоносое, ясноглазое, с массивной нижней челюстью лицо. Красными были и руки, которые, видимо, так и оставались голыми на стуже. Коричневую кожанку (не она ли в будущем обратилась в охотничью спецовку Петра?) он стянул в талии ремешком, чтобы не поддувало снизу. И забыл, входя к наркому, снять эту пригодившуюся на ветру опояску.
— Здравствуй, произнес Онисимов. — В такой одежонке ты и щеголяешь?
— Вчера выехал из Орска. Там тепло. А у вас тут, ух, — Головня крякнул, — морозище.
— Садись. Отчет об эвакуации завода привез?
— С этим и прибыл. Только позавчера закончили.
— Все оборудование на месте? Ничего не растерял?
— Потерянное мы, Александр Леонтьевич, разыскали. Отчет подписали и ваши контролеры. Документация в портфель не влезла, пришлось укладывать в чемоданчик. Принести?
— Успеется.
Онисимов задал еще несколько вопросов о том, как размещены рабочие, как обеспечено складирование и сохранность демонтированных, вывезенных из Приднепровья агрегатов, какие из них уже собраны или пошли в сборку на новых площадях. Собственно, он и без того был досконально информирован, отлично знал, что снарядный цех Кураковки уже развернут в Златоусте, уже прокатывает, штампует сталь, хотя над станом еще не выведена кровля. Однако, следуя твердому правилу, он и сейчас перепроверял имевшиеся у него сведения.
Челышев помнил, как еще в Москве в лихорадочные ночи и дни, когда эвакуировались южные заводы, Онисимов словно усугубил свою педантичность, пунктуальность. Не раз Челышеву доводилось наблюдать, как Онисимов по телефону требовал от того же Головни-младшего, отправлявшего под раскаты орудийной пальбы состав за составом из Кураковки, маркировать каждый большой и малый ящик, оформлять вместе с железнодорожниками акты, квитанции, накладные, не выпускать ни одного вагона без сопровождающих. Туда, в самое пекло, Онисимов на попутных военных самолетах посылал работников своего аппарата контролировать ход эвакуации. И закатил однажды взбучку вот этому молодому Головне, когда кто-то из посланных, сообщил, что горловина бункера и какие-то части грейферного крана были в спешке, в горячке вывезены незамаркированными. Установленный Онисимовым порядок маркировки был таков: каждая деталь того или иного демонтированного агрегата метилась одинаковой буквой, затем следовала цифра. Головню же постиг и другой немилосердный нагоняй из-за того, что экскаватор, у которого порвалась гусеница, остался непогруженным. Наконец из Кураковки ушел последний поезд. Связь еще действовала, Петр доложил, что отправляет и грузовики с группой подрывников, выполнивших свою миссию, и просил разрешения покинуть завод с ними. Онисимов ответил:
«Нет. Вот чем еще займись: собирай, выстраивай рабочих, которые еще не эвакуировались. Уходи с ними. Веди в Донбасс пешей колонной».
Бывало, прислушиваясь к таким командам наркома, Челышев из-под нависших бровей невольно любовался им, уверялся: «Победим».
Головня-младший так и ушел из Кураковки пешком. И не в одиночку.
А потом, уже на Урале, потребовалось согласно непреложному приказу наркома не только комплектно собрать все, что было вывезено, но и представить подробнейший, оснащенный документами отчет об эвакуации — отчитываться в каждом израсходованном государственном рубле, в каждом механизме, каждом мотке кабеля, числившемся на балансе завода.
Пропавшие, отцепленные в пути вагоны были разысканы в станционных тупиках. Пришлось распутывать маркировку, просматривать в натуре каждую мету, сличать с документацией. Специальная комиссия с участием ревизоров наркомата подписывала всякие акты, инвентарные реестры, дефектные ведомости и так далее. После кропотливейшей работы Головня смог, наконец, явиться с отчетом к Онисимову.
Порасспросив, Александр Леонтьевич встал из-за стола, Прошелся, достал из кармана голубоватую картонку папирос «Беломор» (война прервала выпуск любимых его сигарет) и неожиданно протянул Головне:
— Тащи! В передрягах и ты, наверно, стал курящим?
Безмолвно взиравший Василий Данилович опять ощутил, что Онисимов необыкновенно возбужден. Не в правилах строгого наркома было угощать папиросой подчиненного.
— Не угадали, Александр Леонтьевич. Не курю. Спасибо.
Чиркнув спичкой, Онисимов глубоко вобрал и выпустил дымок. Челышев во второй раз услышал:
— Только что со мной говорил Хозяин.
Теперь эти слова были обращены к Головне-младшему. Не пряча счастливой взбудораженности — лишь слегка приторможенная, она пробивалась сквозь его всегдашний панцирь, — Онисимов опять пересказал: решено строить новые заводы, строить быстро, чтобы поскорее взять отдачу. Он, видимо, в точности повторял выражения Сталина. Большая, на коротковатой шее, голова повернулась к неизбежному портрету на стене:
— Понимаешь, какую он видит перспективу! Нарком присел, но тотчас поднялся, заходил.
— Ну, как же быть с тобой? Дело тебе найдется. Кстати, ты и приехал без портфеля.
Он засмеялся своей шутке. Или, говоря точней, будто вытолкнул из горла несколько отрывистых, глухо бухающих звуков. Смех не был ему свойствен. Во всяком случае, Челышев отметил тогда в своей тетради, что Александр Леонтьевич доселе еще никогда при нем не хохотал.
— Итак, товарищ экс-директор, или директор без портфеля, куда тебя назначить? Что ты хотел бы сам?
— Готов взять любую работу, где буду нужен.
— А если пошлю не директором завода?
— Что же, готов. Я бы не прочь пойти к большим печам, скажем, на Новоуралсталь.
— Нет, там полно. На Бакальский завод пойдешь?
— Какой?
— Бакальский. Там, собственно, еще ничего нет. Пока только площадка, нетронутый березнячок. Но проект имеется. Имеются и директор, и главный инженер. — Онисимов назвал фамилии. — Геодезисты, сколь знаю, кое-где вбили колышки, нанесли главные оси. Теперь развернем, погоним стройку. Дело интересное. Согласен идти туда начальником доменного цеха?
— Пойду.
— В таком разе приступай. Езжай сначала на площадку, потом в Челябинский филиал Гипромеза. Основательно изучи проект.
Продолжая пункт за пунктом конкретизировать задачи, что предстояли Головне-младшему, Онисимов нажал кнопку звонка. Незамедлительно вошел Серебрянников.
— Слушай, кажется, у нас на складе есть какое-то зимнее обмундирование. — Александр Леонтьевич вымолвил: «кажется», «какое-то», хотя превосходно знал, сколько полушубков, сколько валенок имелось в кладовой наркомата. — Сумеем одеть, обуть начальника доменного цеха, — движением головы он указал на Головню, — Бакальского завода?
Благообразное лицо секретарских дел мастера не выразило ничего, кроме внимания:
— Сумеем, Александр Леонтьевич.
— Так озаботься!
Серебрянников улетучился. Онисимов сказал Головне:
— Иди, обмундировывайся. Съездишь на Бакальскую площадку и в Челябинск, потом опять ко мне приедешь. Отчет оставь, сдай по команде. Рассмотрят без тебя.
