по тропинке, не открывая глаз. И женщина, и экипаж, и скакун являли собой живописную картину.
Фургон медленно катил по колее к сараю. Внезапно он свернул в сторону. Его остановили таким неумелым рывком, что мул чуть не уселся на свой трясущийся зад. Старуха, все еще напевая, спустилась вниз и, высоко поднимая ноги, широкими шагами стала пробираться через шиповник.
— Э-ей! О-го-го! Вы здесь?
— О Боже! — прошептал Джонни.
— Да, мы здесь, — отозвалась Летти тихо и отрывисто, чтобы прекратить заливистое пение. Показав Джонни знаком оставаться на месте, она вышла из-под навеса на освещаемую фонарем площадку.
— Кто вы?
— Меня послали привезти вас к человеку, которого вы хотели увидеть, дорогуша. Давайте садитесь в фургон.
— А откуда мы знаем, можно ли вам верить?
— Можете и не верить, можете не ехать со мной, а поискать другой способ найти его. Ради Бога, дорогуша.
— Пожалуйста, не зовите меня дорогушей. Женщина весело рассмеялась:
— Как вам угодно, моя милая. Так вы едете? Вы и тот джентльмен, который прячется?
Джонни вышел вперед. Он сурово посмотрел на старуху, прошел мимо нее и забрался в фургон. С явной неохотой Летти последовала за ним. Только Шип мог послать такую глупую и шумливую женщину. Использовать ее в качестве курьера было либо проявлением гениальности, либо поступком идиота. Единственным способом выяснить было рискнуть и отправиться с ней.
— В фургоне есть одеяло. Я была бы очень признательна, если вы накроетесь им.
Они подчинились. Летти думала, что одеяло окажется сырым и дурно пахнущим. Оно же было чистым и свежим, а пахло приставшими к нему травами. Летти устроилась на жестких досках поудобнее, плечом к плечу с Джонни. Фургон сдал назад, потом дернулся вперед и покатил ровными толчками, вытряхивающими душу. Старуха опять раскрыла рот и скрипучим голосом запела псалом. Летти старалась не обращать на пение внимания, приподняла уголок одеяла и посматривала через задний борт фургона на дорогу, по которой они ехали.
Скоро они подъехали к бревенчатой хижине, стоящей довольно далеко от дороги под двумя огромными раскидистыми дубами. В окошке горела лампа. Когда они приблизились, навстречу с лаем выскочила пара рыжих дворняг. Старуха прикрикнула, и они затихли, по-видимому узнав голос хозяйки. Женщина откинула одеяло.
— А теперь давайте в дом. Ну, быстрей!
Через секунду дверь за ними закрылась. Старуха проковыляла к лампе и перенесла ее от окна на обеденный стол в центре комнаты. Она одновременно служила и гостиной, и кухней, и столовой. За дверью была еще одна комнатка, чуть больше, чем чулан. Она, наверное, использовалась как спальня. Обстановка в хижине спартанская, но все было выскоблено до удивительной чистоты.
В свете лампы лицо старухи оказалось круглым и изрезанным глубокими морщинами. Нос картошкой, на нем очки в золотистой металлической оправе, а брови над ними густые и седые. На подбородке большая черная бородавка. Седые волосы убраны под выцветшую серую панаму, которая все еще была на ней. Женщина была довольно высокой, несмотря на сгорбленную спину. Под серым линялым платьем с провисшим подолом — округлое и бесформенное тело.
— У меня есть немного кофе. Вам не помешает выпить по чашечке, чтобы не заснуть ночью.
Кофе был горячим, крепким и черным. Старуха подала его в эмалированных кружках, сама уселась за грубо сколоченный самодельный стол.
Попивая кофе, Летти размышляла. Хижина находилась в четырех-пяти милях от кукурузного сарая. По дороге они только один раз повернули. Она подумала, что без проблем могла бы вернуться к лошадям или же снова разыскать хижину, если в этом возникнет необходимость. Какая может быть связь между Шипом и этой женщиной? Наверное, Шип использует ее дом как одно из пристанищ, где удобно спрятаться или принять один из его многочисленных обликов. Летти взглянула на женщину. Хозяйка гоже смотрела на нее, не моргая.
— Как вас зовут, если позволите? — спросила Летти.
— Вы можете звать меня бабушка. Думаю, этого будет достаточно.
— Вы живете одна? Вопрос был встречен смехом.
— В каком-то смысле.
— А вы родственники с… с человеком, которого мы ищем?
— Вас прямо разбирает от вопросов, милая моя, не правда ли?
В голосе старухи было грубоватое удивление. Тон ее вопроса откликнулся эхом в памяти Летти. По ней пробежала волна дрожи. Поднимая кружку с кофе к губам для последнего глотка, она всматривалась в существо, сидевшее через стол от нее.
Джонни поставил свою кружку на стол.
— Хватит препираться. Когда придет Шип? Ответила ему Летти:
— Не думаю, что он придет.
— Что вы имеете в виду? — спросил Джонни.
— Кажется, он уже здесь.
Джонни пробормотал проклятье, его глаза расширились от изумления.
— Я должен был догадаться.
— Скажите, мисс Мейсон, что же меня выдало?
— Точно сказать не могу, — ответила Летти. Ее карие глаза неотрывно смотрели на лицо Шипа, загримированного под старую ведьму. Когда он предстал священником, его нос был острым и узким. Сейчас он широкий. Это, видимо, объясняется применением каучука или еще каких-то фокусов. Таких же фальшивых, как эта отвислая грудь. — Может быть, что-то в вашем голосе. Или из-за того, как вы на меня смотрели.
— В следующий раз мне придется быть более осторожным.
— Надеюсь, следующего раза не будет. Я здесь только из-за Джонни.
Шип едва глянул на него.
— Вы исходите только из интересов гуманности?
— Мои интересы вас не касаются, — сказала она бесстрастно. — Мне сказали, вы можете ему помочь, если возьмете на себя такой труд. Я оставляю за собой право в этом сомневаться, но вы можете разуверить меня.
— Летти! — запротестовал Джонни, в глазах его была тревога. Он все еще был несколько смущен и переводил взгляд с Летти на Шипа в его нелепом обличье.
— Ваше доверие воодушевляет, — медленно произнес Шип. — В любом случае давайте выслушаем, чем я могу быть полезен и по какой причине должен утруждать себя.
Летти отставила кружку с кофе в сторону. Было ошибкой позволить себе проявить враждебность и допустить резкие слова. Таким отношением к Шипу она ничуть не поможет Джонни. Летти собралась с мыслями и глубоко вздохнула. Когда она начала говорить и пересказала историю Джонни, ее голос был более миролюбивым.
Джонни позволил Летти самой все рассказать, лишь раз или два он добавил несколько слов для уточнения. Он сидел, уставившись на свою эмалированную кружку, поигрывал ею, только время от времени поднимая на Шипа глаза, полные смущения.
Когда Летти закончила, Шип повернулся к Джонни:
— Вы сами решили ехать в Техас?
Не совсем. Мне приходится думать о матери, и я не вижу, что еще могу сделать.
— Вы ей сказали, что уезжаете? Джонни медленно покачал головой:
— Она бы начала задавать вопросы, а я не могу заставить себя рассказать ей правду.
— Я склонен согласиться, что Техас — лучший вариант. Вы можете написать вашей матери записку, а я позабочусь, чтобы она дошла.
— Это очень благородно с вашей стороны.
