мореплавателей XVIII века в своей «Истории великих путешествий».
Это тот самый Роджерс, который, совершая вместе с Дампьером кругосветное плавание, не только захватывал испанские суда с ценным грузом, но и грабил по пути города. Сам Роджерс сообщил о разграблении города Гуаякиль: «Дома, стоявшие наверху, у реки, были полны женщин. …Часть самых крупных золотых цепей они спрятали у себя на теле, надели их на ноги и бедра. Но так как женщины в этих жарких краях одеты в платья из очень тонкого шелка и полотна, наши моряки обнаруживали спрятанные украшения, ощупывая дам».
То, что его «подвиги» не получили широкой огласки, а сам он пользовался расположением двора, обошлось Роджерсу недешево, за это приходилось щедро платить.
Еще перед отплытием Роджерса из Англии прокламация, о которой только что шла речь, была отправлена на Багамские острова. Корабль, везший этот документ, был захвачен одним из багамских пиратов, и содержание прокламации стало известно всем остальным. Большинство из пиратов прибыли на остров Нью-Провиденс на совещание. Здесь одни горячо выступали за, другие – против принятия амнистии. Многие пираты предлагали провозгласить независимую республику и укрепить остров. Уже упоминавшийся Чарлз Джонсон (возможно, псевдоним Даниеля Дефо) приводит в своей книге целый список пиратов, которые в это время находились на острове и отклонили амнистию. Но капитан Еннингс, пользовавшийся на острове большим влиянием, предложил безоговорочно принять амнистию. Мнения пиратов разделились, и собрание закончилось безрезультатно.
Капитан Еннингс и с ним 150 пиратов уже на следующий день покинули Нью-Провиденс. Они сдались губернатору Бермудских островов. Когда Роджерс в мае 1718 года вступил в должность губернатора острова Нью-Провиденс, первым документом, который он получил, было письмо пиратского вожака Чарлза Вейна. Очевидно, тот хотел проверить, на самом ли деле существует амнистия.
Вейн писал:
«Поймите, Ваше превосходительство, что мы готовы принять высочайшую Его Величества амнистию на следующих условиях: Вы дадите нам возможность продать все имеющиеся у нас товары, со всем своим имуществом мы поступим по собственному усмотрению, как это записано в высочайшем акте Его Величества. Если Ваше превосходительство согласны с этим, мы готовы принять амнистию короля. Если нет, мы будем вынуждены защищаться.
Ваши покорные слуги
Вместо ответа Роджерс блокировал вход в порт с помощью военного корабля «Роза». В ту же ночь Вейн приказал превратить один из захваченных кораблей в брандер, нагруженный горючими и взрывчатыми материалами, и направить его на всех парусах к «Розе». Чтобы избежать пожара, капитан «Розы» перерубил якорный канат и ушел на рейд, а Вейн со своими дружками проскочил мимо брандера, едва не коснувшись его кормы, и вышел в открытое море.
Теперь пираты знали, чего можно ожидать от нового губернатора. Некоторые пиратские капитаны, в частности Бенджамин Хорниголд, приняли амнистию короля. Так же как и Роджерс, они старались искупить свое прошлое особо ревностной службой королю и вели по его заданию упорную борьбу со своими бывшими товарищами. Другие пираты, и среди них Тич, Веннер, ла Буш и Ингленд, покинули остров еще до прибытия туда Роджерса, так как они не желали принимать амнистию. Первых пиратов, которых Роджерсу удалось захватить, он не отважился судить на острове, поскольку, как доносил в Лондон, «не был уверен в том, что пленников не вырвут из рук охраны их восставшие товарищи».
И действительно, когда Роджерс 9 декабря 1718 года проводил первый «судебный процесс», назначив судьей бывшего пиратского капитана Томаса Бёгеса, была совершена попытка освободить осужденных. Приговоренные к смерти кричали окружавшей их толпе, что и подумать не могли, будто людей можно вести на цепи, как собак, чтобы повесить, и что все это произойдет на глазах у четырехсот их лучших друзей.
Вероятно, некоторые из принявших амнистию короля почувствовали, что задета пиратская честь, и в толпе началось сильное волнение. Однако когда один из зрителей попытался убить стражника, он был тут же застрелен самим Роджерсом.
Роджерс умер на острове Нью-Провиденс в 1732 году. Немалая его заслуга состояла в том, что этот остров, а также побережье Северной и Центральной Америки были почти очищены от пиратов.
Но мы сегодня должны быть благодарны Вудсу Роджерсу за другое, за то, что он оставил нам путевой дневник о своем пиратском прошлом и эти записки помогли в свое время Дефо создать роман, одну из самых знаменитых книг в мировой литературе, – «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка». Об этом наш следующий рассказ.
Приключения моряка из Ларго
В большом старинном кресле сидит человек в парике. Лицо утомленное, осунувшееся, отчего на нем еще больше выделяется крючковатый нос и острый подбородок. В руках у него книга. Серые глаза смотрят внимательно.
Это журналист, памфлетист и писатель Даниель Дефо. Он сидит у окна своего дома в лондонском предместье Сток-Ньюингтон и просматривает только что купленное у букиниста второе издание книги – путевой дневник пирата Вудса Роджерса о его кругосветном плавании в 1708—1711 годах.
Дефо по душе рассказ морехода о приключениях и походах, о флибустьерах – «свободных мореплавателях», об опасностях, смелости и мужестве. Ведь и сам он когда-то, подобно мореходу, отважно бросился в водоворот жизни, перед его мысленным взором возникают картины минувшего. Ему видится зачумленный Лондон, слышится скрип телеги мертвых, которых сбрасывают в общий ров, так как не хватает гробов. Он хорошо помнил, как в лавке отца покупателей заставляли опускать монеты в банки с уксусом – считалось, что это спасает от заразы. Точно так же для того, чтобы не передавалась болезнь, все письма, поступавшие в дом, отец обрызгивал спиртом, после чего читал их на расстоянии, через лупу. Но это в общем-то не казалось таким уж страшным. Куда страшнее было видеть телеги мертвых или слышать стоны и вопли соседей, умиравших под застольные песни, день и ночь доносившиеся из таверны. Там правили пир те, кто надеялся, что лучшее средство от чумы – веселье и кутежи.
Сквозь щели в ставнях окон он видел ватаги пьяных грабителей, опустошавших вымершие дома на их улице, видел, как ради самосохранения, ставшего для многих первой заповедью, взрослые дети, презрев мольбы родителей, оставляли их умирать в одиночестве, как мужья покидали любимых жен, а мать малых детей.
Тогда их семью миновала Божья кара, никто не погиб от страшной болезни. С тех пор прошел, слава Господу, не один десяток лет. Многое пришлось ему испытать за это время, многое пережить. Иногда, особенно в дни неудач, ему казалось, что он застигнут ураганом в открытом море. И действительно, его челн много лет бросало по волнам жизни.
Судьба то возносила на гребень успеха, то кидала вниз, на дно, откуда, казалось, невозможно было всплыть. Но, энергичный, жизнестойкий, умный и изворотливый, он вновь возрождался, буквально выкарабкивался из бездны, чтобы снова окунуться сразу в несколько рискованных предприятий.
Чего же хотел Дефо? Чего добивался в жизни? Вся его разнообразная и подчас рискованная деятельность была подчинена одной цели: Дефо мечтал разбогатеть. Ради этого бросался из одной авантюры в другую, что, впрочем, было вполне в духе времени – предприимчивые и ловкие быстро достигали цели.
Этой страстью – жаждой обогащения – он наделит и своих будущих героев, рыцарей фортуны и искателей приключений. Риск считался делом обычным, рисковали все – богачи-аристократы, вкладывавшие капиталы в сомнительные заморские предприятия, купцы Левантийской и Ост-Индской компаний, подвергавшиеся нападению пиратов. Ростовщикам и ювелирам, исполнявшим тогда роль банкиров (первый банк был учрежден лишь в 1694 году), грозил крах на бирже, торговцев преследовал призрак банкротства, преступникам угрожала тюрьма. В мутных волнах спекуляций, торговых сделок, в
