мне услугу?
— Но для этого вы должны прежде освободиться.
— Да, и потому?..
— Я скажу вам на это: оставьте при себе свои деньги; освободить вас я не могу, благородный дон, хотя бы и открыл вам двери камеры; это не помогло бы нам, так как мы оба не можем выйти отсюда! Не могу ли вам оказать другой услуги?
— Принесите мне еще раз перо и лист бумаги.
— С удовольствием, благородный дон, — сказал сторож и сейчас же вернулся, принеся требуемое.
Олимпио написал что-то на одном листе бумаги.
— Умеете ли вы читать, старик? — спросил он.
— Да, ваш почерк! Вы выводите большие буквы.
— Возьмите и прочитайте, я дарю вам эту записку.
Сторож взял лист и, поднеся его к фонарю, прочел:
— Что же это значит? — спросил сторож, смотря на лист.
— Я не могу вам дать вина и потому банкир Мирес должен выплатить вам по этой записке семь тысяч франков.
— И я должен их оставить себе, благородный дон?
— Это вашим шестерым детям и седьмому, которого вы ожидаете.
— О, Царь мой небесный, — вскричал старик и слезы радости выступили на его глазах. — Не шутите ли вы со мной, благородный господин?
— Нет, нет, старик! Я не требую от вас за это никаких услуг и не подвергну вас опасности. Я желал только облегчить вашу жизнь и обеспечить ваше будущее. Однако вы, кажется, собираетесь встать передо мной на колени? Не делайте этого, только перед Богом становятся на колени, а я ваш пленный.
— Клянусь Пресвятой Девой, вы благороднейший человек в мире, — вскричал старик и слезы покатились по его морщинистым щекам. — Ах, что скажет моя жена, моя добрая жена. Она ни разу не видела в своей жизни столько денег. О, Царь мой небесный, чего бы я только не исполнил от радости.
Олимпио смотрел на сторожа, которого осчастливил. Ему никогда не было так приятно, как теперь, при виде радостных слез, проливаемых стариком. Он пожал ему руку и отправил его к жене.
XII. ИДИЛЛИЯ В ФОНТЕНБЛО
Двор на время удалился в старый громадный замок Фонтенбло, с залами и галереями которого связано столько исторических воспоминаний.
Здесь развелся Наполеон I с Жозефиной и прощался впоследствии со своей гвардией; здесь был заключен папа Пий VI и Карл IV испанский; здесь Наполеон I подписал свое отречение от престола.
За дворцом находится английский сад, красивый, тенистый, с виноградными беседками и темными аллеями.
Евгения любила изредка собирать в Фонтенбло большие и маленькие общества. Она с удовольствием развлекалась спектаклями и представлениями, которые устраивались веселыми членами двора.
Сам Наполеон любил посмотреть на нескромную игру дам дипломатического корпуса, между которыми первое место занимала графиня Меттерних, неутомимая в придумывании новых шуток и сцен, чтобы, как говаривала она Наполеону, разогнать тоску и хоть раз насладиться жизнью, подобно другим людям.
В тот вечер, о котором мы намерены рассказать, собралось в высоких залах, украшенных великолепными картинами, множество гостей императорской фамилии.
Это было большое блестящее общество, в котором дамы и мужчины щеголяли друг перед другом изысканностью туалетов.
Тут была принцесса Матильда, герцогиня Конти, графиня Эслинген, князь Меттерних, принц Наполеон, граф Таше де ла Пажери, много министров, посланников и генералов, но не было видно герцогини Боссано, княгини Меттерних, маркизы Фульез, Флери, Мак-Магона, Клапареда и других блестящих знаменитостей двора.
Гости по секрету передавали друг другу, что в этот вечер приготовлен необыкновенно веселый сюрприз.
Ослепительно освещенные бесчисленными свечами и канделябрами залы более и более наполнялись гостями. Шелк шуршал по паркету, драгоценные камни и ордена блестели всюду. Роскошные кокетливые туалеты, маленькие, очаровательные ножки хотели, казалось, перещеголять друг друга.
Вскоре в зал вошли Наполеон и Евгения со свитой. Наполеон был одет в простой черный фрак с несколькими орденскими лентами. Евгения, думая ослепить и затмить всех своей роскошью, была в усеянном бриллиантами зеленом атласном платье и в дорогой кружевной мантилье, которая позволяла видеть пышные очаровательные формы; ее золотистые волосы были украшены небольшой диадемой из самых ценных камней.
Свобода и непринужденность, нравящиеся Евгении, царили на праздниках Фонтенбло. Гости, нисколько не стесняясь, шутили, смеялись, болтали и острили; мужчины удивлялись модным костюмам дам, их маленьким ножкам и красивым ручкам, произнося при этом далеко нескромные двусмысленности.
Ирония, осмеяние всего разумного, внешний блеск, внутренняя пустота были в моде в высшем кругу общества, где нравственность и скромность назывались глупостью.
Когда Евгения, переговорив с графиней Эслинген, подошла к Меттерниху, чтобы услышать от него похвалы и комплименты, к группе подошел граф Таше де ла Пажери; казалось, он хотел сообщить весьма важную новость блестящей супруге Людовика Наполеона, красота и рассчитанный туалет которой ослепляли и как будто говорили обществу: «Посмотрите и сознайтесь, что время не влияет на меня, и я затмеваю собой всех решительно! Кто может не удивляться мне!»
Евгения заметила своего обер-церемониймейстера и его желание сообщить ей какое-то известие. Прервав разговор с Меттернихом, она обернулась к графу Таше де ла Пажери.
— Вы желаете говорить со мной, граф? — спросила она.
— Прошу вас, государыня, — проговорил обер-церемониймейстер, сделав таинственный вид и низко кланяясь.
— Что вам угодно, говорите, граф.
— Директор Консьержери только что сообщил мне один странный случай, подробности которого еще нельзя объяснить, — прошептал обер-церемониймейстер.
Евгения вопросительно взглянула на него, присутствующие отошли на несколько шагов.
— Что случилось? — спросила она тихо.
— Сегодня утром в комнате дона Агуадо найдены следы случившегося с ним несчастья, вероятно, в минувшую ночь. Генерал выпил вино, в комнате найдена почти пустая бутылка.
— Далее!
— Действие этого вина было необыкновенно сильно и вредно. По крайней мере, по внешним признакам видно, что генералом овладел пароксизм или припадок сумасшествия.
— Из чего же заключают это?
— Возле окна замечены капли крови и разорванная в клочки одежда.
— А сам генерал?
— В припадке безумия бросился, вероятно, из своего окна! Стена разломана, комната пуста!
— Отыскали ли труп несчастного? — произнесла Евгения с участием, между тем как в душе она торжествовала.
— Он упал в Сену и исчез в ней без следа.
— Ужасное происшествие! Позаботьтесь, граф, чтобы не узнали о нем мои гости, а то оно может
