— Понимаешь, племянник, у меня сейчас безвыходное положение.
— Почему, Марсель?
— Я не могу оставаться в доме моей сестры, потому что своим присутствием подвергаю вас опасности. И поэтому, наверное, мне придется покинуть ваш гостеприимный дом.
— Марсель! Марсель, не спеши, подумай, ведь тебя никто не гонит. У нас хватит еды, а моя мать и Лилиан тебя любят.
— Да, мать меня любит, но больше она, как всякая мать, любит тебя и Лилиан. А солдаты наверняка вернутся и тогда неизвестно, успею ли я спрятаться, и вы пострадаете за то, что укрывали мятежника и изменника короля. Как ни прискорбно, но опять, вероятно, моя жизнь превратится в сплошные скитания, в погони, в стрельбу… Боже, как мне все это надоело! — обхватив голову руками, произнес Марсель.
— Так не уезжай, будь с нами.
— Пойми, Филипп, здесь есть еще одна закавыка:я человек, который не имеет ничего, кроме верного коня, кожаного плаща и пары пистолетов.
— Марсель, но мы уже успели привыкнуть к тебе, неужели тебе у нас плохо?
— Мне у вас, Филипп, слишком хорошо, но я боюсь, что вам будет плохо.
— Нет, Марсель, я хозяин в доме. И даже если мать и Лилиан будут против, я настою на своем. Мне хочется, чтобы ты остался.И в этот момент на губах Марселя Бланше появилась лукавая улыбка.
— Филипп, — он вскочил со ступеньки лестницы и хлопнул племянника по плечу, — скажи, пришелся по вкусу мой подарок?
Филипп от неожиданности вздрогнул и растерялся.
— Откуда? Откуда ты знаешь, что я встречался с Констанцией?
— Да это видно по твоему лицу, у тебя на лбу написано.
— А мать? Лилиан? Что они думают?
— Они давным-давно обо всем догадались. Ведь ты не умеешь хранить тайны, ты слишком прям и честен, на твоем лице как в зеркале отражаются все чувства.
— Марсель, она была счастлива, ей очень понравился перстень!
— Ну вот, хоть кому-то мое появление принесло радость.
— Да, да, она радовалась как маленький ребенок, вертя в руках перстень. Но знаешь. Марсель, вот в чем беда — он оказался ей велик. Он сваливался даже с указательного пальца.
Марсель громко, не боясь, расхохотался.
— Я могу сказать, Филипп, что у тебя хороший вкус.Если этот перстень ей оказался велик, значит, это очень изящная девушка. А то, что он велик, не переживай. Придет время, она располнеет и перстень будет ей в пору. Наверное, племянник, сегодня ты признался ей в любви.
— Нет, Марсель, я не смог.
— Как не смог? Тебе не хватило смелости или ты не сумел подобрать слова?
— Я не знаю. Марсель, я все время хотел, думал об этом, шептал слова… Но. когда увидел ее, слова куда-то запропастились, как будто ветер выдул их из головы.
— Вот это, Филипп, ухе непорядок, нельзя из-за любви терять голову, и девушка должна знать, что ты ее любишь, иначе и она не сможет признаться тебе в своих чувствах.
— Мне кажется, она догадывается, что я люблю ее.
— Откуда ты это знаешь?
Филипп вновь пожал плечами и, тряхнув головой, сказал:
— Она сама поцеловала меня.
— Вот это здорово! — и Марсель, взяв своего племянника за плечи, крепко встряхнул. — Правда, лучше было бы, если бы ты первым поцеловал ее, но если девушка поцеловала тебя — это очень хороший знак, значит, она очень тебя любит.
— Правда? Правда, Марсель, ты думаешь, она любит меня по-настоящему?
— Ну конечно же, только пока не говори об этом матери и сестре.
— Я никому не скажу об этом, никому не признаюсь, кроме тебя.
— Да тебе и признаваться не надо, стоит только взглянуть на тебя, как сразу же становится ясно, что тебя поцеловала девушка, которая тебе очень небезразлична.
— Ну хватит вам вести тайные переговоры! — на пороге появилась Этель, ее лицо было озабоченным и строгим. — Помогите втащить сундуки, эти мерзавцы выволокли их на улицу, как будто не могли посмотреть в доме.
— Пошли, — сказал Марсель, обнимая за плечи племянника.Лилиан складывала подушки, собирала разбросанную одежду и полотенца.
— Марсель, я так испугалась, — воскликнула девушка, — когда один из солдат зашел в конюшню!
— Лилиан, не стоит беспокоиться, я сделал себе очень глубокую нору. А солдаты короля ленивы, они проявляют прыть только тогда, когда им что-то надо стащить или когда видят такую привлекательную девушку, как ты. Правда, тогда их
Прыть направляется в другую сторону.
Лилиан вспыхнула.
— Марсель, зачем ты говоришь гадости!
— Да нет, племянница, я говорю правду.
— Тащите этот сундук наверх! — строго приказала мадам Абинье и мужчины, кряхтя, поволокли тяжеленный дубовый сундук, окованный железными полосами, на второй этаж.
Все более холодными становились дни. По утрам густой туман стлался над долинами и холмов не было видно из окон дома Абинье. Иногда по целым дням шел мелкий однообразный дождь.
Но ни туман, ни дождь, ни пронзительный холодный ветер не могли остановить Филиппа. Он натягивал на плечи тяжелый кожаный плащ, седлал свою лошадь и каждое утро отправлялся из дому к ручью. И каждый раз его сердце сжималось, каждый
Раз ему казалось, что Констанция будет ждать его в условленном месте.
Но день проходил за днем, а Констанция так и не появлялась у ручья. Об этом говорило кольцо с жемчужиной. Оно висело на сучке и тускло поблескивало. Это было единственное яркое пятно в мрачном сером пейзаже, ведь листьев на деревьях уже не было, они, потемнев от дождей и тумана, лежали на земле.
Филипп садился на мокрый камень и пристально смотрел на сверкающий перстень, думая о Констанции.»Где же она? Почему не приходит? Может, она забыла обо мне, вычеркнула из своей памяти? Нет, этого не может быть, ведь не может же она забыть все, что с нами здесь было! Может быть, с ней что- то случилось? Может, она заболела и сейчас нуждается в помощи, а жестокие Реньяры даже не хотят помочь девушке?»
Но он тут же одергивал себя, понимая, что смотрит на старого Гильома Реньяра и на его сыновей своими глазами и примеряет к ним свои отношения.»А ведь, как говорила Констанция, все Реньяры жалеют и любят ее. Может быть, действительно, она больна?»
И он вспомнил, как в прошлом году поздней осенью простыла и лежала в бреду Лилиан. Вспомнил, как она металась по подушкам, просила пить, вспомнил ее горячие руки, растрепанные волосы, вспомнил озабоченное лицо матери с застывшими слезами на глазах. Целую неделю Лилиан пролежала тогда, почти не приходя в сознание. Она бредила, шептала какие — то имена, кому-то клялась в верности.
Мать сидела у изголовья ее кровати, потупив взор, и гладила дочь по щекам, а время от времени клала на ее горячий лоб мокрое полотенце.Филипп входил в комнату сестры, несколько минут стоял, чувствуя, что ничем не может помочь своей сестре.Но Лилиан вскоре поправилась, и в доме Абинье все пошло своим чередом. По утрам Лилиан готовила завтрак, мать занималась рукоделием, штопала белье. Служанка убиралась в комнатах, а Филипп занимался хозяйством…
Дождь монотонно барабанил по шляпе, по плащу. Голые черные ветки подрагивали и с них осыпались крупные капли.
Филипп протянул руку и прикоснулся к перстню. Он был холоден и влажен.
— Ну, что же не идет твоя хозяйка? Я же так хочу ее увидеть, сжать ее тонкие пальцы в своих
