смогли бы услышать то, что слышал Тарзан, поскольку наша жизнь не зависит в такой степени от остроты слуха. Некоторые дикие животные печально известны своим плохим зрением — но вы не встретите животного с плохим слухом или обонянием. Будучи по рождению человеком, Тарзан самой природой не был приспособлен для жизни в джунглях, поэтому ему пришлось развивать все органы чувств, чтобы выжить в этом диком мире. Вот почему он услышал сейчас в отдалении стук копыт задолго до того, как вы или я смогли бы услышать его. Услышал Тарзан и другой звук, настолько необычный для этих мест, насколько львиный рык был бы необычен на Парк-авеню: надрывный рев мотора.
Звуки приближались и довольно быстро. Теперь к ним прибавился еще один, заглушающий все остальные: треск автоматных очередей. Наконец он увидел стадо мчащихся зебр и легковую машину, прижимающую их с фланга. Один мужчина сидел за рулем, другой поливал свинцом обезумевших животных. Зебры падали, одни убитые, другие раненые. Но машина только увеличивала скорость — ее седоки не обращали внимания на мучения животных.
Тарзан, не имея возможности прекратить бойню, в холодном гневе наблюдал за происходящим. Ему и раньше приходилось сталкиваться с жестокой кровожадностью подобных «охотников», но с такой — никогда. Его оценка людей вообще была не слишком высокой, сейчас же она упала до самой низкой отметки. Тарзан вышел на равнину и из сострадания прекратил мучения тех животных, которым уже ничем нельзя было помочь. Что ж, когда-нибудь он еще встретиться с этими людьми!
Далеко впереди остатки охваченного ужасом стада нырнули в каменистый овраг и, взбежав по противоположному склону, скрылись из виду. Малларган остановил машину, не доезжая дна оврага.
— — Вот это я понимаю! — вскричал он. — Вот это по мне! Когда я развешу эти головы по стенам, тот жлоб с Парк-авеню загнется от зависти.
— — Здорово ты их, малыш, — сказал Маркс. — Охота — что надо!
— — Не зря же я служил в морской пехоте, Джоуи. Эх, попадись мне сейчас стая львов…
Лес спускался вниз по склону и стоял сплошной стеной в сотне ярдов от машины. Среди деревьев возникло легкое движение, но ненаблюдательная пара не обратила на него никакого внимания. Они раскурили сигары и расслабились, наслаждаясь отдыхом.
— — Думаю, пора возвращаться и собрать добычу, — сказал Малларган. — Не хотелось бы потерять ни одной зебры. Пожалуй, если мы здесь задержимся на месячишко и дело пойдет таким же образом, я привезу домой не меньше тысячи голов. Вот уж задам работенку этим газетным задницам. Попрошу, чтобы меня сфотографировали на куче голов в разных позах. Я не я буду, если эти фотки не появятся во всех газетах Штатов!
— — Конечно, малыш, — согласился Маркс, — мы прибавим этой Африке немножко популярности.
Когда он говорил это, он поднял глаза наверх и внезапно нахмурился.
— — Эй, малыш, глянь-ка, что там?
Малларган посмотрел и осторожно взялся за автомат.
— — Т-с-с-с, — предупреждающе прошипел он, — это слон, вот так удача!
Он поднял ствол и нажал на курок. Слон затрубил и, пошатываясь, вывалился на открытое пространство. За ним последовал еще один и еще… пока семь огромных животных не вышло из зарослей. Вдруг автомат заклинило.
— — Черт возьми, — заорал Малларган, — они уйдут до того, как я налажу эту машинку!
— — Они и не собираются уходить, — прошептал Маркс, — они идут на нас.
Близорукие животные наконец-то заметили автомобиль. Их уши и хоботы поднялись, они затрубили и бросились в атаку. К этому моменту Малларган устранил неисправность и вновь принялся поливать их свинцом. Один слон упал, остальные дрогнули и отступили. С них было достаточно. Но громадный самец, ослепленный болью от множества ран, помчался на людей.
Автомат смолк. Малларган в ярости отшвырнул оружие.
— — Смываемся, Джоуи, — крикнул он. — Трещотка пуста!
Мужчины успели выскочить из дверцы, когда самец нанес ужасный удар, опрокинувший машину вверх колесами. После этого самец зашатался, качнулся, упал поперек шасси и испустил дух.
Охотники молча вернулись к машине.
— — Ничего себе, — пробормотал Малларган, — глянь-ка, что он учудил с нашей тачкой. Генри вряд ли узнает ее.
Он опустился на четвереньки и попытался заглянуть под раздавленную машину.
Маркс дрожал, как осиновый лист.
— — А если бы он не отдал концы? Что бы с нами было? И что теперь делать?
— — Будем ждать грузовик. Наше оружие запрессовано в тачке. Может, грузовик оттащит эту толстую задницу, ведь без винтовок мы как без рук.
— — Боже, как бы я хотел сейчас оказаться на Бродвее, — воскликнул Маркс, чихая непрерывно. — Там нет ни слонов, ни сенной лихорадки.
Малыш Нкима был сильно взволнован. Автоматные выстрелы настолько напугали его, что он покинул свое традиционное убежище — плечо хозяина и повелителя и в мгновение ока вознесся на верхушку высокого дерева. Но когда Тарзан вышел на равнину, пришлось спуститься, хотя Нкима и не любил находиться на равнине под палящими лучами жаркого африканского солнца. Кроме того, его пугал нервирующий звук, доносившийся как раз с той стороны, в направлении которой они шли. Ковыляя следом, он бранил своего хозяина, поскольку малыш Нкима не видел смысла в том, чтобы искать опасность, когда она сама подстерегает тебя.
Тарзан слышал выстрелы, стоны раненых слонов и трубный рев разъяренных животных. Перед его мысленным взором, словно воочию вставала картина разыгравшейся трагедии. Его охватил такой гнев, что он забыл законы белого человека: ведь слон Тантор был лучшим его другом. Теперь Тарзан больше походил на зверя, убийцу, мчавшегося быстрой рысью в том направлении, откуда доносились звуки.
Звуки, дошедшие до ушей Тарзана и Нкимы, донеслись и до других ушей. Обладатели этих ушей двинулись бесшумной крадущейся поступью на разведку.
Подобные звуки могли означать только одно — присутствие белого человека. Но они же свидетельствовали о том, что белые люди вооружены, а оружие, как известно, — плохая приправа даже для самой лакомой пищи. Правда, оставалась надежда, что их не так уж много.
В то время, как Тарзан, добравшийся до склона оврага, рассматривал открывшуюся его взору жуткую картину, за ним самим наблюдали другие глаза. Среди густой листвы их невозможно было заметить, да и ветер дул Тарзану в спину, и запах наблюдавших не достигал его ноздрей.
Из двух людей, находившихся на дне оврага, первым заметил Тарзана Маркс. Он ткнул Малларгана, и теперь оба смотрели на человека-обезьяну, медленно спускавшегося к ним. Нкима, почуяв опасность, заверещал и принялся браниться. Тарзан молча приближался.
— — Что надо? — спросил Малларган, положив руку на кобуру, висевшую на правом бедре.
— — Ты убил? — спросил Тарзан, указывая на слона. Гнев переполнял человека-обезьяну, и он перешел на простейшие фразы, напомнившие то время, когда он только-только овладевал английским языком.
— — Да. Ну и что? — грубо ответил Малларган.
— — Тарзан убивать! — сказал человек-обезьяна, приближаясь.
Он находился футах в пяти от Малларгана, когда тот выхватил пистолет из кобуры и выстрелил. Но как ни быстр был Малларган, Тарзан оказался быстрее. Он ударил снизу по руке, державшей пистолет, и пуля, пролетев мимо, не причинила ему вреда. Он вырвал пистолет и отбросил его далеко в сторону.
Малларган презрительно осклабился.
«Болван, — подумал он. — Много себе позволяет. Что ж, я научу его уважать чемпиона мира в тяжелом весе».
— — Значит, ты и есть эта задница Тарзан? — сказал он и тут же провел свой коронный удар прямой правой, целясь в подбородок.
Он был очень удивлен, когда вдруг осознал, что промахнулся. Он был удивлен еще больше, когда человек-обезьяна нанес ему ужасную оплеуху ладонью в область виска — удар, повергший его наземь наполовину оглушенным. Маркс приплясывал рядом в паническом ужасе.
