благодарности хоть на проститутке. Тем более, в то время модным было понятие альтруизма, а тут моя беременность (так некстати) выступила дополнительным гарантом в довесок к его чувствам.
— Нужно отметить, что Андрюша вел себя как джентльмен: когда наступил его семнадцатый день рождения, он пришел к моему отцу и попросил моей руки. Папочка Сурген был приперт к стенке моей уже восьмимесячной контузией (о боже, я часто вспоминаю его лицо, когда приехала из университета на каникулы!) и дал согласие на брак. Все было бы хорошо, пока Андрея в преклонном двадцатипятилетнем возрасте не забрали в армию.
Анжела вздохнула. Анастасия подняла на нее заплаканные глаза.
— Как же ты могла с ним так поступить?
— Сама не знаю. Все мне чего-то хотелось. Слишком легкая победа над собственным мужем во младенческом возрасте не давала мне покоя. А тут прошло девять лет. Мужа нет. Мне внезапно захотелось новых приключений, новых побед. Я стала взрослой женщиной, сын почти не стеснял меня… Я жаждала проверить свое очарование…
— И тебе было не противно его обманывать? — скорчила Настя на лице брезгливую гримасу.
— Противно? Да нет. Скорее даже приятно… Приятно наслаждаться своей двойной жизнью. Помню, один из моих приятелей привозил меня на своем автомобиле к нему в часть, а на обратном пути мы с ним так классно… Ладно!
— Как ты можешь! Он ведь так любил тебя! Я целых три с половиной месяца пыталась затащить его на… а он лишь брыкался и твердил, что любит тебя! Я даже ворожить ходила! — крикнула Анастасия, — если бы мы только не глянули в магическое зеркало…
— Что еще за зеркало такое? — взмолилась Анжела, — только и слышу: магическое зеркало, магическое зеркало! Наподобие хрустального шара?
— А что такое “хрустальный шар”? — в свою очередь заинтересовалась соперница.
— Тьфу ты! Я ей про Фому, она мне про Ерему. Штука такая волшебная. Просишь показать кого- нибудь — он и показывает.
— Точно так и у деда. Только там лохань с водой. В нее и смотрим — когда надо поверхность воды превращается в зеркало.
Анжела встала с кровати и неуверенной походкой подошла к зеркалу. Опасаясь, что она упадет, Настя последовала за ней. Сквозь полупрозрачность ночной рубашки просвечивало стройное тело.
— Ты — просто красавица! — восхищенно сказала Анастасия.
— А ты что, себя в зеркале не видела! — отпарировала та, — плюс ко всему, ты на десять лет моложе меня.
— У нас это не имеет значения. У нас люди живут почти в два раза дольше, чем у вас. Если бы не набеги и походы…
— Хороший мир! — присвистнула Анжела, — значит, по вашим меркам я еще пацанка! Живем! Нет, ты глянь!
В зеркале отражались две такие непохожие и по-своему очаровательные женщины: одна — высокая и черноволосая; другая — маленькая и синеглазая.
— Везет же Андрюхе на красивых баб! — гордо любуясь собой, заключила Анжела.
— Да, это у него не отымешь! — подтвердил Львов, входя в палату.
Анжела взвизгнула и в мгновение ока оказалась в койке.
— Динозавра увидела? — искренне поинтересовался медик.
— Да ведь вы, как его, ну — “лицо противоположного пола”! — залилась краской пациентка.
— Анжела! — с пафосом начала Настя, — разве ты не знаешь, что офицеры медицинской службы — существа бесполые?
Кивком головы Львов подтвердил настасьино резюме.
— Должен вас предупредить, что на наш поселок один хирург, он же — гинеколог, он же — бабка- повитуха, он же — Ваш покорный слуга.
Врач отвесил церемониальный поклон. Анжела натянула одеяло до ушей.
— Да ну вас. Лучше смерть!
— Чего ты переживаешь? — изумилась Настя, — у тебя же мужиков было…
— Но ни один там не ковырялся с профессиональным интересом!
— Глупая! Припрет — сама придешь, а потом еще и спасибо скажешь! Правда, может предпочтение отдашь Саньке Генечко…
— Это еще что за зверь?
— Главный зоотехник хозяйства. Тоже, в своем роде врач.
— Давайте без глупостей.
Вмешалась Настя.
— Послушай, дорогая, Игорь Леоныч принимал у меня роды — и ничего — цела осталась. Ему, наверное, что женщине ТУДА смотреть, что на лицо, один фиг…
— Девушки, откровенность за откровенность. На лицо смотреть гораздо приятнее, — Львов вздохнул. Было видно, что этот разговор ему в тягость.
— А когда вы меня выпишите? — поинтересовалась Анжела.
Настя расхохоталась.
— Лучше не спрашивай. Когда Андрей был ранен, то ему товарищ майор такое сказал…
— Андрюша был ранен? — подскочила пациентка.
— В бою со свеями, — ответил майор, — но, как видишь, поправился и даже ребятишек себе завел… То есть, они вместе с Анастасией завели… Короче, отвечаю на твой вопрос: Сегодня вечером поставим тебе клизму, а завтра — полный вперед на все четыре ветра!
— Почему клизму? — заволновалась Анжела, — не хочу клизму!
— Для подбодрения микрофлоры — чтобы не было запора! — весело отвечал майор, уходя, — Настена! Кружка Эсмарха сама знаешь где! Отвечаешь головой.
— Ну и чего ты тут мне напортачил? — распекал капитан Волков прапорщика Климова в помещении лаборатории случайных событий.
— Да ладно, Андрюха! — цедил сквозь резцы Валерий Андреевич, — разберемся!
— Что тут разбираться! — разошелся парень, — когда у тебя на графике вместо циклоиды какой-то копытообразный сигнал!
— Товарищ капитан, ты совершенно прав! — наконец схватился за голову “кусок”, — я с похмелюги микросборку раком запаял!
— А что ж ты, Андреич, все с бодуна да с бодуна?
— Так масть идет, Андрюха, че ты в самом деле! Давай с тобой по “сотке”!
Андрей почесал нос.
— Вроде бы чешется… Ладно, змий, уговорил! По стакану вмазать можно! Закусь есть?
— В холодильнике. А чего ты, Андрей, такой вредный сегодня? Настя не дала?
— Да ну этих баб нахрен! Устроила мне в медпункте истерику… Я к ней зашел, а она решила, что к Анжеле… Самое прикольное знаешь что? И та, и другая являются моими законными женами! Как это на Востоке мужики по несколько десятков жен имеют — ума не приложу… Здесь бы с двумя сладить.
— Восток — дело тонкое, Андрюха! Пьем!
Насадив на вилку маринованный грибок, Климов продолжал философствовать.
— Водку, знаешь ли, Андрей, нужно уметь правильно закусить. Русская водка не терпит всяких там «салями», сыра «рокфор», омаров в собственном соку и прочей заграничной дряни. Вот отсюда частенько и проистекают утренние похмелья, отравления и лишний папандос.
Андрей, согретый ста граммами, был поэтически благодушен.
— О’кей, Клим, чем же, по-твоему, закусить благородной душе?
Климов разлил еще по сто и продолжал вещать:
— А водочка наша требует к себе внимания трепетного, и традиционно русского: соленые огурчики, капустка из бочки, полендвица домашней выделки, наконец, шкварочки мелкой россыпью под вареную картошку… Пьем… Ммм… Вот тогда она, голубушка, укладывается в нашем желудке подобно первому снегу
