– Ищи ветра в поле! – хмуро бросает Коломеец.
– Его что, разве уже сняли? По телеграфу, наверное?
– Он сам снялся.
– Когда я с ним ехал…
– Куда ты с ним ехал, интересно? – пристально глядя мне в глаза, спрашивает Коломеец.
– «Куда, куда»! До Жмеринки ехали разом, а потом…
– Что, что? – настораживаясь, выкрикивает Никита. – Ты ехал с Печерицей до Жмеринки?!
И не успеваю я рассказать историю встречи с Печерицей в поезде, как Никита вдруг круто останавливается и кричит мне прямо в лицо:
– Чудак! Да пойми ты: это все чертовски важно! Чего ж ты раньше не рассказывал? А ну, давай со мной!.. Фурман, веди за меня колонну!
Мы выскакиваем из рядов.
Ячейка, освещенная светом факелов, идет дальше, на Советскую площадь, к трибунам, неся большой портрет Христо Кабакчиева, а мы с Никитой мчимся на Семинарскую, к большому двухэтажному дому.
ЗВОНОК ИЗ МОСКВЫ
Еще раньше я знал одну черту Коломейца: он любил быть таинственным.
Спрашиваешь его о чем-нибудь интересном – кажется, проще всего: ответь, не береди загадками душу человека. Так нет! Никита будет тебя мытарить, водить вокруг да около и как бы нарочно, когда ты сгораешь от нетерпения, начнет рассказывать совсем другое, чего ты и не ждешь.
Примерно так случилось и сейчас.
Увлекая меня из колонны демонстрантов к дому окружного отдела Государственного политического управления, Коломеец всю дорогу молчал. На все мои вопросы он отвечал одной фразой: «Потерпи малость!»
Зажимая в руках синенькие листочки пропусков, мы взбегаем наверх. Видно по всему, что Коломеец бывал здесь раньше: он взбирается по лестнице смело и решительно. Я следую за ним. Вот и площадка верхнего этажа.
Никита уверенно входит в полутемный коридор и останавливается у дубовой двери. Он громко стучится в нее.
– Войдите! – доносится из-за двери.
Плотные, тяжелые шторы на окнах. Два застекленных шкафа. Третий – большой несгораемый шкаф притаился в углу. Полузадернутая занавесочкой карта с флажками прибита в простенке. Под этой картой, по-видимому изображающей линию границы, в тени настольной лампы сидит уполномоченный погранотряда Вукович – тот самый высокий блондин-пограничник, который долго бродил возле штаба ЧОНа вместе с Полевым после тревожной ночи, когда Бобырь упустил бандита, пробравшегося на крышу.
– Вот только что парень вернулся из Харькова. Говорит, что видел Печерицу в Жмеринке, – с места в карьер рассказывает Никита уполномоченному.
– Около Жмеринки, – поправляю я.
– Интересно! – говорит Вукович и приглашает: – Садитесь, пожалуйста, товарищи. Я вас слушаю.
…Почти все уже рассказано.
– Так как же все-таки называлась станция, где вы последний раз видели Печерицу? – спрашивает Вукович.
– Я спал, когда он слез.
– Это я понимаю, но когда последний раз вы видели Печерицу? – спрашивает Вукович.
– После Дунаевец… Нет, нет… Там была первая проверка билетов.
– А где была вторая? Ну вот, когда этот, в стеганке, читал литер?
– Не знаю… Поезд шел, и меня разбудили.
– Минуточку! – И Вукович заглядывает в блокнот. – Вы сказали, что Печерица спрашивал, была ли уже ревизия?
– Спрашивал.
– Где это было – в поле или на станции?
– Поезд остановился… По-моему, на станции.
– Ну вот, какая это была станция? Что было написано на стене вокзала?
– Ей-богу, не помню… Если б знал… Я ведь первый раз ехал по железной дороге…
– Может, Деражня?
– Нет… Кажется, нет…
– Черный Остров?
– Нет… нет…
– Котюжаны?
– Нет.
– На перроне светло было?
– Ага.
– А свет какой?
– Обычный. Ну, так себе, не очень ясный.
– Погодите, – Вукович морщится, – не то спрашиваю. Электричество или керосиновое освещение? А может, свечи?
– Зеленоватый такой свет из фонаря – с круглым стеклом фонарь, горелка внутри и на шнурке на столб подымается. Ну, помните, у нас на Почтовке были в кофейне Шипулинского вот такие же самые лампы…
– Газово-калильные?
– Вот-вот! Они самые.
– А вокзал не на бугре, случайно? Лестница каменная, а перрон весь в выбоинах, да? Если, скажем, дождь сильный – лужи будут? Правда?
– Кажется, что этот самый. Бежать от вагона далеко нужно.
– И ты помнишь наверное, что Печерица здесь не слез, а поехал дальше? – неожиданно переходя на «ты», с большим интересом спрашивает Вукович.
– Ну как же! Когда контролер проверку делал и литер его читал, это было позже, после этой станции, и он на полке еще спал.
– Наверное спал?
– Факт, спал. Хотя… может, прикидывался, кто его знает. Одно помню: видел его ясно.
– Ну, а потом ты сам заснул и видишь – Жмеринка?
– Ага.
– А Печерицы нет?
– Ага.
– Это точно?
– Точно.
– Счастливый ты, парень! Легко отделался. С такими попутчиками да еще в пустом вагоне можно заснуть навсегда! – как-то загадочно сказал Вукович и, опять заглядывая в блокнот, где он делал заметки, спросил: – А что тебе бросилось в глаза во внешности Печерицы?
– Ну, шинель какая-то ободранная… Раньше я его никогда в этой шинели не видел.
– А еще?
– Ах да! Усов не было.
– Совсем не было?
– Ни капельки. Все сбрито…
