причин опасаться, что иностранные военнопленные будут выпущены на свободу в течение обозримого времени. Однако вряд ли дело обстоит именно так, поскольку некоторых таких заключенных стали выпускать уже в 1947-м, а отдельных — еще в 1946 г. Во всяком случае, меры по изоляции самого Рауля Валленберга следовало бы предпринимать более жесткие, чем его сокамерников (эта гипотеза рассматривается в следующем разделе). Владимирская тюрьма, наряду с Лубянкой, Ивановом или Александровским централом, была наиболее подходящим местом для изоляции особо важных или опасных заключенных.
XII
СВИДЕТЕЛЬСТВА, ОТНОСЯЩИЕСЯ КО ВРЕМЕНИ ПОСЛЕ ИЮЛЯ 1947 г.
МЕТОДИКА ПОИСКА
Значительная часть работы совместной российско-шведской рабочей группы заключалась в проверке свидетельств, которые касались времени после официально указанной СССР даты смерти Рауля Валленберга. В Министерстве иностранных дел Швеции за последние 50 лет были собраны свыше 25 000 страниц архивных материалов и картотека на более чем 3000 фамилий людей и мест, представляющих интерес в связи с этим делом. Большая часть документов — это записи свидетельств тех, кто возвратился из заключения в СССР. Опросы возвращавшихся домой заключенных проводились сотрудниками Министерства иностранных дел Швеции, зачастую в тесном сотрудничестве со шведской полицией безопасности. Все свидетельства за период 1945-1969 гг. были опубликованы в 1980-м и 1982 гг. в Синих книгах, однако в ходе работы были использованы и многие более поздние свидетельства.
Понятно, что нет достаточных ресурсов для подробного изучения на месте, в России, всех свидетельств, которые появились позже, с течением времени. Ведь эти свидетельства в большей или меньшей степени подробны и достоверны. Многие свидетели — и это относится не только ко времени после 1947 г. — еще раньше оказались обычными лжецами или людьми с больным воображением, чьи свидетельства не представляли никакой ценности. Поэтому отбирались те свидетельства, которые оценивались как несколько более реальные и достоверные, чем в среднем. Они были собраны и переданы российской стороне в рабочей группе. Центральные российские власти в Москве, прежде всего МВД, послали документы во все местные и региональные архивы и тюрьмы с просьбой об их проверке. Эта процедура была повторена дважды, и заключалась она прежде всего в проверке картотек регистрационных карточек и личных и тюремных дел тех заключенных, которые дали свидетельские показания. До сих пор по этим материалам не удалось найти никаких следов Рауля Валленберга после июля 1947 г.
Вероятно, доверие к отчету могло бы увеличиться, если бы шведская и российская стороны совместно могли просмотреть все картотеки и архивы в тех лагерях и тюрьмах, откуда поступили свидетельства. При этом надо заметить, что трудность достижения желаемого результата связана не только с нехваткой ресурсов; если питаешь недоверие к искренности российской стороны, то можно опасаться, что интересные материалы были изъяты из архива до начала совместных поисков. Во всяком случае, по нашей оценке, правда о Рауле Валленберге, если она сохранилась, должна находиться в центральных архивах, поскольку он был очень важным заключенным. (Однако можно допустить, что есть и другие оценки.)
ЗАКЛЮЧЕННЫЕ ПОД ДРУГОЙ ФАМИЛИЕЙ И ПОД
НОМЕРОМ [100]
Хотя констатировалось, что Рауль Валленберг в 1945-1947 гг. (по меньшей мере до марта включительно) был зарегистрирован в Москве под своей собственной фамилией, не следует считать полностью исключенным вариант, что позднее его могли содержать в заключении под другой фамилией или под номером. В первом случае очевидно, что поиск с целью установить, где мог оказаться Рауль Валленберг, представляет собой исключительно сложную и кропотливую работу. В общем и целом неясно, насколько широко применялось нахождение заключенного под другой фамилией.
Однако заключенные под номерами в ограниченном количестве существовали, особенно в московских тюрьмах и во Владимире, а также в некоторых других тюрьмах и психиатрических клиниках. В то же время надо ясно себе представлять, что недостаточно дать некоему заключенному другую фамилию или номер для сохранения в тайне его существования. Изоляция должна быть полностью эффективной.
Есть признаки того, что система заключения под номерами была централизована весной 1947 г. 19 апреля центральные органы НКВД/МВД в Москве послали инструкцию управлению МГБ по Ивановской области относительно недавно поступившего из Прибалтики контингента заключенных под номером. Инструкция устанавливает, что начальник тюрьмы, а также его заместители и охранники несут ответственность за 1) сохранение в тайне самого факта, что номерные заключенные находятся в тюрьме, 2) сохранение в тайне их фамилий, происхождения и т.п., 3) предотвращение попыток побегов и контактов с внешним миром и друг с другом и 4) надзором за тем, чтобы номерные заключенные соблюдали тюремный режим. Никто из персонала не должен знать о номерных заключенных, кроме начальника тюрьмы. Охранникам запрещается разговаривать с ними, запрещены также всякие разговоры о них в присутствии охранников, персонала и др. Регистрационные карточки, карточки заключенных в одиночную камеру и т.п. для номерных заключенных не должны были включаться в тюремную картотеку и подлежали пересылке начальнику управления тюрем в Москве (все же по ряду дел от этого правила во Владимирской тюрьме отходили, об этом см. ниже).
Также сложным делом оказалось полностью сохранять в тайне личности заключенных — тюремному персоналу часто удавалось узнавать их.
Номерная система могла применяться как по делам, находившимся в стадии следствия, так и для осужденных. Проше всего проследить за последней категорией. В серии номеров от 1 до 32, которая применялась во Владимирской тюрьме в течение 1947-1953 гг. (с некоторыми переменами номеров в течение этого периода), все заключенные были идентифицированы, за исключением номеров 14, 19 и 20. Были установлены личности ряда прибалтийских руководителей, нескольких венгров, работавших на разведки союзников, двух родственников Сталина и др. Номером 15 был армянский иезуитский священник Аладжан-Аладжани, один из тех четырех людей, фамилии которых оказались зачеркнутыми в регистрационных журналах на Лубянке и в Лефортове в 1945-1947 гг. (зачеркивались и записи регистрации личных вещей: помимо Аладжана-Аладжани это касалось Валленберга, Лангфельдёра и Шандора Катаны). 28 июня 1947 г. его осудили на десять лет тюрьмы за контрреволюционную деятельность. Номер 21 был осужден в мае 1948 г., и поскольку номера присваивались последовательно в соответствии с датой вынесения приговора, то номер 14 должен был быть осужден до 28 июня, а номера с 16 по 20 — между этой датой и маем 1948 г. Отметим, однако, возникающее в результате того, что, например, два прибалта после вынесения им приговора в 1952 г. получили номера 9 и 10, в то время как их дела во время следствия имели номера 16 и 17. Во всяком случае, очевидна исключительная заинтересованность в установлении личностей всех номерных заключенных в данной серии.
ТЮРЬМА ВО ВЛАДИМИРЕ — ОСОБЫЙ ИНТЕРЕС
Особое внимание было уделено Владимиру. Причины в том, что многие-сокамерники Рауля
