Скрип поворачиваемого в замке ключа рашпилем прошелся по ее нервам, и тут же раздался стук приставленного к ноге оружия.
Отныне моряки, по меньшей мере пока не выйдут в открытое море, будут бдительно сторожить у ее двери. Англия так просто не выпустит из рук друга Наполеона!..
Она медленно подошла к окну, открыла его, выглянула наружу и нашла подтверждение тому, что она уже знала: расположенная рядом с апартаментами капитана, ее каюта находилась очень высоко над водой. Может быть, в своем отчаянии она все-таки могла бы решиться на рискованный прыжок, чтобы избавиться вопреки всему от уготованной ей судьбы и своих стражей, но даже это последнее средство нельзя было использовать: вокруг их корабля, как, впрочем, и вокруг других, вода была закрыта мозаикой всевозможных лодок и суденышек, которые, как цыплята к наседке, жались к большим судам, занимаясь куплей-продажей, а главным образом перевозом на оба берега гигантского порт «.
Разочаровавшись, она вернулась к койке, упала на нее и… обнаружила, что простыни и покрывало исчезли. Видимо, сэр Джеме решил ничего не оставлять на волю случая и лишить ее малейшего шанса!
С некоторой горечью она подумала о Теодоросе, который сейчас должен быть далеко. Он как раз вовремя использовал преступную снисходительность коммодора к оставшейся в его памяти маленькой Марианне, к которой теперь никто не придет, чтобы сломать клетку и дать птичке улететь.
Грек достиг цели своего путешествия. Для нее единственным, но слабым утешением осталось сознание, что хоть данную на Санторине клятву она не нарушила. В атом отношении она могла чувствовать себя свободной — , но только в этом!
Часы жаркого дня пробегали с давящей монотонностью все быстрее и быстрее. Все меньше времени оставалось пленнице провести в Константинополе! И близость» Волшебницы» делала его неумолимый бег еще более безжалостным.
Скоро, когда наступит новый день, английский фрегат поднимет паруса и повезет княгиню Сант'Анна к мрачной неизвестности, затерянной в британских туманах, которая даже не будет иметь привлекательности опасности. Просто ее запрут в каком-нибудь медвежьем углу, вот и все! Может быть, чтобы забыть о ней, если Наполеон не станет проявлять беспокойство…
Пронзительные крики муэдзинов, призывающие толпу к молитве, раздались с заходом солнца. Затем наступила ночь. Шумная жизнь порта постепенно утихала и замерла, тогда как на кораблях зажглись сигнальные огни. Подул холодный северный ветер, который, попадая в каюту, заставил дрожать Марианну, но она не могла закрыть окно, ибо, выглядывая из него, еще различала неясные очертания бушприта корабля Язона.
Вошел с зажженным канделябром матрос, за ним другой с подносом. Они молча поставили принесенное на стол. Очевидно, они получили строгие инструкции. Их лица были до такой степени лишены выражения, что напоминали друг друга, и они ретировались так быстро, что Марианна не успела ни слова сказать, ни шелохнуться.
Она равнодушно посмотрела на стол. Как мало значили для нее и еда, и свет! Любой комфорт в тюрьме не изменит ее неизбежности.
Тем не менее, когда она почувствовала жажду, она налила чашку чая, выпила и хотела налить вторую, когда глухой удар заставил ее вздрогнуть и обернуться. Что-то покатилось по ковру…
Нагнувшись, она увидела простой камень, перевязанный тонким шпагатом, тянувшимся из окна.
С бьющимся сердцем она потянула к себе шпагат, сначала медленно, затем быстрее. Шпагат выбирался, выбирался и закончился узлом, за которым оказался толстый канат. Сразу сообразив, что это значит, и охваченная безумной радостью, она поднесла к губам грубую пеньку и поцеловала как ангела- освободителя. Значит, у нее был еще друг?
Быстро задув свечи, она вернулась к окну и выглянула. Внизу, в густой тени набережной, она как будто заметила человеческую фигуру, но не стала отвлекаться бесполезными вопросами: время не ждало, а она так спешила убежать! Подойдя к двери, она приложила к створке ухо и прислушалась. Глубокая тишина окутывала корабль. Слышалось только легкое поскрипывание его корпуса, когда он покачивался на воде порта. Часовые, возможно, уснули, так как с их стороны тоже не доносилось ни малейшего шума.
В свою очередь, стараясь избежать его, Марианна крепко привязала конец каната к ножке койки, затем с трудом вылезла через довольно узкое окно. Она тут же ощутила, как под невидимой рукой натянулся канат, и потихоньку начала спускаться, стараясь не смотреть в открывшуюся у нее под ногами темную бездну и находя точки опоры на выступах корабля. К счастью, все окна кормовой надстройки были закрыты. Видимо, офицеры отправились на берег, чтобы вовсю использовать единственный свободный вечер.
Спуск казался ей бесконечным и мучительным. Покрытые ссадинами руки горели, но внезапно она ощутила, что ее подхватили и крепко держат.
— Отпустите канат! — прошептал голос Теодороса. — Вы уже на месте!
Она послушалась и опустилась на дно небольшой лодки, стараясь в темноте найти руку грека, чья гигантская фигура нависла над ней.
Такое чудесное избавление от плавучей тюрьмы переполнило ее признательностью, которую она не могла выразить, пытаясь одновременно обрести дыхание и найти слова, могущие передать ее чувства.
— Я считала, что вы далеко… — прошептала она, — а вы тут!
Вы пришли мне на помощь! О, благодарю… благодарю! Но как вы догадались? Как узнали?
— Я не догадался, просто я видел. Когда приехал высокий англичанин, я как раз покинул корабль и спрятался на стоявшей рядом шаланде, чтобы осмотреться и выбрать дальнейший путь. Это позволило мне наблюдать за тем, что произошло на фрегате, и, когда матросы с ружьями повели тебя, как преступницу, я понял, что что-то случилось. Они узнали, кто ты на самом деле?
— Да. Кокрель и Фостер пришли жаловаться и подробно описали меня.
— Я должен был убить его! — проворчал Теодорос. — Но не будем задерживаться здесь. Надо уходить подальше, и как можно скорей.
Он схватил весла, развернул лодку и направился к чистой воде.
— Мы обогнем Галату и пристанем возле мечети Килиджи-Али, там место спокойное и французское посольство недалеко!
Он мощно налег на весла, и лодка понеслась, когда Марианна остановила его, взяв за руку. Там, совсем близко, из черной воды возникли очертания брига. На нем горел только один сигнальный фонарь, и на полубаке виднелся рассеянный свет, больше ничего.
— Я хочу попасть туда! — сказала Марианна.
— Туда? На этот корабль? Ты с ума сошла! Что тебе там надо?
— Он принадлежит одному другу… очень дорогому, которого я считала погибшим. Это тот, где мятеж едва не стоил мне жизни… но я должна туда пойти!
— А кто тебе сказал, что он все еще не в руках мятежников?
Тебе действительно надо попасть в город, или ты хочешь получить новые неприятности? Неужели ты не устала от всех передряг?
— Если бы он был по-прежнему в руках бунтовщиков, он не стоял бы здесь! Захвативший его человек не намеревался плыть в Константинополь! Прошу вас, Теодорос, отвезите меня на этот корабль! Для меня это очень важно! Тем более важно, что я уже не верила, что когда — нибудь вновь увижу его!
Натянутая, как тетива лука, она изо всех сил пыталась убедить его, и совсем тихо, словно стыдясь требовать после того, что он сделал для нее, она добавила:
— Если вы не хотите, я все-таки доберусь туда… вплавь! Здесь близко!
Наступило молчание. Грек сложил весла и, опустив голову, задумался, тогда как лодка тихо плыла по инерции. Наконец он спросил:
— Так это человек, которого зовут Язон?
— Да… это он!
— Ладно! В таком случае я буду сопровождать тебя, и да поможет нам Бог!
