согнулся и упал на сиденье, схватившись за руку. Послышалась его злобная брань.

Летти не думала причинять ему боль, хотя он и не заслуживал гуманного отношения после того, что собирался сделать с Анжеликой. Во всяком случае, он сам был виноват.

Теперь ей нужно было спешить. Семья Ла Кур могла услышать выстрел и запереться в своем доме. Но они могли и прийти сюда посмотреть, что случилось. В сливовых зарослях за коляской послышался какой-то шорох, в свете луны блеснул ствол ружья. Через секунду все затихло.

— Не советую этого повторять, — произнесла Летти жестко. — А теперь вылезай.

— Черт бы тебя побрал, кого ты из себя изображаешь? Шипа?

Эту колкость он бросил ей, наматывая вожжи на кнут и медленно, придерживая раненую руку, спускаясь. Летти была поражена. Ведь именно такое впечатление она и хотела произвести. И если ничего не вышло, то какой смысл во всем этом? Его уверенность, что она не была тем, кем хотела казаться, так очевидно прозвучала в его голосе, что уши ее отказывались этому верить. Однако времени рассуждать не было. Ей ничего не оставалось, как завершить начатое. Летти заставила лошадь подойти на шаг и встать чуть левее, сама же не спускала с мужчины глаз.

— Раздевайся.

Последовали новые проклятья, но он подчинился. В дорожную грязь полетел сюртук, шелковой лентой туда же прошелестел галстук, затем рубашка. Подтяжки потребовали больше времени, так как он оберегал раненую руку. Тут он остановился.

— Сапоги и брюки тоже.

— Иди ты к черту!

— После тебя, — ответила она. Летти хотела сказать это хрипло и растянуто, но вместо этого слова прозвучали достаточно четко.

Он долго и внимательно смотрел на нее. И вдруг сказал:

— Твой голос мне знаком.

Волна ужаса, отчаяния и ненависти пробежала по ней. Летти медленно, словно идиоту, повторила:

— Сапоги и брюки.

— Я вспомню, кто ты, и тогда…

Угроза повисла в воздухе. Он нагнулся и, прыгая то на одной ноге, то на другой, стянул сапоги. Потом спустил брюки, вылез из них и остался в кальсонах.

— Туда, к дереву! — Она револьвером показала на дуб, который выбрала еще раньше. На седле у нее было несколько мотков веревки. Летти взяла ее, не сводя глаз с белеющей фигуры стоявшего перед ней мужчины. Вытащив ногу из стремени, она соскользнула на землю и поднырнула под головой лошади.

— Руки за спину! — бросила она.

— Я истекаю кровью, будь ты проклят!

Это было правдой, но ранен он был не серьезно. Пуля только поцарапала его предплечье, отметила Летти с удовольствием, хотя от вида раны ее немного затошнило. Не опуская револьвер и оставаясь на безопасном расстоянии, она обошла дерево.

Как же привязать его к дереву, не выпуская из вида и контролируя каждое его движение? Эта проблема решилась быстро. Лайонел, словно безмолвная тень, был уже здесь. Летти схватила руку пленника и завела ее назад, а мальчик взял у нее веревку и накинул на руки петлю. Потом Летти завела за дерево вторую руку, а Лайонел туго затянул веревку. Через минуту все было кончено. Привязать к дереву ноги было уже просто. В качестве последней меры предосторожности Летти достала из кармана носовой платок и, встав на цыпочки, завязала ему глаза.

Все это время пленник сердито и сосредоточенно молчал. Летти тем временем задумалась, а не засунуть ли ему в рот кляп, и решила, что не надо. К тому времени, когда его обнаружат, они будут уже далеко отсюда, и это не имело большого значения. Она подала знак Лайонелу, и он исчез среди дубов в направлении сливовых зарослей. Летти заметила, как зашевелились ветки, когда оттуда двинулись остальные.

Она отошла от дерева и оценивающе посмотрела на свою работу. Похоже, все было в порядке. Должно было быть в порядке.

Летти чуть не забыла. Из кармана своего плаща она осторожно достала панцирь саранчи, проколотый шипом. На несколько секунд задержала взгляд на человеке у дерева. Она могла прицепить символ к волосам на его груди, но он там не продержался бы долго и упал. Подходящим местом был нос, но мешал носовой платок на глазах. Ее взгляд остановился на кальсонах. На них было заметное место. Недолго думая, Летти прикрепила символ туда.

Она спешила. Бросившись к коляске, быстро отвязала вожжи и стегнула ими по крупу лошади, отправляя громыхающую повозку в ночь. Затем направилась к своей лошади и подобрала волочившиеся по земле поводья. Тут только Летти вспомнила про сброшенную в кучу одежду. Она решительно свернула ее и перевязала рукавами сюртука. В одном из карманов что-то приглушенно звякнуло.

Пленник отчаянно задергался, извергая страшные проклятья и угрозы. Не обращая на них внимания, Летти закинула сверток на свою лошадь и привязала к седлу. Сердце билось так сильно, кровь так бурлила, что на этот раз ей ничего не стоило забраться на лошадь. Она поскакала в сторону фермерского дома.

Остальные, используя звук удалявшейся коляски как шумовое прикрытие, уже вывели фургон на дорогу и отъехали на некоторое расстояние. Догоняя их, Летти пришпорила лошадь. Они остановились, чтобы она успела забросить в фургон сверток с одеждой и влезть туда сама. Как только лошадь привязали к повозке, а Лайонел закрыл глаза, Летти начала переодеваться. Очень скоро они опять выглядели как компания дам с маленьким мальчиком.

Спокойно они ехали домой. А там, где их уже не было, привязанный к дубу, ругался и пытался высвободиться не сборщик налогов О'Коннор, а Мартин Идеи.

Они отметили успешное завершение задуманного ежевичной наливкой. Пили из тонких фужеров венецианского стекла, которые подарили тетушке Эм еще на свадьбу. Даже Лайонелу дали фужер, но он уже через две минуты положил голову на кухонный стол и закрыл глаза.

Настроение было приподнятым не только от успеха, но и от облегчения, что все позади. Все, кроме Летти, не сомневались, что, когда Мартина найдут с саранчой на кальсонах, это примут за очередную выходку Шипа и Рэнни тут же выпустят. Тетушка Эм без конца говорила о том, как Рэнни вернется домой. Она, конечно, не могла рассчитывать, что он успеет уже завтра к обеду, но и тетушка Эм и Мама Тэсс с упоением обсуждали, что приготовят для праздничного стола. Салли Энн тоже время от времени вносила свои предложения. Летти слушала их, улыбалась, но не могла разделить оптимизм в отношении результатов операции.

— Летти, дорогая, — сказала тетушка Эм, — давайте я налью вам еще наливки. Вы все еще такая бледная. Сейчас, когда все позади, не будете же вы навевать на нас меланхолию, правда?

Летти покачала головой. Губы расплылись в легкой улыбке.

— Я все время думаю о Мартине. А если он освободится сам, до того как его найдут и увидят саранчу? Что, если он не сообщит о случившемся? Тогда все напрасно.

— Не сообщит? Конечно, он сообщит.

— Вы уверены? Но ведь это сделает из него посмешище.

— Во всяком случае, вы не повесили ему на шею табличку, как это сделал Шип с О'Коннором.

— Да, но меня что-то беспокоит в его поведении. Он так хотел знать, кто я, как будто точно знал, что я не Шип.

— Ну, естественно. Он же думает, что Шип в тюрьме. Все в этом уверены.

— Думаю, дело не в этом. Кроме того, он почти узнал мой голос.

— Боже мой!

— Это было наше слабое место с самого начала, — заметила Салли Энн.

Летти согласилась:

— Я не предполагала, что придется столько говорить. Я бы и не говорила, но он был так подозрителен, так… ну, на него это не произвело нужного впечатления.

— Вы думаете, он догадается, что это были вы?

Вы читаете Южная страсть
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату