от преследования своих собственных фаворитов и искать убежища на чужой стороне, подобно императрице Евгении. Черная Звезда уже давно переселился к предкам, и теперь остался только один потомок, только одна отрасль этого несчастного, лишенного отечества королевского сына, это — инфанта Инесса Барселонская.
— Она живет во дворце по ту сторону Гранады?
— Да, дон Рамиро.
— Друг Олимпио и его жены?
— Это она! Быть может, колокол Виллильский, который мы слышали по дороге, не пророчит на этот раз бедствий Испании; может быть, он возвещает, если инфанта примет мое предложение, празднование мира, отмечаемое потомками тех, которые некогда взяли на свою душу ужасный грех!
— Дай Бог, — сказал Рамиро Теба, который прибыл издалека и вместе с сыном дона Карлоса ехал теперь из Лиссабона в Гранаду. — Теперь мне понятна вся тайна Черной Звезды и вашей скрытности!
— Виллильский колокол сделал меня откровенным, дон Рамиро! Вы приехали из Бразилии навестить дона Олимпио Агуадо, и совет короля, дона Педро, побудил меня отправиться вместе с вами в путь, когда я решился предложить свою руку инфанте Барселонской.
— Но любите ли вы действительно инфанту? — спросил искренно Рамиро.
— Я видел ее несколько лет тому назад в Мадриде, когда, на обратном пути из Франции, она ехала в свою виллу в Гранаде. Я увидел ее, и ее образ зажег пламя в моем сердце. Притом я вспомнил о нашей наследственной— вине, и когда я разговаривал с инфантой, то ясно понял, что жизнь нисколько не изменила ее печального взгляда на людей. Подумайте, дон Рамиро, где она жила…
— Я все знаю, принц, — сказал сын Евгении серьезно и мрачно.
— Далее, вспомните, что инфанта при жизни своих родителей вела кочевую жизнь и научилась избегать людей. Черная Звезда был отверженник, дон Рамиро; не мог ли он завещать свое воззрение, свою ненависть не только жене, которая так скорбела у его трупа, но и своему единственному дитяти? О, инфанта прекрасна! Инфанта будет походить на ангела, если найдет существо, которое твердой рукой поведет ее ко всему честному и благородному. Инфанта — звезда моей жизни, но не темная, а ярко сияющая, чудная звезда, которую я в состоянии обожать и которой готов молиться.
— Вы любите инфанту, принц, — сказал Рамиро, — ваши слова доказывают это. Вы безумно и от всей души любите эту благородную донну!
Сын дона Карлоса, не выпускавший руки Рамиро, посмотрел на него светлым взглядом и сказал нежно и тихо:
— Да, дон Рамиро, я горячо и страстно люблю Инессу, но не знаю, есть ли в ее сердце хоть капля любви ко мне. Вы видите, что эта неуверенность страшно мучает меня. Я охотно уступаю другому трон Испании, нет ничего завидного в настоящее время носить корону этой страны, но я хочу насладиться любовью, истинной любовью и загладить тот грех, наказание за который, как сказано в Библии, будет преследовать до тысячного поколения. Это цель моей жизни, дон Рамиро, и я тогда только буду ликовать, когда инфанта с истинной любовью протянет мне руку!
— Вы говорите, как будто сомневаетесь, принц!
— Не забывайте прежней жизни инфанты. Она ненавидит людей!
— Но вы подходите к ней с честными намерениями и с чистой истинной любовью.
— А если она не поверит?
— Вы правы, принц. Прошедшее и тяжкие испытания могли печально подействовать на инфанту и совершенно охладить ее душу. Но я знаю, что инфанта верит Олимпио Агуадо и уважает его жену, — что если бы вы сообщили прежде ваше намерение и вашу благородную тайну этим любимым инфантой людям!
— Я хотя слышал, что дон Агуадо был преданным генералом моему отцу, но я не знаком ни с ним, ни с его женой!
— В таком случае предоставьте это мне, принц. Я не только знаю благородного дона и его супругу, но и люблю их; поэтому могу заранее обещать вам, что вы найдете в них обоих самых верных советников и преданных друзей, как только вы скажете, кто вы. Дон Олимпио Агуадо проливал кровь за вашего отца, дона Карлоса, и, конечно, не откажется, если это будет необходимо, замолвить словечко за вас. Я уверен в этом. Но уже начинает светать; отправимся.
Виллильский колокол умолк во время этого разговора. Глубокая тишина распространилась по равнине Вега. Утренний полусвет разливался по Гранадским долинам и наполнял все окрестности теми таинственными сумерками, которые предшествуют восходу солнца.
Оба всадника, прочтя краткую молитву, поехали дальше. Перед ними расстилалась зеленая равнина, освещенная наступающим весенним утром. Они приехали к стенам Альгамбры, кое-где украшенным башнями.
Наконец появилось солнце, и всадники увидели у подножия холма спрятавшийся дворец Олимпио Агуадо, а напротив него, отделявшуюся одним только парком, прелестную дачу инфанты Барселонской, скрытую за великолепными пальмами.
Сияющее утреннее солнце освещало эту дивную страну. Растопленным золотом оно сияло на окнах дворца и лелеяло цветы в садах, с которыми разлучилось на ночь.
В этом дворце Олимпио вкушал счастье и мир со своей женой, скрывшись от мирской суеты. Здесь он нашел покой, которого давно желал для себя и Долорес. Здесь нашел он то, чего в своих мечтах просил у Бога для счастья своей жизни.
Долорес, это много страдавшее существо, нашла со своим дорогим Олимпио счастье, которое она заслужила в борьбе с тяжкими ударами судьбы.
Золотистый утренний свет уже освещал парк и дом, когда оба всадника остановились у ворот дворца. Ночная свежесть еще лежала на вершинах деревьев; роса словно жемчуг покрывала кустарники и траву. Великолепные гранатные и апельсиновые деревья росли вокруг зеленой площади, посреди которой фонтан выбрасывал вверх струи холодной воды, распространяя вокруг блестящую пыль. По обеим сторонам аллей, ведущих к террасе, цвели каштаны, а внизу тянулись гряды с благоухающими цветами.
Вдали виднелись конюшни и жилища слуг и работников, с той же стороны, где находилась вилла инфанты, был разбит великолепный парк.
Когда оба всадника приблизились к воротам, к ним подошел слуга, узнать о причине их посещения и принять их лошадей.
— Я очень желал бы обрадовать вашего благородного дона, — сказал Рамиро, платье которого, так же как и платье инфанта, запылилось от долгого пути, — но мне кажется, что еще очень рано!
В эту минуту с террасы быстро сошел высокий, широкоплечий слуга, который заметил всадников из великолепно украшенного и величественного замка.
Он с любопытством посмотрел на обоих гостей, прибывших так рано, но когда подошел ближе, его благообразные черты прояснились. Он поклонился с большим уважением инфанту и Рамиро, который, соскочив с лошади, протянул ему руку.
— Да благословит вас Бог, Валентине, вы еще узнали меня?
— Как же мне не узнать вас, граф Рамиро Теба! Вот что называется приятный сюрприз! Но как же вы переменились, лицо загорело, выросла великолепная борода!.. Я должен доложить дону Олимпио…
— Нет, нет, Валентино, — вскричал молодой граф Теба, удерживая слугу, совершенно растерявшегося от радости и теперь только вспомнившего, как обрадуется его господин приезду гостей. — Принц и я, мы хотим явиться неожиданно к вашему господину!
— О, это счастливый день, праздник, — вскричал Валентино. — Эй, люди, скорее ведите лошадей в конюшню! А как обрадуется дон Олимпио и его супруга. Вы слышали о новом счастье, граф?
— Нет, мой друг, что случилось?..
— О Господи! Пять месяцев тому назад родился маленький дон Олимпио, — рассказывал Валентино с сияющим лицом. — Вы все увидите, все узнаете! Что за мальчик!
— Может быть, мы их обеспокоим своим ранним приходом, — заметил инфант.
— О, нет, избави Господи! Благородный дон уже давно в парке, а донна Долорес с ребенком сейчас выйдет! Идите скорее! Это будет такая радость, что я не могу и передать!
Оба гостя обменялись взглядом, в котором выразилось удовольствие от радостного приема
