Поморщившись от боли, Пьер садится, натягивая на себя одеяло. Ну, как вы и догадываетесь, его интересует, на месте ли его яйца. Щупает себя, но ничего не может понять из-за повязки.
Я говорю ему, что они у него целехоньки, что с этой стороны у него все тип-топ.
А так как малыш тычет ему в аппендикс свой пистолет, мать отводит сына в сторону. Но тут в бой рвется сестренка.
Словом, все ясно: пора сматываться. Протягиваю руку Пьеро. Тот кое-как поднимается, опираясь на мое плечо.
— Голова кружится, — говорит.
— На воздухе полегчает.
Помогаю ему натянуть брюки, и мы направляемся к двери. Приходится его поддерживать, как парня с перепоя. За нами следует вся семейка Лорага — месье, мадам и двое херувимчиков.
Добираемся до двери. Пора прощаться. Еще немного, и хоть платки доставай.
— Вы собираетесь предупредить полицию? — спрашиваю.
— Естественно, — отвечает лекарь.
Что за дрянь этот тип! Поняв, что мы наконец уходим, он решает отыграться за все. Я решительно хватаю его за ворот халата и говорю:
— Подумай. Мы ведь можем вернуться. Тогда у нас хватит времени, чтобы заняться тобой всерьез. Тобой и твоими.
Но тут вмешивается его жена.
— Мы обязаны позвонить в полицию, — говорит. — Но обождем часок. В течение часа ничего не предпримем.
Как ни смешно, но я поверил старухе. Эта бабешка мне, честно, нравилась. Я был не прочь потолковать с ней о том о сем, посоветовать сменить мужика, уехать куда-нибудь подальше, пополнеть. Но не успел, так как этот вонючий лекарь уже увел в квартиру все свое семейство. Однако я не дал ему сделать последнее свинство:
— Эй, ты, а антибиотики где? — ору я. — Нарочно забыл? Хочешь, чтобы мой друг сгнил заживо?
Тот без звука вручает три флакона пенициллина, и мы кое-как топаем дальше, только успев расслышать вопрос малыша: «Скажи, мама, а почему эти гангстеры уходят?»
Обернувшись, я помахал ему рукой. По правде говоря, уходить очень не хотелось, но так уж было нам на роду написано, чтобы мы убрались оттуда подобру-поздорову, что нам и дальше придется все время куда-то сматываться. Это и получило подтверждение в дальнейшем.
III
— Откуда взялась эта деваха? С ней можно делать что хочешь, ей плевать. Она не царапается и не кусается. Раздевается и спокойно так ждет, считая мух на потолке. Разрази ее душу! Ни крика, ни слезинки. Ничего ее не волнует!.. И это баба? Все равно что кукла. Да еще у нее сисек нет. Интеллигентка!..
Вот какими словами встретил нас Карно, когда мы добрались до его халупы. Мы только открыли дверь, даже не присели, не закурили, как этот мудак начал на нас орать. Да совершенно искренно! От всего сердца. И так и эдак обзывал, разве что не жмуриками.
— Ну чего разошелся? — говорит девица, не поднимая глаз. — Разве ты не получил чего хотел? Чего кобенишься? Чем ты недоволен?
Ей-богу, создавалось впечатление, что она издевается. Развалившись голой на походной кровати с несвежей простыней, она полировала свои ногти, демонстрируя полную беззаботность. Нет, не то. Скорее, безразличие человека, которому на все наплевать. У нее в ногах с видом довольного гуляки лежала немецкая овчарка. Высунув язык, она коротко дышала.
— А ну пошевеливайся! — говорю девице. — Моему корешу надо отдохнуть.
Бедняга Пьеро… Он был не в лучшей форме. Рухнув при входе на здоровенную канистру, он был бледен, щеки ввалились, под глазами синяки. Не украшала его и щетина на подбородке. Он с отсутствующим видом рассматривал деваху.
Не торопясь та встает, пересекает комнату, подбирает разбросанные на покрышках вещички и с полным равнодушием к окружающим, словно никого кругом нет, начинает одеваться.
Беру Пьеро за руку и укладываю на постель, подложив под голову подушку. Только после этого оборачиваюсь к Карно.
Краем глаза я уже давно заметил, что он как-то странно поглядывает вокруг. Гнев его прошел, он даже позабыл о своих жалобах и переживаниях, ну обо всем таком. Теперь, увидев брюки в крови, он думал только, в какое дерьмо вляпался по нашей вине. Не мог оторваться от них. Его страх нарастал с каждой минутой. Это было четко видно по его глазам, которые становились все более круглыми, по раскрытой от удивления пасти.
— Откуда кровь? — наконец выдавливает он слабым голосом.
— Обычная кровь, — объясняю, — группа «А», резус положительный. Ты ничего не видел!
— Ясно, не видел. Но мне это не нравится.
И обрушивается на нас с новой силой.
— Вам надо скорее смыться. Я не хочу иметь неприятности с фараонами.
— Ты прав, Карно, ты прав…
Хлебнув бурды, которую он держал в дорожной фляге, я снова пытаюсь его унять.
— Ты не думай, мы никого не убивали. Просто взяли напрокат тачку и попались одному придурку, приятелю мадам.
Веки Пьеро закрылись сами собой. Бессонная ночь, операция, страх и укол были уж слишком большим испытанием для его нежного сердца. Он закрыл свою лавочку. Даже голая девка больше не интересовала его. Та же, сука, как нарочно, медленно одевалась и тщательно причесывалась. А затем с полным бесстыдством натянула свои высокие сапоги и черный свитер. Мне было неприятно на все это смотреть. Здорово неприятно и как-то неловко рассматривать ее треугольник. Зная, что Карно следит за мной, я не смел поднять на него глаза. Как же было ему не потешаться над моим смущенным видом. Тем более что я уже не отрывал глаз от ее вздутого лобка и выглядел ну заправской целочкой. В конце концов она натянула свою короткую юбку, ничего не надев под нее.
— Вы только поглядите на эту шлюху, — с отвращением произнес Карно. — У нее даже трусов нет.
А та поднимает свою меховую шубку и спрашивает, может ли она наконец уйти.
— Почему у тебя нет трусов?
Это неожиданно спрашивает Пьеро. Чтобы задать вопрос, он открыл один глаз.
Девица вздыхает и просит отпустить ее. Ей, мол, все обрыдло. Нам тоже все обрыдло.
— А ты не торопись, — говорю. — С тобой мы еще не разобрались.
— Отвечай на мой вопрос! — орет Пьеро, внезапно выпрямившись на своем ложе.
— Не вставай, — говорю ему. — Не дури. Тебе надо отдохнуть.
Он не желает ничего слушать. И в ярости вскакивает.
— Вот! Смотри, что наделал твой дружок! — показывает он, начиная отдирать пластырь, прикрывающий пах. Я пытаюсь его усадить, уложить. Ничего не выходит. Он требует, чтобы от него отстали, и орет все громче и громче.
— А если у меня он больше не встанет? Никогда! Пусть эта шлюха смотрит! Нет никаких сил его унять.
— Перестань орать, — говорю. — У тебя там все в порядке.
И тут голос подает деваха:
— Да при чем тут я, черт возьми! Не я же стреляла! Мне было начхать, что у него сперли «ДС»!
— Кто этот мужик?
