словах, которые она произнесла. Тем не менее вам должно быть понятно, что вы предлагаете невозможное. Мы не сможем принять вашей милости.
На лице полковника проступило упрямства Он расправил плечи.„
— Это не милость.
— Каким бы словом вы это ни обозначили, мы не сможем этого принять на предложенных вами условиях. Это недостойно. Есть одна вещь, которая принесла много бед этой части света, возможно, принесет еще больше. Но мы будем держаться за нее сейчас как никогда прежде. Эта вещь — наша гордость, сэр.
В словах его прозвучал намек — Летти была уверена, непреднамеренный, но все же прозвучал, — что гордость — это, очевидно, что-то неизвестное полковнику. Томас Уорд не стал обижаться. Он долго смотрел на отца Салли Энн, и когда заговорил, голос его был напряженным:
— Как вам угодно, сэр. Но ведь существует альтернатива. Может быть, бы смогли бы поступиться своими принципами настолько, чтобы принять меня в качестве держателя вашей закладной?
— С теми же условиями, что и раньше? Томас лишь взглянул на Салли Энн.
— Ни в коем случае.
— Я понимаю, — в глазах пожилого человека промелькнуло сожаление, потом он сжал губы и погрузился в раздумье.
— Тем не менее, — сказал Томас, — я очень привязался к этим краям и хотел бы со временем поселиться здесь и приобрести землю. Я почти ничего не знаю о том, как вести хозяйство, и тут мне нужна помощь. Вы бы оказали мне очень большую услугу, сэр, если бы позволили иногда приезжать и согласились показывать мне ваши поля.
Долго и в напряжении мужчины разглядывали друг друга. Наконец на лице Сэмюэла Тайлера начала проступать улыбка. Он фыркнул и усмехнулся, поднялся из кресла, шагнул к полковнику и хлопнул того по плечу.
— Я мог бы поднять руку на бутылку виски, если только жена не запаковала ее на самое дно своего сундука. Давайте пройдем в дом, немного выпьем и поговорим.
Это был мужской разговор. Летти смотрела то на двоих мужчин, то на подозрительно нахмурившуюся Салли Энн и пыталась скрыть одобрительную улыбку. Пойдет дело на лад или нет, сейчас неизвестно. Но, по крайней мере, появился шанс. И шанс этот им дал Рэнни своим простым и решительным вмешательством.
Он мог дать и Летти ее шанс.
На следующее утро Летти, Рэнни и Лайонел, как обычно, встретились на уроке. Питера не было, однако если судить по присланной записке, дело было в порезанной ноге, а никак не связано с событиями предшествующего дня. Утро было неспокойным, высокие облака то и дело набегали на солнце. Поскольку освещенность все время менялась, Летти придвинула свое кресло поближе к окну, чтобы легче было читать «Большие ожидания» Диккенса. Рэнни сидел у ее ног, одним плечом он привалился к ножке кресла и держал ее руку, как обычно, перебирая пальцы. Лайонел лежал рядом на полу в своей любимой позе, подложив руки под голову, и смотрел в потолок.
Летти дочитала до конца главы и закрыла книгу. Она посмотрела на свои карманные часы:
— Почти полдень. На сегодня хватит.
Лайонел повернул голову:
— Ну, еще одну главу. Пожалуйста.
— Если вам еще не надоело учиться, тут вот есть несколько примеров…
— Кажется, Мама Тэсс зовет меня обедать! — вдруг энергично воскликнул он, вскочил и бросился к двери.
Летти не стала его удерживать. Она не могла винить мальчика в нежелании работать. День не располагал к работе. Она откинула голову к спинке кресла и посмотрела вниз, на Рэнни.
Он смотрел на нее. Он всегда так делал, но в последнее время было что-то раздражающее в той сосредоточенности, с которой он рассматривал ее. На какое-то мгновение она оказалась завороженной бездонной и неподвижной голубизной его взгляда. Дневной свет из находившегося рядом окна падал ему прямо на лицо, покрывая позолотой кожу, вливаясь в глаза.
Взглянув с близкого расстояния на этот искрящийся блеск, Летти вдруг осознала, что она ошибалась в определении цвета его глаз. На самом деле это была смесь голубого, зеленого и коричневого внутри серого внешнего кольца. Его глаза только казались голубыми, потому что отражали синий цвет полотняной рубашки, каких в его гардеробе было множество. Как странно, что она не замечала этого раньше. Она подумала, что это из-за первого впечатления, когда у нее не было оснований подвергать что-либо сомнению.
Карие. Карие глаза. Не совсем незнакомый цвет. Не совсем.
— Мисс Летти, вы выйдете за меня замуж? Мысли ее рассеялись.
— Что вы сказали?
— Я спросил…
— Простите меня, Рэнни. Все в порядке, я слышала ваш вопрос. Он лишь… застал меня врасплох. Я действительно хочу знать, почему вы это спросили? — Она чувствовала, что несет какой-то вздор, но ей необходимо было время подумать, чтобы выяснить, не шутит ли он, как обычно.
— Я бы хотел жениться на вас.
— Но почему? Может быть, потому, что полковник хочет жениться на Салли Энн?
— Нет.
Ему было трудно говорить. Он посмотрел вниз, прикрыв глаза золотистыми от солнца ресницами, как будто был обижен или оскорблен. Она спросила тихо:
— Тогда почему же?
Он снова поднял голову и встретил ее взгляд своим, открытым и абсолютно беззащитным. На виске его, рядом со шрамом, билась жилка.
— Потому что я хочу заботиться о вас. Потому что я хочу, чтобы вы жили со • мной. Потому что я хочу оставаться с вами всю мою жизнь.
Горло Летти сдавило. Долго она не могла дышать и чувствовала только безумное желание согласиться. Он был так мил, так трогательно привлекателен в своей ущербности. В нем была такая доброта и какая-то непонятная сила, которая намного превосходила физическую мощь его тела. Было бы так легко согласиться, заботиться о нем, учить его прелестям любви, которые она узнала, позволять ему любить ее. Их дети были бы прекрасны.
Господи, о чем она думает!
Рэнсом смотрел на ее лицо, на влажную мягкость ее глаз, на подрагивавшие уголки рта. Сердце замерло у него в груди. Он заметил на ее щеках легкий румянец и ощутил трепет надежды на успех в этой азартной игре, которую он искусно и осторожно вел все эти нескончаемые дни со времени их объятий на пароме. Вдруг кровь отхлынула у нее от лица, глаза потемнели. Он сильнее сжал ее руку.
— Не смотрите так, — голос его звучал грубо.
Она вздохнула и изобразила на лице вымученную улыбку.
— О, Рэнни!
Ей требовалась его помощь.
— Не надо ничего говорить. Все в порядке.
— Как жаль… действительно жаль, но я не могу, — она протянула руку и коснулась его волос, пробежала пальцами по мягким белокурым кудрям. — Вам надо было жениться давным-давно, когда началась война и все женились, когда все девушки бегали за вами по пятам.
Он сидел очень тихо под ее рукой. Так давно она к нему не прикасалась, так давно.
— Мне не нужны были эти девушки.
— И я вам не нужна. Из этого ничего не выйдет.
— Почему?
— Я не совсем подхожу вам, — сказала она, голос ее был тих, в нем звучала боль от горьких воспоминаний.
Он увидел, что он с ней сделал, увидел и почувствовал, как это острым ножом врезается в него,
