—А может это быть какой-нибудь маленькой, но тоже атомной бомбой?
Да, конечно, например, наш «будильник» со всеми причиндалами могли транспортировать двое. Только зачем им врать, раздувая мощность? Скорее всего, это чистая афера. Они ни черта не соображают в этих делах и ляпнули что в голову придет.
—Спасибо за совет, штурм-капрал. Вы пока свободны. Будьте со своим отделением наготове.
Но отделение Лумиса не привлекли к разрешению данного происшествия. Превентивное право на получение медалей в данной операции имели полицейские, да Лумис и не жалел.
А жизни всей когорты шантажистов трагически оборвались через час, их всех расстреляли в упор «белые каски» и «патриоты». Однако, по слухам, случилось непредвиденное: там, внутри «цистерны», все же оказалась взрывчатка, правда, обыкновенная, не атомная. Когда носильщики уронили свою ношу — она рванула: несколько окружающих зданий рухнуло. Погибла куча полицейских и боевой дирижабль. Так что Лумису, можно сказать, крайне повезло.
СРОЧНАЯ СМЕНА ДЕКОРАЦИИ
И снова у них не получилась идиллия. Хотелось целоваться хотелось спокойно говорить, не ради информации, а просто чтобы слышать друг друга, хотелось смотреть в глаза, простреливать встречными лучами и снова чувствовать себя молодыми, сильными, когда впереди целая бесконечность счастья, словно не было этих длинных-длинных циклов, проведенных раздельно. И только об одном они не могли говорить, о самом главном, потому что само молчание об этой теме выдавало незнание, маскировало тоску. Никто из них не спросил другого, потому что вопрос выбил бы сейчас из-под ног последнюю опору, потому что любой из них, если бы знал и ведал что-либо, сам бы сразу выпалил, ошарашивая волной последнего сладкого знания. Ведь тогда счастье достигло бы апогея... Но никто ничего не сказал, и мысли затаились внутри, спрятались, закопались поглубже в безразличие надежды. Не нужны они были сейчас, необходимо было радоваться хотя бы этому странному и неожиданному подарку судьбы. Но и такое теперь стало невозможным: им просто нельзя было иметь дело с полицией.
Они рванули из города, заметая и путая след, используя свои знания, приобретенные за долгие циклы раздельного существования. О, как ловко они это умели! Где-то там, внутри, они восхищали и ошарашивали друг друга: ничто не требовалось разъяснять, нечему учить, просто встретились два одиночества, закаленных долгой внешней стужей, и на пару обводили вокруг пальца этот страшный, склепывающийся вокруг мир, две мышки, переплетясь хвостами, бежали и бежали, обманывая глупых кошек. Только один ход они не хотели использовать и не применили, хотя он был логичен: они не разделились, они еще надеялись обмануть эту паршивку, предательницу судьбу, они верили...
Как торопились они, как тикали сердца в груди, как сообща обрывались, когда рядом оказывался полицейский или просто транспортный служащий... А лица их были бесстрастно-счастливы — третья линия обороны чувств: счастливая глупенькая улыбочка едущего на отдых курортника, радость только что познакомившихся любовников; под ней — спокойствие профессионала-робота, хронометрирующего каждый шаг, жест, внешние взгляды и лица, связь-телепатия друг с другом; затем — душа в пятки, ступни на канате, и пропасть с обеих сторон и адреналин гигантскими порциями, завод по производству в три смены, без выходных; и только теперь — радость обладания, пусть не до конца, и пусть мешает суета вокруг, но ведь можно дотронуться, и хотя приходится говорить не то, что хочется, все равно ведь можно соприкоснуться руками невзначай и увидеть в глазах сквозь оборонительный для других рубеж то, что хочется. И это тоже было счастье, далекое от эйфории, но все-таки счастье.
Но вначале — паспорта, новые документы. Явка по его линии. Отсеивание подозрительных, все- таки пришлось расстаться на время, потерять друг друга из зоны видимости. «Зачем тебе два, Лумис?» — «Один для женщины». Ухмылочка-понимание, благо солененькую шутку не добавил. Специалист хренов. Так бы и припечатал сверху по макушке, но драк на сегодня, пожалуй, хватит. Затем другие спецы — по гриму. Быстро работают. И снова они вместе, и время, бегущее мимо время, совсем не в их пользу. Если только в той религиозной секте, с которой они сцепились, нет осведомителей полиции. Ну а если есть? Расчет на худшее.
Снова монорельсовый скоростной вагон. Вот здесь деться некуда: стремительность древних летающих лайнеров, окно из сверхплотной пластмассы, как говорится в правилах поведения на транспорте: «Пассажиры не имеют права покидать самолет во время полета», что за умник писал — сам бы попробовал.
Они сошли на промежуточной станции. Здесь пересадка, а до этого маскировка в толпе. Людей, конечно, маловато для толпы, но где же их взять — ночь близится к завершению. И еще два транспорта. И прибытие: город-порт Горманту — один из крупнейших мегалополисов Империи, раннее утро, людей уже валом, проверка документов, чистая формальность — У полицейского конец смены, он откровенно зевает, смотрит с неприязнью и завистью: «курортнички». А ему уже тянут паспорта следующие: даже глаза на Лумиса не поднял, только на Магрииту — блеснули.
Деньги имеются; отдых от забот — им все равно нужно покуда отсидеться на дне: изображаем «курортничков» — отель «Бриллиантовая корона», один из лучших в городе. Все, упали — ванна и спать. Смешные! Разве получится — они, наконец вместе.
ИСТОРИЧЕСКИЙ СРЕЗ ПО ЖИВОМУ
Стволы медленно-медленно смещаются с заданного направления, они живут своей жизнью, ими правит случайность, но они уже держат в смертельной возможности наклоненную спину удаляющегося «патриота», затем другую спину. Достаточно просто надавить мертвым от безделья пальцем, и плеснет в камеру-толкатель спрессованный газ. Лумис спохватывается, ловит себя на мысли-желании: это страшное ощущение возможности, которая не нужна, пугающая суть короткого всемогущества — так человек с ребенком на руках внезапно потеет под мышками, спеша отстраниться от низких балконных перил над пропастью. На маленькое, забытое до осознания мгновение мелькает будущее, страшное, неведомое еще будущее, когда это станет в порядке вещей, когда теперешнее помутнение, пахнущее предательством, станет нормой и когда сегодняшнее прикрытие тыла полиции будет предательством навыворот. Наивность, прощающая прошлое, — убежденность, управляющая сегодняшним.
Лумис уводит спаренные стволы выше, как можно выше, чуть ли не в зенит, лишь бы увести их с этой беспомощной камуфлированной спины. Они уже ничего не прикрывают, не участвуют в поставленной задаче, но уже и не грозят. Лумис переводит дыхание, а сердце бухает, как на последних километрах изматывающего ночного марша. Он никуда не бежит, он подавляет внутри себя кровавое желание оглушить криками боли эту давящую монотонность запущенной пружины наступления, воткнуть палку в колесо оперативного плана. А фигурки «патриотов» уменьшаются, режутся горами щебня, осколками зданий на маленькие фрагменты людей — подвижные атрибуты ландшафта. Вот замерли, затираясь фоном. Теперь очередь «черных шлемов» топтать ногами остатки города Гаха-юй. Команды невидимых командиров в ушах; катящиеся навстречу, растопыривающие руки для объятий развалины; прыжки, быстрые диагональные
