он уклончиво, будто не был уверен в себе и никак не мог решить, что же ему делать с Сандерсом.
— Даже хуже. Он безумец, он совсем свихнулся.
Он повернулся и начал подниматься по ступенькам, махнув рукой Сандерсу, будто поощряя его к самостоятельной вылазке в лес.
— Будьте настороже, никогда не знаешь, что выкинет лес в следующий миг. Не останавливайтесь, лучше уж кружите на одном месте.
— Подождите минутку! — позвал его Сандерс. — Я хочу остаться здесь. Мне нужна карта, я должен разыскать этот самый отель «Бурбон».
— Карта? Какой теперь от нее прок? — Торенсен колебался, поглядывая на беседку, — словно опасался, что Сандерс чем-то осквернит ее светозарную белизну. Когда доктор бессильно уронил руки, Торенсен, пожав плечами, кивнул своим людям, чтобы они от него не отставали.
— Торенсен! — Сандерс шагнул вперед. Он показал на молодого африканца с перевязанной ногой. — Дайте мне осмотреть его и оказать помощь. Я же врач.
Все трое обернулись, даже огромный мулат с интересом воззрился на Сандерса. На дне его злобных глаз промелькнула искорка небескорыстного интереса. Торенсен глядел на Сандерса сверху вниз, как будто видел его в первый раз.
— Врач? Ну да, Радек говорил… помню-помню. Хорошо, доктор?..
— Сандерс. У меня с собой ничего нет, ни медикаментов, ни…
— Все в порядке, доктор, — сказал Торенсен. — Это даже очень хорошо. — Он кивнул сам себе, будто все еще решая, стоит ли приглашать Сандерса в беседку. Потом смягчился: — Ладно, доктор, можете зайти минут на пять. Возможно, я вас кое о чем попрошу.
Доктор Сандерс поднялся на веранду. Вся беседка состояла из одной-единственной круглой комнаты с примыкавшей к ней сзади крохотной кухонькой и кладовкой.
Окна закрывали темные ставни, ныне накрепко скованные с оконными рамами кристаллами, заполнившими промежуток между ними, и свет проникал внутрь только через дверь.
Торенсен окинул взглядом лес и спрятал револьвер. Подождав, пока оба африканца отправятся вокруг беседки к задней двери, он повернул дверную ручку. Сквозь покрытое изморозью стекло Сандерс разглядел смутные очертания большой кровати с высоким пологом, несомненно перенесенной сюда из спальни дома, послужившего им с Вентрессом укрытием от бури. На пологе красного дерева, прижав к губам свирели, резвились позолоченные купидоны, а поддерживали его на вытянутых вверх руках четыре обнаженные кариатиды.
Торенсен прочистил горло.
— Миссис… Вентресс, — наконец объяснил он, понизив голос.
Серена
Взгляд их застыл на покоившейся в постели фигуре; она лежала, откинувшись на валик и выпростав горячечную руку поверх шелкового стеганого покрывала. Поначалу доктору Сандерсу показалось, что перед ним пожилая женщина, возможно мать Вентресса, но потом он сообразил, что она молода, еще почти ребенок, лет двадцати или чуть больше. Длинные платиновые волосы белой шалью прикрывали ее плечи, тонкое лицо с высокими скулами тянулось к источнику скудного света. Не исключено, что в свое время ее хрупкая фарфоровая красота завораживала взгляд, но теперь полупрозрачная кожа и померкший блеск глаз делали молодую женщину преждевременно состарившейся и напоминали доктору Сандерсу его пациентов из детской палаты соседнего с лепрозорием госпиталя в последние минуты их жизни.
— Торенсен, — расколол янтарный полумрак ее голос. — Опять холодает. Не развести ли огонь?
— Дерево не будет гореть, Серена. Оно все превратилось в стекло. — Торенсен стоял в изножье кровати, глядя сверху вниз на молодую женщину. В своей кожаной куртке он походил на полицейского, неловко переминающегося с ноги на ногу в комнате больного, куда его заставил прийти долг. Он расстегнул молнию на куртке. — Посмотри, что я принес тебе, Серена, они тебе помогут.
Он нагнулся и рассыпал по покрывалу несколько пригоршней красных и синих драгоценных камней. Рубины и сапфиры самых разных размеров засверкали в меркнущем послеполуденном свете с лихорадочной силой.
— Спасибо, Торенсен… — Голая рука девушки скользнула по покрывалу к самоцветам. От алчности в ее полудетском лице появилось что-то лисье. В глазах у нее неожиданно промелькнул отблеск лукавого коварства, и Сандерс смутно начал понимать, почему этот детина относится к ней с таким почтением. Зачерпнув полную горсть драгоценностей, она крепко прижала их к своей шее; на коже в этих местах появились синие пятна, похожие на следы от пальцев. Казалось, прикосновение камней оживило ее, она пошевелила ногами, и несколько камней соскользнуло с покрывала на пол. Она подняла глаза на доктора Сандерса, потом повернулась к Торенсену.
— В кого ты стрелял? — спросила она чуть погодя. — Я слышала выстрелы. От них у меня разболелась голова.
— В крокодила, Серена. В округе немало коварных крокодилов. Приходится держать ухо востро.
Молодая женщина кивнула. Рукой с зажатой в ней пригоршней самоцветов она показала на Сандерса:
— Кто это такой? Что он тут делает?
— Это врач, Серена. Его прислал капитан Радек.
— Но ты говорил, что мне не нужны никакие врачи.
— Ну конечно, Серена, мне ли этого не знать. Доктор Сандерс просто зашел осмотреть одного из африканцев.
Выдавливая из себя вымученные ответы, Торенсен не переставая разглаживал лацканы своей куртки, глядя куда угодно, только не на Серену.
Сочтя, что теперь-то Торенсен даст ему осмотреть молодую женщину, Сандерс подошел поближе к кровати. Затрудненное дыхание свидетельствовало о чахотке, а анемия не вызывала никаких сомнений, но он все же протянул руку, чтобы взять ее за запястье.
— Доктор… — Повинуясь какому-то противоречивому порыву, Торенсен потянул его в сторону от кровати. Сделав рукой невнятный жест, он махнул ею по направлению к кухонной двери.
— Я думаю, позднее, доктор, ладно? — Он быстро обернулся к молодой женщине. — Тебе лучше немного отдохнуть, Серена.
— Но, Торенсен, мне этого мало, ты всего-то и принес сегодня… — Ее рука, словно клешня, обшаривала покрывало в поисках драгоценностей, тех самых камней, которые Торенсен с мулатом забрали совсем недавно из встроенного в стену сейфа.
Сандерс собрался было возразить, но Серена уже отвернулась от них и, казалось, погрузилась в сон, а самоцветы, как скарабеи, остались лежать на белой коже ее груди.
Торенсен слегка подтолкнул Сандерса локтем. Они вышли на кухню. Перед тем как закрыть за собой дверь, Торенсен окинул молодую женщину тоскливым взглядом, словно боясь, что она может обратиться в прах, стоит ему ее покинуть.
Не вполне отдавая себе отчет в присутствии Сандерса, он пробормотал:
— Нам надо бы перекусить.
В дальнем конце кухни, у самой входной двери, на скамейке сидели, подремывая над своим оружием, мулат и обнаженный африканец. Кухня была почти пуста. Отключенный холодильник громоздился на холодной плите. Открыв его дверцу, Торенсен начал опустошать свои карманы, перекладывая оставшиеся драгоценные камни на полки холодильника, где они рассыпались, словно вишни, среди полудюжины банок консервированной говядины и бобов. Как и все остальное в кухне, холодильник снаружи был покрыт легким глянцем изморози, но внутри стенки его камеры оставались чистыми.
— Кто она такая? — спросил доктор Сандерс, когда Торенсен вскрыл банку. — Вам необходимо
