где общий стол. У тебя отлично получается. И нарисуешь кучу новых рисунков, потому что мозги у тебя станут быстрые, как метеоры.
— Разве ты приедешь еще? — тихо спросила Маруся.
— Если ты меня пригласишь, конечно, — уверенно ответил Сергей.
— Я тебя приглашаю! — радостно улыбнулась она.
— Я принимаю твое приглашение, Маруся Климова, — торжественно объявил он. — Приеду и скажу: здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая!
Последние слова он пропел, и Маруся засмеялась. Сергей слушал ее смех, видел в ее глазах нежное, подсвеченное золотыми огоньками восхищение и. понимал, что не приехать сюда он уже не сможет. И непонятно, из-за чего больше, из-за ночи с Амалией или из-за утра с Марусей.
— Я запрещаю тебе это делать! — Амалия швырнула недокуренную сигарету в тарелку с остатками супа и тут же прикурила новую.
— Почему? — спросил Сергей.
— Я не обязана тебе объяснять! Она моя дочь, а не твоя, и я буду воспитывать ее так, как считаю нужным, сама. Без твоего вмешательства!
— Я, по-моему, не мешаю тебе ее воспитывать, — заметил он.
— Конечно! Ты всего лишь возишь ее по ресторанам и покупаешь ей дорогую никчемную чушь. — Она кивнула на английскую куклу, которую Маруся поставила на самое видное место — на облезлый буфет в общей комнате. — И таким образом внушаешь ей, что деньги любой ценой — это лучше, чем честная бедность.
Почему Амалия уверена, что он зарабатывает деньги любой ценой, и что она называет честной бедностью, если вот уже полгода он содержит ее, ее дочь, мать, материну козу, поросенка, кур и даже кошку, — было совершенно непонятно. Но не мог же он напомнить ей об этом! В конце концов, она действительно ни разу не попросила у него денег, он давал их сам и никакого права не имел ее упрекать.
Однажды он попросил ее переехать с Марусей в Москву, потому что из-за бесконечных пробок ему тяжело было ездить в Тураково по вечерам после работы и обратно — по утрам на работу. Да и для Маруси было бы лучше учиться в московской школе, чем в деревенской. Но Амалия заявила, что его никто не заставляет сюда ездить, а преимущества московской школы — это миф, созданный такими благополучными буржуа, как он.
— Я возил ее в театр, а не в ресторан, — мрачно сказал Сергей. — А после театра она проголодалась, и мы пошли обедать. По-твоему, нормально, что ребенок, живя в двух шагах от Москвы, к восьми годам ни разу не был в театре?
— У меня не всегда были деньги даже на то, чтобы проехать эти два шага, — отчеканила Амалия. — И на то, чтобы водить ее по театрам, тоже не было. Ни денег, ни времени.
— Надо было не нарисовать пару картинок, — не выдержал Сергей. — Как раз освободилось бы и время, и деньги.
— Вот что, господин Ермолов… — Молнии метнулись из ее грозовых глаз. — Для подобных попреков у тебя есть супруга. Ей ты можешь указывать, что надо делать и что не надо. А я разберусь в этом сама! И если ты думаешь, что за твои паршивые деньги мы с Марусей обязаны плясать под твою дудку, то убирайся ко всем чертям, и чтобы я тебя здесь больше не видела!
И что он мог на это ответить?
Тем более что в эту минуту в сенях хлопнула дверь, в комнату вбежала Маруся и обрадованно воскликнула:
— Сережа! Ты маме рассказываешь спектакль про Золушку, да? А я ей уже все рассказала, — похвасталась она.
Тут Маруся пригляделась к лицам взрослых и испуганно притихла.
— Мама мне хотела свои новые картины показать, — сказал Сергей, вставая. — Они у нее в мастерской.
Это он произнес уже в спину Амалии. Надо же было что-то сказать, глядя, как она хлопает дверью своей комнаты.
— Ты пользуешься тем, что у меня дверь без замка? — яростно выкрикнула она, увидев его на пороге. — Теперь обязательно поставлю! По крайней мере, буду уверена, что ты не войдешь ко мне в любую минуту, как к бляди!
— Говори что хочешь, только тише, — сказал он, плотнее закрывая дверь. — Марусе совсем не обязательно это слушать.
— Это ты мне говоришь? — не сбавляя тона, воскликнула Амалия. — Ты?! Ах, какая трогательная забота о ее нравственности! Да я понятия не имею, что ты с ней вытворяешь, когда увозишь ее неизвестно куда! В твоем возрасте, знаешь ли, во многих пресыщенных самцах просыпается Гумберт Гумберт. А тут такая Лолита под боком!
Сергей почувствовал, что вся кровь приливает у него к голове и что он перестает владеть собою совершенно. Он схватил Амалию за плечи, встряхнул так, что у нее клацнули зубы, и процедил:
— Еще одно слово, и я тебя убью. Я, может, и благополучный буржуа, но за такое убить могу вполне. Даже не сомневайся.
— Все-таки ты дико меня заводишь, — совершенно спокойным голосом сказала она. — Черт тебя знает, что в тебе есть такое!.. Знаешь, когда ты сидишь передо мной и нудишь про театр или про что- нибудь подобное, я хочу только одного: чтобы ты немедленно швырнул меня животом на стол, расстегнул штаны и задрал бы мне юбку. И меня бесит, когда ты это откладываешь. Да ведь и ты за этим ко мне ездишь, а?
Самое ужасное было в том, что эти слова, которые Амалия постаралась произнести как можно более отчетливо, вызывающе глядя ему в глаза, подействовали на него именно так, как она и хотела. Кровь у него в голове закружилась бешеным водоворотом, он развернул Амалию к себе спиной, резким тычком заставил наклониться — так, что ее волосы темной лавиной свесились вниз, — и рванул вверх подол ее юбки.
— Да-да, вот так… — хрипло проговорила она, выгибаясь. — И чего было тянуть?
После секса она всегда молча курила, стряхивая пепел на постель. Сергей лежал рядом с нею, чувствуя себя совершенно опустошенным. И так это тоже бывало всегда.
Разговоров после близости она не любила — говорила, что ей скучно с ним разговаривать. Да и какая близость? Совсем не подходило это слово к тому, что происходило между ними и в постели, и вне ее.
— От кого ты ее родила? — спросил Сергей, глядя пустыми глазами в низкий потолок.
Он не был уверен в том, что Амалия ответит. Она вообще не отвечала на половину, если не больше, его вопросов.
— Какая тебе разница? — усмехнулась она. — Хочешь найти биологического отца и заставить его заботиться о дочери? А что, это было бы вполне в твоем благородном духе. Не получится — он далеко, и он вообще не знает, что она существует. И сообщать ему об этом я не собираюсь.
— Почему?
— Потому что хватит с меня богатеньких благодетелей, — зло сказала Амалия. — На меня ведь только вы и западаете почему-то! С умненькими женами и облизанными детками. Скучно вам, вот и тянет попробовать, каково оно будет с нищенкой. Как она вам члены станет мыть и воду пить. И тот тоже… Старый богатый итальянский пердун.
— Итальянский? — переспросил Сергей.
— Нуда. Я же в Италии год прожила. После художественного училища. Послали как одаренную выпускницу, — усмехнулась она. — Тогда это было модно: молодые художники едут в Италию прикоснуться к священным камням Европы, великие традиции, то-се! А на что я там жить буду, это никого не волновало. Хоть эти самые камни жри.
— Тебя что, без стипендии послали? — удивился он.
— Она у меня в первые три дня уходила, эта их стипендия, — презрительно сказала она.
