— У кого это «у нас»? — вмешался Индра. — У ашвинов или у бхригов?
Молодой ашвин понял, что промахнулся. Роль властителя пространства давалась ему трудно. Индра подумал, что зря он отнял этот уголёк душевной памяти у самого младшего из колесничих. Человек вспомнил нечто родное, своё, а он… Хорошо, когда есть что вспоминать.
Дасра насупился. Чужое равнодушие, неузнаваемая жизнь, новые земли — вот что теперь стало его родиной. Индра был прав. Только всё это трудно сходилось с душой. Может быть, не сразу. Но Индра был прав. Душе арийца не пристало маяться сладким покоем домашней родины. Потому что, если позволить душе такое наслаждение, она, родина, становится всё меньше и меньше, сжимая не только
Любопытство нишадов сильно отдавало равнодушием. Они бесчувственно смотрели на колесницы, лениво обмениваясь двумя-тремя словами из котла своих вялых впечатлений.
«Интересно, что бы могло их удивить?» — подумал Индра. Его колесница ехала первой. Ашвинам приходилось дышать её пылью. Улицы деревни оказались слишком узки, и колесницы подпирали друг друга.
— Вот там живёт их вождь, — указал Пипру.
Индра повернул коней вдоль пожелтевшей стены сухолистника. За кустами встала ограда из плоских камней. Тропинка свернула в не глубокую, но тенистую аллею, что и привела заезжих к дому вождя нишадов.
Невезенье началось, едва колесницы вкатились в пределы этого поселения. Во-первых, у Насатьи сломалась ступица правого колеса. Колесо вышибло с оси, и ашвин впервые оказался на всём ходу под лошадиными копытами. Во-вторых, хозяина не оказалось дома. Его не было уже два дня, и о том, где он, никто не мог сказать ничего вразумительного.
У арийцев кончилась еда, но гостеприимством, видимо, нишады не отличались. На все вопросы о пополнении путниками провианта они отвечали жестами отказа.
Нишады вообще старались побыстрее убраться с улицы, едва приезжие заводили с ними разговор. Речь жителей деревни напоминала язык арийцев, но колесничие не могли с ясностью для ума разобрать услышанное. Объяснялся с нишадами Пипру. Короткие и быстрые фразы здешнего народа напоминали птичий вор-кот. Даса умело подражал ему ломая язык.
— Что это всё значит? — раздражённо спросил Индра у проводника. Пипру только пожал плечами.
Ждать было бесполезно. Хлопотливых и неразговорчивых матрий присутствие арийцев заметно раздражало. Женщины обменялись с Пипру парой щебетливых фраз и больше не смотрели в сторону гостей.
— Они говорят, что хозяин вернётся не скоро.
— Значит, они знают, где он? — заподозрил Индра.
Пипру снова спросил у сердитых хлопотуш о вожде. Кшатрий разобрал его слова.
— Не, — отозвалась одна из них, — о не ска. Че дру зна, я не.
Пипру посмотрел на кшатрия. Индра понял без перевода.
Арийцы долго искали подходящее дерево, чтобы вырезать из его ствола ступицу разбитого колеса Насатьи. Деревья вокруг поселения стояли короткотелые, сучковатые, в кривом недоросте и с перекрученной древесиной. Похожие на распухшие и окаменевшие верёвки. Уже смеркалось, когда арийцы нашли нужный ствол. Сиротствующий среди дальних холмов.
Работа заняла полночи. Когда дело было закончено и колесо встало на своё место, арийцы, валясь от усталости, запрягли коней. Спать им в эту ночь не пришлось.
А Пипру спал. Свернувшись клубком, в глубокой тени акации.
— Может, оставим его здесь? Какой от него толк? — спросил Дасра.
Индра нехотя посмотрел на притихшего в своём блаженстве проводника.
— С нами поедет, — твердо сказал воин. Сказал, возможно, только для того, чтобы не подбирать чужих подсказок. Особенно от ашвинов, которые пока не замечали разницы между собой и Индрой.
— Эй! — крикнул воин, подойдя к спящему. — В дорогу!
Колесницы выкатились из деревни, тревожа жёлтую муть предрассветного часа. Густую, как больное дыхание старика. Внизу, за холмами, пахло море. Сырым теплом. Оно шуршало мягкой волной по каменной россыпи берега, и глубокий мрак встал над размытыми далями, что обрывали море в никуда.
— Как много воды! — зачарованно проговорил Индра.
— Она непригодна для питья, — равнодушно отозвался даса.
— Почему?
— Горькая. Очень противная на вкус.
— Странно. Кто ж её испортил?
— Может быть, то чудовище?
— Ты же говоришь, что его никто не видел?
— Да. В общем, болтают разное, но скорее всего это байки, — заключил Пипру, поёжившись и шмыгнув носом. — Чудовища нужны для того, чтобы оправдать существование героев. Он вдруг подумал об Индре, о его героических потугах, и потому сказанные слова прищемили дасе язык, но Индра, кажется, ничего не заметил.
Утро наполнялось светом. Горячим и душным. Колесницы ехали по сыпучим накатам пологих холмов, что закрывали горбатыми спинами необозримый луговой простор. Редкие стайки сморщенных деревьев, открытые солнцу и ветрам, разбрелись по сыпачу. Индра показал Насатье в сторону маленькой рощи. Сбавляя ход, колесницы вторглись в её чахлый покой.
— Всё! — крикнул Индра ашвинам. — Нужно поспать хоть немного. Я уже не разбираю пути.
— А я не хочу спать, — попробовал возразить измождённый Дасра.
— Тогда охоться — видишь, сколько здесь птичьих гнёзд, — посоветовал кшатрий.
Насатья согласился с Индрой.
Коней распрягать не стали. Остановка намечалась кратковременная. Только чтобы восполнить силы. Сном. На еду Индра не надеялся.
Дасра осмотрел рощу и подумал, что лучше бы он согласился спать.
— Послушай, Пипру! — воззвал воин к маявшемуся без дела проводнику. — Помоги-ка нашему молодому землепроходцу раздобыть еду. Пока мы с Насатьей утолим потребность в сне.
Даса, взбодрённый появившимся делом, значительным и важным, позволявшим доказать его полезность, с надеждой взглянул на молодого ашвина. Однако лицо Дасры вовсе не излучало ответной радости.
Индра не стал наблюдать приготовлений к охоте. Он взял жух и отправился подыскать себе залёжку где-нибудь подальше от недовольства молодого ашвина.
Роща просвечивала сухим боком холма. Деревьев в ней было мало, да и те, что были, покоя глазу не внушали. Их тяжкая борьба за жизнь исказила красоту и совершенство этой породы зелёного живья. Всегда трудно предаваться покою и беззаботности в компании умирающих страдальцев.
Воин сбросил на землю тяжёлый плащ и, не особенно заботясь об уюте, шмыгнул в его объятия. Под первым же попавшимся кустом.
Должно быть, Индра спал. Во всяком случае, ему так казалось. Только что-то всё время мешало ему потеряться во власти покоя, заглянув за пазуху собственного сознания.
Сперва было жарко. Очень жарко. В душном, запаренном плаще. Потом, когда Индра высвободил себя из его плена, воин подумал, что уже пора ехать. Эта мысль долго мешала ему спать. Стучалась в голову, тревожа её чувством долга. Наконец, когда он уже свыкся с ней, вкусив убедительности ответного аргумента «пропади всё пропадом!», кто-то навязчивый влез Индре в сон и принялся вслух обсуждать
