Лодка снова заскользила по воде и вскоре оказалась в густой тени брига.
Исходя нетерпением, Марианна стала ощупывать борт корабля н поисках чего-нибудь, что позволило бы ей подняться на него.
— Не крутись! Ты перевернешь нас! — проворчал грек, глаза которого, похоже, как у кошки, видели ночью так же хорошо, как и днем. — У выхода на наружный трап висит веревочная лестница.
Друг за дружкой они молча взобрались по лестнице и соскользнули на пустынную палубу. Сердце у Марианны колотилось отчаянно. Все было и знакомым, и чужим. Палуба утратила свою безукоризненную чистоту. Ее загромождали всевозможные предметы, медные части не блестели, снасти свисали, тихо покачиваясь на ночном ветерке. И затем эта тишина…
Она не могла объяснить видимое запустение корабля. Кто-нибудь придет… матрос… Крэг О'Флаерти, первый помощник или еще ее старый друг Аркадиус, без которого она почти так же страдала, как и без самого Язона! Но нет! Никого! Ничего, кроме видневшегося впереди света, к которому Теодорос сделал один осторожный шаг, затем другой… и вдруг быстро попятился под защиту грот-мачты. Из люка показались двое мужчин с длинными ружьями в руках. По их красно-синей одежде, по высоким белым фескам, по сверкающему Оружию и свирепым физиономиям Марианна и ее спутник сразу узнали янычар.
— Они охраняют корабль, — шепнул Теодорос, — значит, экипажа здесь нет.
— Возможно, но это не значит, что и хозяина нет. Пустите меня посмотреть…
Неспособная больше выносить эту неизвестность, объятая необъяснимым страхом и тем ощущением ненормальности, которое уже поразило Теодороса, она тенью скользнула вдоль рубки с сорванной дверью и взобралась на полуют, стараясь не попадать на освещенные единственным фонарем места.
В порыве надежды она бросилась к двери кают-компании, чтобы открыть ее и проникнуть в помещение капитана. Но перед ней она остановилась, в недоумении глядя на прибитые крест — накрест доски и большие красные восковые печати, напоминавшие пятна крови.
Тогда она осмотрелась кругом, увидев то, что раньше ускользнуло от ее глаз из-за слабого освещения. Следы боя виднелись повсюду: обломки дерева, осколки металла, разбитые мушкеты, дырки от пуль и… темные потеки, зловеще расходившиеся вокруг штурвала!
Так, в одно мгновение, надежда оставила ее.
Больше нечего ждать, нечего искать! Прекрасный бриг Язона стал теперь кораблем — призраком, обезображенной тенью того, чем он был. Кто-то, безусловно, отбил его у мятежников, но этот кто-то не был Язоном, не мог быть им, иначе почему эти следы, почему такие печати? Может быть, берберийский пират… или османский рейс встретил в открытом море плохо управляемую неопытными руками бандитов Леитона «Волшебницу», и она стала легкой добычей…
Угнетенный мозг Марианны легко читал трагедию корабля в оставшихся мрачных следах. Все здесь кричало о проигранном бое «, несчастье и смерти, все, вплоть до этих равнодушных солдат, охраняющих плавучий призрак, ибо, несмотря на все, он был собственностью какого-то нотабля.
Что касается тех, кого она любила и оставила здесь, где не сохранилось даже эхо их голосов, она их никогда не увидит вновь.
Теперь она уверена, что их больше нет в живых…
Обессилев после этого последнего удара, Марианна забыла обо всем окружающем, безвольно скользнула на палубу и, прижав голову к забитой двери, в которую Язон больше не войдет, тихо начала плакать. Здесь и нашел ее Теодорос, съежившейся, так прижавшейся к дереву, словно она пыталась проникнуть сквозь него.
Он хотел поднять ее, но, несмотря на его силу, это ему не удалось: к ее телесной тяжести добавился безмерный груз страдания и отчаяния, который превосходил даже возможности мужчины. Она распростерлась там, раздавленная разочарованием и болью, которые давили на нее, как скалы, и он почувствовал, что она не будет, не хочет ничего делать, чтобы освободиться. Окружающий мир совершенно перестал интересовать ее.
Опустившись перед ней на колени, Теодорос поискал ее руку и нашел такой холодной, словно кровь полностью ее покинула. Но эта рука уже оттолкнула его.
— Оставь меня!.. — прошептала она. — Убирайся!
— Нет. Я не оставлю тебя, ты моя сестра, так как ты страдаешь! Пойдем со мной.
Но она не слышала его. Он понял, что она избегает его, отдаваясь отчаянию, недоступному здравым рассуждениям и логике, . Он осторожно поднял голову и огляделся.
Внизу янычар не было ни видно, ни слышно. Сидя за связками такелажа с ружьями между ног, они мирно покуривали длинные трубки, поглядывая на звезды. Ветер с Черного моря доносил пряный аромат табака, смешанный с запахом водорослей. Видимо, стражникам и в голову не могло прийти, что на корабле есть кто-нибудь еще, кроме них…
Немного успокоившись, Теодорос снова нагнулся к Марианне.
— Умоляю тебя, сделай усилие! Ты не можешь оставаться здесь… Это было бы безумием! Надо жить… продолжать борьбу!..
Марианна молчала, едва покачивая толовой.
— Я верну тебя к жизни против твоей воли, — прошептал он сквозь зубы, — только прости меня за то, что я сделаю.
Его громадная ладонь поднялась. Он хорошо знал приемы рукопашного боя, как точным ударом заставить человека потерять сознание. Соразмерив свою силу, он ударил. Сопротивление прекратилось, и напряженное тело молодой женщины расслабилось.
Тогда, положив ее себе на плечо, согнувшись вдвое, он проделал обратный путь к веревочной лестнице.
Он был настолько счастлив, унося ее, что груз показался ему пушинкой.
Чуть позже он опустил весла в воду и направил лодку к выходу из порта.
Лодка обогнула мыс Галаты, увенчанный старыми стенами дворца. Минареты мечети Килиджи — Али возносили свою туманную белизну к усыпанному звездами небу, а лодка начала плясать на волнах, более сильных, чем на Босфоре.
Для посланницы императора путешествие закончилось и пришел час ступить наконец на землю великого владыки и светловолосой султанши.
Повстанец Теодорос решительно направил лодку в спокойную воду небольшой бухты и сильным рывком выгнал ее на песок…
Сорванный с постели ужасным грохотом, граф де Латур-Мобур, посол Франции в Высокой Порте, с изумлением смотрел на напоминавшего какое-то чудовище гиганта, который ворвался в посольство, сбив с ног консьержа.
Затем его близорукие глаза в недоумении остановились на бесчувственном теле молодой женщины, которую пришелец с заботливостью матери уложил в кресло.
— Вы говорите, что эта особа — княгиня Сант'Анна?
— Она самая, экселенц! Только что бежавшая с английского фрегата» Язон «, который подобрал в море ее и меня, но где ее держали пленницей. На рассвете фрегат должен поднять якорь, чтобы вернуться в Англию.
— Довольно странная история! А кто же потребовал ее у ареста княгини?
— Ваш английский коллега, который утром прибыл на корабль и узнал ее!
Посол слегка улыбнулся.
— Лорд Кэннинг человек решительный! Но вы сами, мой друг, кто же вы?
— Просто слуга ее сиятельства, экселенц. Меня зовут Теодор.
— Черт возьми! Значит, она путешествовала со всей своей свитой, и свитой в высшей степени блестящей, если даже вы говорите по-турецки! Но долго ли продлится ее беспамятство? Ибо она в обмороке, не так ли, и ничего больше? Или она стала жертвой несчастного случая?
— Она просто получила удар, эксцеленц, — сказал Теодорос, по-прежнему невозмутимый. — К моему величайшему сожалению… я вынужден был оглушить ее, чтобы спасти от отчаяния.
Взгляд посла стал задумчивым, но никак не удивленным. Дипломатическая практика в османской
