случаем и представить тебе', – именно так и сказал тогда Николай Сергеич… Неужели не помните?
Он явно смеялся надо мной, этот громила.
– Не помню! – сердито сказала я.
– Немудрено. Вам тогда было лет десять, не больше. Девичья память коротка.
– Так значит вы – из дедовых воспитанников? – наконец догадалась я.
– Да.
Черт! Я его где-то видела. Причем совсем недавно. Но никак не могла вспомнить – где.
Он усмехнулся, явно угадав мои мысли, и сказал:
– Нас было два брата…
– Правильно! Наверное, вы – Кирилл! Да? – чуть не заорала я, тут же вспомнив старые фотографии на дедовом столе. Кирилл посмотрел на меня: он, конечно, стал абсолютно другим, взрослым, но все равно – в его лице отчетливо проскальзывали те неуловимые детские черты.
– Да, – улыбнулся Кирилл. – А вы, естественно, Стася.
По идее, на этом разговор можно было бы и закончить. Подумаешь, встретила человека, который знал меня совсем маленькой. Ну и что? Таких старых знакомых, как он, у меня – воз и маленькая тележка. Я могла вежливенько распрощаться и отбыть восвояси. Но я этого не сделала. Почему? Не знаю. Не сделала – и все тут. Вместо того чтобы уйти, я (безо всяких задних мыслей, честное слово) шагнула вперед и протянула руку:
– Будем знакомиться снова?
– Будем.
Он протянул руку, и в тот момент, когда наши пальцы соприкоснулись, раздался легкий сухой треск разряда. Мы оба чуть вздрогнули от неожиданности, но рук не отдернули. Я увидела, как его зрачки на мгновение расширились.
Мы одновременно слегка натянуто рассмеялись.
– Вот это да, – сказала я. – Салют!
– Энергетическое рукопожатие, – откликнулся он и с явной (готова в этом поклясться!) неохотой выпустил мою руку.
И мы замолчали, глядя друг другу в глаза.
– Ну что ж, мне пора, – сказала я. – Обещала родителям пораньше вернуться.
– Давайте-ка я вас провожу. Не будете возражать? – спросил он.
– Скорее наоборот, – чистосердечно призналась я.
– Что ж, пошли. А то действительно ваши родители забеспокоятся.
Солнце стояло в зените. Мы шли по тропинке, петлявшей вдоль старой аллеи, иногда вступая в полосы света и затем снова переходя в тенистую глубину.
– Дед рассказал мне о вашем пропавшем брате. У него дядя Ваня Пахомов любимого волчонка убил. Когда тот взбесился, – осторожно сказала я, покосившись на Кирилла.
Мы как раз шли в густой тени деревьев, и я не могла как следует рассмотреть выражение его лица.
– Да нет, бешеным он не был никогда. – Тут я заметила, что Кирилл поморщился: то ли потому, что вышел на свет, то ли от неприятных воспоминаний. – Это я обезумел. Все хотел его приручить. И вообще – история вышла из-за меня. Полез в вольер погладить волка по спине. А он разорвал мне руку. Да еще, считай, пожалел меня, только предупредил, как и положено в стае, – не приставай. Мог бы и вообще загрызть.
Кирилл снова ушел в тень и мрачно добавил:
– А Пахомыч решил рассчитаться с ним. И по-своему он был прав.
Он замолчал. Я сменила тему:
– Вы сюда по делу приехали или так, отдохнуть?
Почти на выходе из парка тропинка проходила через заболоченную низину. Здесь рос мелкий осинник. В особенно грязном месте кто-то догадался перебросить через лужу длинную доску. Пропуская меня вперед, Кирилл ответил не сразу:
– Ну, можно сказать, и по делу. А вообще больше так – отдохнуть. В гости.
Он шел на шаг позади. Я чувствовала это.
– А к кому, если не секрет?
– Да какой это секрет, Стася.
В этот момент я уже дошла до середины доски.
– Так к кому?
– К вашему деду.
– К деду?
Я удивленно обернулась, потеряла на миг равновесие и покачнулась. Кирилл резко шагнул вперед, ухватил меня за плечи и легко удержал от позорного падения. Я непроизвольно прижалась к нему. И в таком двусмысленном положении мы замерли на узкой полоске доски. Освобождаться от его объятий я почему-то не спешила.
– Хорошая у тебя реакция, – сказала я, глядя ему прямо в глаза. Ответ не заставил себя ждать.
– А у тебя хорошее чувство равновесия, – усмехнулся он и, не очень, на мой взгляд, торопясь, убрал руки. Мы выбрались на сухое место, а затем и за ограду старого парка (он вежливо пропустил меня вперед в дырку между прутьями). И пошли по улице. Я замедлила шаги и снова очутилась рядом с ним.
– Что ж за дело у тебя к моему деду? – спросилая.
Как-то само собой получилось, что мы плавно перешли на 'ты'. Видно, нас сблизило это милое происшествие на доске посреди моря грязи.
– Да так… Кое-что надо выяснить, – уклончиво ответил Кирилл.
И, резко сменив тему, снова принялся нахваливать сад моего прадедушки. Ну, просто выдал гимн юного мичуринца.
Я шла молча и слушала его пространные разглагольствования на сельхозтему. Убеждена, что он уходил от ответа – врал попросту говоря, когда сказал, что приехал просто отдохнуть. Ну и черт с ним. Я тоже не стала ему рассказывать о той своей беседе с дедом, когда он сказал, что Кириллов брат вполне может оказаться маньяком-убийцей. Потому что не надо быть особого ума, чтобы догадаться: между дедовым рассказом и его приездом явно существует связь. Хоть Кирилл и ушел от прямого ответа. Не хочет говорить – не надо. Тоже мне, темнилы – что он, что дед. Ну ничего: хорошо смеется не тот, кто смеется последним, а тот, кто больше знает, но молчит в тряпочку.
Вот так-то.
Мы с Кириллом шли по совершенно безлюдной улице в сторону центра поселка. Странное и непривычное было зрелище: не было прохожих, никто не возился с цветами в палисадниках, не кричали, носясь по участкам, дети, не сидели на скамеечках в тени деревьев старики. Даже собак не было видно. Буквально за сутки паники поселок словно вымер – ни людей, ни голосов, ни звука. Тишина и безлюдье. И лишь кузнечики беззаботно стрекотали в траве. Пока мы с Кириллом шли, мимо нас проехала только пара легковых машин – груженные скарбом, набитые людьми, они пропылили в сторону московской трассы.
Клянусь: в раскаленном неподвижном воздухе незримо витало нечто эдакое, страшноватенькое. Я даже невольно поежилась: такое ощущение, что началась третья мировая и люди бегут от подступающих к поселку поганых оккупантов – то ли истинных арийцев в рогатых касках, то ли осьминогоподобных марсиан в шагающих кастрюльках-треножниках. Герберт Уэллс, да и только. Тихий ужас.
Мы с Кириллом (он шел, рассказывая про свое северное житье-бытье – оказывается, он работал охотоведом в заповеднике, то есть егерем, как покойный дядя Ваня Пахомов) завернули за угол и вышли к перекрестку возле магазина.
И тут я услышала громкий наглый голос:
– Гляди-ка, братва, какого знатного кобеля наша сучка подцепила!
Я остановилась и резко обернулась. Буквально в нескольких шагах от нас у входа в продуктовый магазин стояли, ухмыляясь, четыре мужика. Троих, помоложе, я знала в лицо: местная алпатовская шпана,
